Северные новеллы
Шрифт:
Три сезона подряд с нашим отрядом поисковиков- съемщиков ездила остроушка по кличке Элька. Она особенно хорошо шла по болотной и боровой дичи, обладала игривым, ласковым нравом, и мы были ею вполне довольны. Но в последний прилет в поселок мы не обнаружили нашу игрунью. Облазали все закоулки, обошли все дворы — бесполезно. Догадались спросить вертолетчиков. И они припомнили, что за неделю до нашего приезда отряд другой экспедиции, базировавшейся в поселке, прихватил с собою в поле рослую сучку, белую, с рыжими подпалинами, содранным мехом на правом боку и наполовину откушенным правым ухом. Не оставалось сомнений: это была наша Элька. Метину на правом боку ей Потапыч оставил, а половинку правого уха рысь в драке откусила.
Итак, Элька служила другому отряду за три-четыре сотни километров от поселка, в дикой лесотундре, и мы, погоревав, решили подыскать себе другого пса. Вертолет отряду поисковиков-съемщиков дали неожиданно быстро, и вышло так, что с выбором собаки мы дотянули буквально до последней минуты.
Геологи и маршрутные рабочие грузили в вертолет рюкзаки, спальники, радиометры, палатки, ящики и мешки с продуктами, а дюжины две остроушек крутились под ногами, заискивающе заглядывали в глаза, поскуливали: возьми меня! Самые настойчивые, настырные псы вспрыгивали на дюралевый порожек машины, исчезали в полутьме багажного отделения и прятались под грудой вещей. Их приходилось пинками выгонять наружу.
— Может, эту? — изредка спрашивал кто-нибудь из геологов, лаская приглянувшуюся ему лайку.— Морда больно смышленая...
Другой геолог ласкал другую лайку и резонно спрашивал:
— А почему бы не эту? Она тоже не похожа на идиотку.
— Кончайте болтать,— одергивал нас начальник отряда.— Выбирайте живее, сейчас летим.
Мое внимание привлек крупнокурчавый ездовой пес размером со снежного барана, который лежал на грунте аэродрома и внимательно следил своими янтарными глазами за погрузкой вертолета. Дегтярно-черный окрас собаки смягчало, разнообразило белое пятно на груди в виде летящей чайки. Пес вел себя с большим достоинством, не лез, как его собратья, в машину, а когда я мимоходом приласкал его, погладив по голове, даже огрызнулся, очевидно, посчитал этот жест за фамильярность.
Парни между тем покончили с погрузкой и столпились возле распахнутой вертолетной дверцы, чтобы окончательно решить, какой же собаке отдать предпочтение. То один, то другой легким ударом ноги отгонял лаек, норовивших проскользнуть в багажное отделение.
И здесь случилось совершенно неожиданное. Лохматый иссиня-черный ездовой пес решительно поднялся и, твердо, неспешно ступая широкими лапами, прошел к вертолету. Верхняя губа взлетела, обнажив здоровенные клыки, шерсть на загривке дыбом, из пасти вырвалось воинственное рычание. Трусливые остроушки разбежались кто куда, лишь парочка лаек огрызнулась в ответ. Ездовой пес бросился на них, одну сбил с ног широкой грудью, другую полоснул по шее клыками — их и след простыл. Путь к вертолету был свободен. Пес с достоинством, победителем, прошел к машине, вспрыгнул в багажное отделение и хозяином улегся возле дюралевого порожка.
Мы уже собрались общими усилиями изгнать наглеца из машины, когда к нам подошел командир экипажа. Узнав, что мы выбираем на полевой сезон собаку, он сказал, кивнув на ездового пса:
— Не прогадаете, если Лорда возьмете. Толковая собака. Не смотрите, что ездовая. Идет и на зверя и на птицу не хуже промысловой лайки. Четыре сезона подряд с отрядом геофизиков, ребятами из Магадана, ездила.
— Что ж они в этом году ее не взяли? — поинтересовался начальник нашего отряда.
— Да в семье не без урода. Привезли они нового рабочего. Тот камнем в Лорда запустил. Пес так обиделся, что геофизики не смогли его в вертолет заманить. Он очень гордый, обид не прощает. Пришлось им другую лайку везти... Коли сам в машину зашел, значит, чем-то приглянулись ему. Ведь он на аэродроме уже неделю лежит, за улетающими вертолетами наблюдает. Третьего дня отряд шлиховщиков по моей подсказке его увезти захотел. Не пожелал. Так-то. Берите, берите, не пожалеете.
