Северное сияние ее глаз
Шрифт:
— Спасибо, — говорит ОН.
Но сейчас вечер, серые тучи затянули небо. Вот, глядите, я иду по тротуару, мимо рекламного щита "Позвоните родителям", обгоняю пожилого человека в старых пыльных башмаках. Прохожу мимо дверей кафе, откуда гремит развеселая музыка. И я улыбаюсь. Мои губы шевелятся. ОН в этот момент склонился над компьютером, и ЕГО пальцы набирают на клавиатуре очередной текст. Тот самый текст, который шепчу ему я. Днем он пишет совершенно другие произведения. Днем я его Муза и другой ритм жизни бросает ему под ноги светлый город.
Говорят,
Перехожу через дорогу и улыбаюсь. Мир застыл с обеих сторон. Зеленый свет для пешеходов. Я вижу лица водителей из-за стекол своих автомобилей. Ни одного улыбающегося лица. Сидя в прокуренном салоне, опаздывая на работу, за покупками, за ребенком в детский сад, выстукивая пальцем по нагретой солнцем пластмассе баранке, сложно, знаете ли, улыбаться. Больше хочется закурить.
В который раз за свою жизнь я рада, что не курю.
Далее, через дорогу, сворачиваю направо. Там, по тротуару, вдоль крылечек домов, мимо пустых еще лавочек, бабушек, торгующих семечками. Тротуар вымощен узорной плиткой рыжего цвета. Здесь светло. Горят фонари, разгоняя темноту по углам и щелям. Люди идут мне навстречу, обгоняют сзади. Некоторые оглядываются, другие равнодушны.
Вон подъезд нужного мне дома. Возле него стоят автомобили. На лавочке сидит старушка и смотрит куда-то вдаль. Наверняка, у нее есть своя Муза, которая нашептывает ей на ухо какие-то слова.
В подъезде прохладно и светло. Горит лампа дневного света, обнажая надписи на стенах, следы от окурков, пыльные разводы подошв чьих-то ботинок, отпечатки задниц и ладоней. Жирная красная полоса губной помады подчеркивает не менее жирное слово "Блядь" на пол стены. Яркий свет иногда приносит много интересного в нашу жизнь.
На лифте поднимаюсь на восьмой этаж. Мои губы шевелятся. Даже здесь, за толстыми стенами, я ощущаю, как пульсирует город. Его жизнь. Его ритм. Его сердцебиение.
Я открываю дверь и захожу в квартиру. Я еще не разулась, но уже слышу, что компьютер выключен. Мои губы шевелятся зря — ОН не пишет.
Нужна ли Муза Светлая в этой квартире? Стоит ли вообще разуваться?
Я замираю на пороге, склонившись в интересной позе: одной рукой держусь за пятку туфли, второй опираюсь о край тумбочки. Сумочка свесилась с плеча и вот-вот упадет.
Я окликаю его по имени. Вижу тень, скользнувшую по полу. ОН выходит из кухни.
— Привет.
ОН кивает. Под глазами его темные круги, волосы взъерошены. В уголках губ — белые пятнышки. Он стоит в джинсах и белой футболке. Скрестил руки на груди. Он рад мне. Но что-то терзает его. Муза видит его боль, не хуже, чем Ангел-грусти, залетавший недавно погостить.
Я скидываю туфли, кладу сумочку на тумбочку. Снимаю пальто.
— Что
ОН пожимает плечами. Я подхожу и кладу руки ему на плечи. Мое лицо очень близко от ЕГО лица. Но у нас не будет поцелуя. Я его Муза, но не любовница. Я знаю, что ЕГО любовь ко мне сильна и безгранична. Я вижу ЕГО любовь, исходящую от его сознания, от биения его сердца, от его взгляда и его дыхания. Но я прихожу сюда не за любовью. Я прихожу сюда, помочь ЕМУ творить. Моя профессия — Муза, как бы скверно это иногда не звучало.
Раньше ОН не сдерживался и пытался поцеловать меня, но я всегда ускользала, и тогда возникали неловкие ситуации (улыбки на лицах, молчание, кто-то запускал пальцы в волосы и теребил прическу). Потом ОН привык и смирился. ОН понял, что любить Музу надо на расстоянии.
Я смотрю в ЕГО глаза. Они наполнены тоской. Его желание обнять меня настолько велико в эту секунду, что я отстраняюсь. Я не создана для любви.
Обхожу его и захожу в кухню. О, как хочется крепкого чая.
— Почему не пишешь?
На столике стоит пепельница, дымится сигарета. Чайник горячий.
— Не пишется, — он стоит в дверях, также скрестив руки на груди.
— Мало ли, что не пишется. Я для кого стараюсь?
— Не выходит. — Говорит ОН, — я сегодня целый день только одним и занимаюсь: пишу и удаляю. Напишу абзац и удаляю. Еще один, и снова удаляю. Ничего не получается.
— Все тот же рассказ о девушке, которая заигрывала с судьбой?
ОН кивает. Я так и думала. Беру кружку, наливаю кипятку и опускаю пакетик с чаем. Муза Светлая любит чай. За окном бешено стучит сердце большого города. Слышен шум автомобилей, кричат дети, играет музыка.
— Чувствуешь ритм? — спрашиваю.
— Он мне мешает.
— Закрыть окно не пробовал?
— Если б это могло помочь! — ОН проходит на кухню, садится в кресло, напротив раскрытого ноутбука. Обхватывает лохматую голову руками. При мне ОН всегда стесняется курить. Сигарета тлеет в пепельнице.
— Я чувствую, что со мной что-то происходит. Что-то не то. Мысли вертятся в голове, крутятся, бегают. Вот, думаю, сейчас сяду и что-нибудь напишу. А только сажусь, и все. Пустота. Словно камнем по голове. Не получается написать ни строчки. Как будто, знаешь, как будто в одно мгновение становлюсь глухим, слепым и немым. Такой инвалид перед ноутбуком. Только пальчиками шевелю.
ОН обрывает сам себя, сжимает кулаки, разжимает. ЕГО губы так плотно сжаты, что становятся белыми.
— Это творческий кризис, — говорит ОН, — я боялся.
Я же смотрю на улицу за окном. Вечереет. Солнце бордовым полукругом висит над крышами домов. Тучи словно застыли на месте. Солнечные лучи тонут в серости, отражаются от окон, раскидывают свет по улицам и дорогам.
Если сейчас придет темнота, значит, где-то в другом месте обязательно появится свет.
— Что мне делать?
Я перевожу взгляд на НЕГО. Ритм бегущего города постепенно — очень медленно — замедляется. Город, словно завершивший бег спортсмен, глубоко дышит и успокаивается.