Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве
Шрифт:
Со мной путешествует моя приятельница г-жа Бимиш, шведская дама, муж которой – англичанин. (Здесь Стокгэм ошибалась: Фок был шведским джентльменом. – Б. Х.) Это очень одаренная и интересная женщина. Подобно мне, она живо интересуется религией и новыми направлениями религиозной мысли, которые, кажется, приобрели ныне универсальный характер. Мы обе очень хотели бы услышать от Вас рассказ обо всем том замечательном, что Вам пришлось пережить, и о Ваших теперешних убеждениях 38 .
38
Там же. С. 315. Письмо от 28.09./10.10.1889.
Поездка из Москвы в Тулу «на неторопливом поезде» (по словам Бимиш) заняла шесть с половиной часов. В Туле они остановились в хорошем отеле, где, к радости дам, персонал
39
Edelweiss. Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. Sthlm, 1891. S. 15.
40
Вероятно, Вера Кузьминская, дочь сестры Софьи Андреевны, или Вера Николаевна Толстая, дочь брата Толстого.
41
Edelweiss. Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. S. 16.
Путешественниц горячо поприветствовали и проводили по лестнице в гостиную. Бимиш извинилась за собственную медлительность – боль в боку затрудняла движения. Однако русский доктор сказал ей, что недомогание можно устранить «силой разума». Толстой нашел это абсолютно возможным: «Почему бы и нет? Вся жизнь от духа; разум и тело неразделимы; ничего, кроме силы духа, не существует. Без неотразимой жизни духа мы не могли бы дышать, ходить, говорить, шевелить пальцем, видеть глазом» 42 .
42
Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 19.
В гостиной быстро развернулась оживленная беседа. Все Толстые прекрасно владели английским. Это объяснялось тем, что в Ясной Поляне, помимо няни-немки и домашнего учителя-француза, служила также гувернантка-англичанка. Английское произношение Толстого было, впрочем, не столь безупречным, как у молодого поколения, и он часто обращался к Марии и ее кузине с просьбой подсказать верные слова для собственных метафизических мыслей. Толстой был прекрасным собеседником. Собственные взгляды – какими бы утопическими они ни казались – он излагал с заразительным энтузиазмом. Вращая между пальцами ручку, он легко говорил на том же богатом языке, на котором писал, его реплики являли собой блестящие образцы «умственной гимнастики», в которой смешивалось серьезное и юмористическое. Стокгэм считала, что его глубокий голос, спокойные манеры и горящий взгляд служили подтверждением тому, что этот человек обрел Христа и «пожимал руку Богу» 43 .
43
Ibid. P. 24.
Толстой был не только безусловным духовным авторитетом – Стокгэм нашла в нем нечто и от военного. Несмотря на крестьянскую одежду, внешность и осанка убеждали, что перед вами дворянин, рожденный отдавать приказы. Бимиш, со своей стороны, отметила высокий рост и мужественную внешность. В шестьдесят лет походка Толстого была «плавной и быстрой». Никаких проблем с установлением контакта не было: «Он вел себя так просто, непринужденно, с дружеской симпатией, а прочие члены семейства так преданно следовали его примеру, что мы быстро почувствовали себя как дома и недоумевали, что еще несколько часов назад были незнакомы с этими дорогими людьми» 44 .
44
Edelweiss. Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. P. 16.
Толстой более широко прокомментировал вопрос о недуге Бимиш:
Я согласен с некоторыми из ваших западных писателей в том, что всё есть дух. Согласен, что человек исцеляет тело мыслями. Я могу понять, как мысли успокаивают боль. Я знаю это по опыту; всякий раз, когда у меня бывает приступ боли, я привожу себя в состояние непротивления и приветствую боль как друга. Я немедленно начинаю думать, что это хорошо, очень хорошо, это знак установления гармонии; и чем сильнее боль, тем лучше. Это соглашение с противником; и по закону соглашений, боль быстро стихает. О, да, любая боль благословенна! 45
45
Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 20.
Затем все разместились за столом, где «приветливо пыхтел» самовар и ждал простой обед. Мария была за хозяйку и разливала чай: для мужчин с долькой лимона в стаканы, а для женщин со сливками в чашки. Самовар с кипятком у Толстых был готов всегда. Толстой мог выпить двенадцать-тринадцать стаканов чая подряд 46 .
Появилась Софья Андреевна с полуторагодовалым Ваней на руках. Между ней и Бимиш немедленно установилась душевная гармония, «немое сообщество восхищения», цитируя Стокгэм. «Две эти прекрасные женщины, заглянули друг другу в глаза, одна душа узнала другую, и они тотчас же стали близкими друзьями» 47 . Софья Андреевна позднее напишет в воспоминаниях о новой подруге: «Очень изящная, благообразная и, по-видимому, из высшего круга шведского общества» 48 . Обе гостьи стали желанным исключением – обычно к Толстым приезжали те, кого Софья Андреевна называла «темными», мрачные личности, обеспокоенные серьезными религиозными вопросами, а Стокгэм и Бимиш были образованными дамами с теми же культурными ориентирами, что и у Софьи Андреевны.
46
Ко времени написания воспоминаний Стокгэм уже знала, что Толстой отказался от подобных чаепитий, потому что это противоречило его убеждениям.
47
Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 27.
48
Толстая С. А. Моя жизнь. Т. 2. M., 2011. С. 101–102.
Разговор принял еще более оживленный оборот, говорили обо всем: «радостно, непринужденно, приятно» 49 . Бимиш была поражена скромностью Толстого, он не подчеркивал собственный авторитет и как хозяин вел себя просто и непринужденно. Когда выяснилось, что одна гостья не читала «Войну и мир», он без какого бы то ни было неодобрения охотно объяснил соответствующий эпизод романа. Толстой действовал так легко и искренне, что всем посетителям невольно хотелось разделять его взгляды.
49
Edelweiss. Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. P. 16.
После трех пополудни Толстой удалился писать, но вскоре вернулся. Работа не шла, мысленно Толстой находился с гостями. Бимиш осталась с Софьей Андреевной в гостиной, а Стокгэм с Толстым и Марией отправились в деревню навестить смертельно больного крестьянина. Американский доктор медицины сразу поняла, что конец близок и сделать ничего нельзя. Прогулка также дала Стокгэм возможность создать представление о жизни русских крестьян; с помощью Марии как переводчика она расспросила крестьянок об их работе.
В шесть часов настало время ужина. На боковом столике были выставлены закуски: маринованные грибы, сыр, икра, сладости, а за обеденным столом сервировали простые, но вкусные основные блюда: суп и рис с овощами, а также конфеты, фрукты и кофе на десерт. Толстой был вегетарианцем и трезвенником, но следил, чтобы на столе стояли и мясо, и вино. «Он достаточно велик, чтобы не обижать и не сердить тех, кто не разделяет его взгляды», – пишет Бимиш 50 .
Во время еды сообщили, что крестьянки, которые удобряли яблони в саду, пришли за оплатой. По предложению Марии их пригласили в столовую спеть иностранным гостям русские песни. На Стокгэм выступление произвело яркое впечатление: сильные голоса, ритмичные движения и красочные костюмы.
50
Ibid. P. 17.