Так в нашем отряде оказался новый пес. Удачнее клички — Лорд,— пожалуй, и не придумать ему. Эта кличка отображала и внешность, и характер собаки. Важная, прямо-таки сановитая походка; белое пятно на черной шкуре — что манишка на фоне парадного фрака; во взгляде желтых глаз таится этакое пренебрежение. А манеры у подлеца! Думаете, станет есть брошенный кусок? Даже не обнюхает. Подавайте ему, видите ли, в миске. И откуда подобная щепетильность
у бродяжки? Хоть в парламент сажай нашего Лорда! Мы в шутку называли его на «вы».
Обычно ездовой пес, отлично справляясь со своей главной, определенной природой работой — бежать в упряжке,— неважно выполняет обязанности охотничьей собаки. Но при умелой, терпеливой натаске и он может конкурировать с остроушкой. На севере Чукотского полуострова и острове Врангеля мне доводилось встречать ездовых собак — превосходных медвежатниц, лосятниц, добытчиц болотной и боровой дичи. Несомненно, что среди геологов из Магадана, с которыми Лорд жил несколько полевых сезонов, оказался опытный дрессировщик и большой любитель охоты. Команды пес понимал безошибочно. И если остроушка, зачуяв зверя или птицу, в азарте частенько теряла самообладание, то наш Лорд вел себя совершенно иначе. Услышит, учует зверя — никогда не подаст голоса. Увидит — только тогда позовет охотника. Чтобы уж наверняка. Удивительное дело, но пес, подобно рыси, ухитрялся ловить дичь. То куропатку принесет, то тетерева, а однажды приволок к стоянке отряда зайца. Но самое поразительное было то, что Лорд, как легавая, делал стойку! Ах, как он красиво стоял, уловив пахучую струйку дичи! Тело вытянуто в струнку, шея, лоб, нос — на одной линии. Сжатая стальная пружина! «Вперед!» —и Лорд мчался торпедой, а вспугнув птицу, мгновенно залегал, чтобы не попасть под выстрел. Стойку не может делать ни одна самая чистопородная остроушка.
В отряде были три маршрутные пары: геологи и рабочие; я был рабочим у начальника отряда. Лорд ходил в маршруты именно с начальником отряда и со мною, а не с другими парами. Нам отдавал предпочтение по единственной причине: миску с пищей всегда подставлял ему я. А собака, как известно, служит тому, кто ее кормит. Это, однако, не давало мне никаких привилегий в обращении с псом. Моих ласк он не принимал; когда однажды я попытался посадить его на привязь, он пребольно укусил меня за икру, потому что никогда не был на привязи и свободу чтил превыше всего на свете. Самодельный ошейник и поводок из сыромятной оленьей кожи он изгрыз, продырявил клыками и вдобавок утопил в трясине.
Однажды мы шли маршрутом. Настало время обеда; выполняя обязанности рабочего, я развел костерок, чтобы вскипятить чай и поджарить парочку куропаток. Начальник отряда, пока я возился с готовкой, ушел в тайгу с геологическим молотком и планшетом, пообещав вернуться через полчаса. Он терпеть не мог сидеть без дела.
Лорд лежал рядом и делал вид, что румяные птичьи тушки, подвешенные над пламенем, ему совершенно безразличны.
Раздался крик. Кричал человек. Я схватил свою «ижевку», вогнал в ствол тупорылый жакан и бросился в дебри. Лорд шмыгнул вперед.
Не помню, сколько я бежал. Пять минут или полчаса. В подобных ситуациях я обычно теряю ощущение времени. Ветви в кровь секли лицо, руки, сучья раздирали штормовку, норовили пырнуть в глаза...
И опять раздался крик, а следом звонко, азартно залаял Лорд. Я на бегу взвел курок. Под бахилами зачавкала, заколыхалась трясина. Сплошная тайга окончилась, уступив место редколесью.
Оружие не понадобилось. Начальник отряда угодил в окно мари и тонул. Трясина скрыла его уже по ключицы. Он выбросил руки, ухватился за кочку, но кочка «дышала», шевелились, раскачивались при малейшем движении человека даже растущие неподалеку деревья. Внизу было подземное озеро.