Северные сказки. Книга 1
Шрифт:
Вошло в сборник несколько преданий о происхождении сел и урочищ и несколько вариантов распространенного на севере предания о Панах. В № 207 содержится предание о первых жителях теперешней дер. Падмозеро (Толвуйской вол.), откуда мой сказочник был родом. Под №№ 200-203 напечатаны лопарские предания о происхождении Кит-Камня на озере Имандре, об урочище Лынь-Лан-Нынч и урочище Викварач там же, и острове Кильдин. В № 232 объясняются названия урочищ, деревень и островов на Выгозере: села Койкинцы, мыса Деревенский Наволок, островов — Городовой и Котельный, и фамильи Ругмаковых. В №№ же 232 а, б и в приводятся легенды про Панов, пришедших в смутное время из Москвы и занимающихся разбоем на Выгозере (Повенецкого уезд) с. Меграх (Лодейнопольского уезда), Нижмозере (Архангельского уезда). Предания о Шведах, которых называют также и Панами, находятся в №№ 201 и 203. Рассказы про клады в №№ 72, 87 и 230. № 196 содержит рассказ о самосожженцах-старообрядцах в селе Линдозере.
Под №№ 77 и 274 напечатаны простые народные рассказы. В первом рассказе о том, как два брата, крестьяне
III
Рассказы про леших, чертей, водяных, колдунов, оборотней, мертвецов. — Личные встречи с ними и рассказы про бывшее «на веках», «досюлыцины». — «Бывальщины» и «бывальщинки» про оборотней, колдунов, волшебниц. — Отношения народа к правдивости сказки.
Между совершенно реальными рассказами, характеризующими быт Севера, есть рассказы из области чудесного, преимущественно касающиеся верований в невидимый мир злых или безразличных к человеку духов, чертей, леших, водяных и пр. Рассказчики выдают их также за несомненно истинные происшествия. Все эти рассказы касаются местной жизни, а действующими лицами в них являются или сами рассказчики (272, 273, 275, 299 и проч.), или же рассказчики слышали описание происшествий от своих близких родных, однодеревенцев и хороших знакомых (235 а, б, в, г, д и пр.). Все случаи касаются местности, где живет рассказчик; действуют в них лица, известные всей деревне, и происшествия, в них рассказанные, могут удостоверить все жители данной местности. И все описанные случаи не заключают в себе особенно чудесных происшествий и касаются большею частью сбившихся с дороги и блудящих в лесу по вине лешего, встреч с лешим, чертом, водяным, кем-то неизвестным, но страшным и пр. Вот содержание этих сказок.
У жителей лесных областей больше всего рассказов про лешего. Степанида Максимовна видела в лесу лешего в виде женщины с бураком в руке (179 б); ее же леший потянул в лес, а когда Степаниду Максимовну воротил муж, леший ночью стучал по избушке и лаял собакой (179 в); Иван-охотник видел лешего в виде своего отца (198 а), в виде мужика со светлыми глазами (198 б), сзади Ивана бежал леший и хлопал в ладоши (198 в), леший пугал собак (198 г), тетка Ивана видела лешего в виде мужика с собакой (198 д), отец Ивана видел лешего в виде знакомого мужика Василья с парнем (198 е); Петр Коровин видел лешего в виде знакомого мужика Павла Непытаева (235 а); Ивана Чудинова в лесной избушке леший однажды ночью несколько раз за ноги с постели сдернул (235 б); Николая Кузьмина леший выжил из лесовой избушки шумом; Павел Коковин переругивался с лешим (235 д); девушку в Тамице леший водил шесть дней (291), а в Корельском острове девушек водил 12 дней (179 а); в первом случае их отмолили молебном, во втором — колдунья с Лексы отколдовала; парня Тихона леший унес к себе в дом, и его выручила жена лешего (293); старик в Тамице украл с девицами овцу, за это леший совсем увел его сына 19 лет, сын объявился в лесу уже женатый — через 15 лет (292); Савву Коротких леший водил по лесу (299); у Сынчикова леший сивую лошадь затащил ночью в ясли (303).
Вот встречи с чертями и водяными: жена Ивана-охотника с Корельского острова посулила черта своим девчонкам, и черт потащил их в лес, но отпустил, когда они сотворили молитву (198 ж); мужик из Нёноксы видел чертовку — сидит на мосту и прикококивает (266 а); Водяного видел С. П. Корельский, когда в полночь хотел перебрести речку (273). Рассказывают и про неизвестных духов: Устьцылём жил в работниках у Пустозера и пошел в баню, а из под полка вылез какой-то страшный старик и мылся с ним (29). Имеют дело жители Севера, конечно, и с мертвецами: Степанида Максимовна, прощаясь с мужем в гробу, призывала мужа ходить к ней, и мертвый муж стал ходить (180 а и б).
