Северные горы
Шрифт:
Но не знаешь, как он хрустит под ногами и сверкает радугой.
Ты никогда не слышала наших песен,
Я бы спел, но ты не поймешь, о чем я пою,
Да и голос у меня не приспособлен для песен.
Ты никогда не носила полосатых платьев,
Не собирала ягод на склонах Асселиты -
И хорошо, а то бы мне пришлось воевать за тебя с Огненноликим, -
Но я вижу тебя под крышей моего старого дома
В горном поселке, где нет водопровода и электричества,
И чудится мне, что тебе там самое место
И там мы счастливы.
Оревалат Аартелинур
"Ты никогда не видела гор"
из сборника "Отрывки из жизни"
– -
Артан вернулся позже, чем обычно, зато привез к ужину связку сушеной рыбы и большой арбуз. Марен помогла Карине с готовкой, поужинала вместе с ними за шатким пластиковым столиком и собралась домой.
— Может быть, завтра кто-нибудь зайдет тебя навестить, — сказала она на прощанье.
Едва за ней закрылась дверь, Артан подхватил Карину на руки и закружился по комнате.
— Что это ты такой веселый? — с подозрением спросила Карина.
— Не скажу, — ответил он. — Есть одна недурная перспектива, если выгорит — узнаешь. Боюсь спугнуть удачу. Пойдем в постель, женщина. Я так тебя хочу, что сейчас завалю прямо на пол.
— Ой, не надо на пол, он твердый и пыльный, — заверещала Карина и прыгнула на топчан.
— Пыльный? Кто же не подмел его? Неужели Марен, лентяйка эдакая?
— Марен, Марен, — запела Карина. — Я хорошая, а Марен лентяйка!
— Ты, значит, не лентяйка? — грозно спросил Артан и повалился рядом с ней на кровать. — Ну-ка, поглядим!
И они не ленились далеко заполночь, пока не уснули от усталости.
– -
Солнце выкатывается из-за горизонта огромное, багровое, злое. Стекла загораются пожаром, встречая его, и мне кажется — в воздухе повис удушливый запах дыма. Но нет никакого дыма и огня нет, просто я не спал всю ночь и настроение у меня отвратительное. Я устал от города, но не могу пока оставить его. Он раздражает меня своей суетой, многолюдьем, грязью и вонью. Я пытаюсь вспомнить золотой рассвет над горами — но вспоминается такой же злой и кровавый, как сегодня. Я пытаюсь вспомнить зеленые леса моей родины — а вижу пыльную серую листву тощих городских деревьев. И дома, дома, старые и облезлые, новые и холодные, вместо растений тут камень, мертвый, страшный, щербатый бетон, трухлявое железо, битое стекло. Я открываю кран и сую голову под холодную воду, пахнущую ржавчиной. Кран гудит и плюется, голову ломит от холода. Какие демоны заставили меня сидеть при подслеповатой лампе над засаленной тетрадью до самого рассвета? что за глупые слова толпились в моей голове? Я подхожу к столу и смотрю на исчерканную бумагу. Только одна строка: "Зеленые звезды дрожат далеко внизу". Что я хотел этим сказать? Почему мучился до утра с этими звездами? Я падаю в постель, обессиленный. Глаза мои слипаются, и я проваливаюсь в сон, успев увидеть далеко внизу дрожащие зеленые звезды.
Оревалат Аартелинур
"Зеленые звезды"
из сборника "Отрывки из жизни"
– -
Жизнь понемногу начинала налаживаться. Карина нашла подход к соседским детям — тормошила Артана, требуя все новых и новых сказок, а потом пересказывала его истории. Некоторые из подростков даже стали называть ее по имени, после того как она объяснила им, что это имя-для-людей и его можно без боязни произносить вслух. Среди подростков, приехавших на заработки со взрослыми, обнаружилась даже одна девочка — шестнадцатилетняя Тиука, жившая в соседнем доме с молчаливым угрюмым отцом Раттиреном. Раттирен работал официантом в ресторанчике "Нож и вилка" на другом конце города, а Тиука стирала белье в муниципальной больнице для бедных. Она и Раимман, племянник большого бандита, были самыми преданными слушателями Карины.
— Если бы ты не была такая белая, ты могла бы стать нашей, — сказал ей как-то Раимман. Карина уже достаточно обтесалась, чтобы оценить комплимент по достоинству.
Артан целыми днями гонял по городу неказистый зеленый с красным флаер и временами заговаривал о выгодной работе, которая скоро, возможно, упадет с неба в его руки.
— И уж, не сомневайся, я ухвачу ее крепко, — смеялся он. Карина надеялась, что так он и сделает, потому что подозрения догадливой Марен оказались верными, и теперь у Карины был заметен небольшой круглый живот, в котором зрел коричневый младенец.
Иногда им удавалось выкроить вечерок, чтобы слетать на озеро "поискать лифчик". Артан стал еще нежнее, чем прежде, боясь "повредить маленькому". "Вот еще, — смеялась Карина, — должен же сын знать, чем папа его сделал. Боюсь, он забывчив. Надо напоминать почаще".
Два-три раза в неделю забегала Марен, вытаскивала Карину на прогулку, слушала турепанские легенды с неменьшим энтузиазмом, чем белоглазые соседские ребята, и уходила, довольная обстановкой в молодой семье.
В день Весеннего праздника, который в тупике отмечали с великим шумом — жарили целого барана в яме, выложенной кирпичом, варили хмельной турепанский мед из сухих фруктов и корня теригуты, черного и сладкого, пели варварские песни под бубен и смешную махонькую горскую скрипку с визгливым голосом, — в этот день Артан приехал раньше обычного и вытащил с заднего сиденья своего флаера пластиковый чехол. В чехле была умопомрачительной красоты шоферская форма, черная, с золотыми галунами.
— Пляши, женщина! — закричал он с порога. — Работа упала мне в руки, и я ее держу!
Карина устала от праздничного гама и суеты, у нее болела голова, а коричневый младенец брыкался больше обычного. Но от радостного голоса Артана она подскочила на топчане, села, заулыбалась.
— Плясать что-то нет сил, — сказала она. — Уж извини. Но не томи, рассказывай, что за работа-то!
Артан присел рядом с ней на одеяло и положил руку на ее живот. Младенец немедленно наподдал изнутри.
— Развоевался, — с уважением сказал будущий папаша.
— Ноги тренирует, быстрее всех бегать хочет, — отозвалась будущая мамаша. — Не отвлекайся. Рассказывай.
Да, это была удача! Сын сводного брата троюродного дяди известного бандита, племянником которого был Раимман, оставил работу и возвращается в горы, к старым уже родителям и жене с малышами. На освободившееся место — спасибо соседям, кое-кто слово замолвил, — с завтрашнего дня выходит Артан. Он будет возить большого начальника на огромном черном с золотом флаере. Платят за это втрое больше, чем удавалось зашибить на зеленой машине в красный горошек. А старую машину можно будет продать, тем более и покупатель есть — Раттирен уже интересовался, хочет бросить работу в ресторане. Думает, шофером полегче будет и повеселее. Опять же, сам себе хозяин.