Как видно из приведенных рассказов в происшествиях этих нет ничего особенного, необычайного, и все происшествия и встречи с лешими, чертями, водяными, мертвецами случались или с самими рассказчиками, или с хорошо известными, или совсем близкими им людьми. Несколько уже другого рода рассказы про тех же чертей, леших, водяных, мертвецов, оборотней и разбойников, которые тоже выдаются за быль и даже называются в отличие от сказок «бывальщинами» (6), «бывальщинками», но в которых рассказчики уже обыкновенно не могут указать места, где событие происходило, и имена действующих лиц; кроме того, или не могут указать, когда событие происходило, или прямо указывают, что дело было давно, очень давно, «досюль» (120, 121 и др.), на «веках» (234) и т. д., поэтому рассказы эти, кроме бывалыцин, называются еще «досюлыцинами». В них, в отличие от происшествий местного характера, больше элементов чудесного, необыкновенного.
Вот содержание «бывалыцин» или «досюлыцин». Про чертей: когда-то в селе Меграх черт пришел к богатому мужику за бочкой золота, которую мужик накопил за свою жизнь. Мужик отдал золото. Черт опустил бочку на цепи в реку. Вскоре мужика нашли на берегу мертвого, обмотанного цепью, с пустой бочкой на шее (229); в Меграх же из одного озера некогда выходили пастись на остров 4 чертовы коровы: один мужик поймал двух и разбогател на молоке от них (231); мужик ловил рыбу на Амборских озерах и увидел на заязке черта: сидит черт, качается и жалуется на свою судьбу — мужик убил черта веслом (266).
Особенно много рассказов про леших. Мужик нанялся в работники к лешему, принимал участие в драке своего хозяина с чертями и пособил лешему молитвенником. Леший отпустил его домой на сивом мерине, а мерин оказался стариком из деревни (226); мужик выручил лешего, который утонул было в болоте с медведем и лосем; за это мужика леший угостил и подарил рукав своего кафтана, из которого мужик сшил себе кафтан да пять колпаков (227); старуха из Нёноксы на веках заблудилась в лесу, попала в дом к лешему и прожила у него в няньках три года (234); у лешего жонка с Руси была — родила, и леший притащил старуху-бабку принимать женина ребенка; бабка приняла, и леший заплатил бабке серебряными рублями (290); отставной солдат с Тельмозера съездил с лешим, в виде станового пристава Смирнова, в Петербург и присутствовал там на крещенском параде (301).
Особенным сочувствием пользуются и вызывают большое участие в слушателях «бывалыцинки» про еретиков, оборотней и колдунов. К одной девице жених-колдун посватался, девице он понравился, а отец-мать не отдают. Жених приехал ночью, увез девицу с приданым будто в церковь, а она очутилась в могиле (39); на Печоре у бабы умер мужик-еретик. На третьи сутки он вдруг встал и съел старшую дочку и пеленки, и хотел было съесть и всех, но в избу вошел Егорей-храбрый и спас семью от смерти (45); почти такой же случай был и в Заонежье, только с продолжением: чернокнижник-мужик после смерти встал и тоже хотел съесть свою семью; также пришел седатый старичок и усмирил его. Чернокнижника положили в гроб с железными обручами, и какой-то пьянчужка согласился везти его на тройке на погост. Обручи на гробе лопнули, и покойник хотел загрызть ямщика, а тот спасся на дереве; покойник прибежал в деревню, где его артелью одолели, положили в гроб и похоронили (86); мужик уехал в Питер и умер, жена плачет по нем, покойник и приехал к ней, и стал жить с ней как живой; прожил 5 лет, а потом стал есть скотину, тут его убили (87); бабка прокляла внука на венчальном пороге, он после свадьбы пропал; его выручила молодая жена от нечистого духа (96); молодец с девицей играл три года, а ее выдали за другого; она умерла, но спустя шесть недель встала из могилы и пришла к своему мужу; муж ее не пустил к себе, и она ушла к своему старому дружку; он ее кормил 8 недель, а потом повенчался с ней и стал жить (120); священник уговаривал колдуна бросить свое ремесло, колдун после смерти ночью пришел к священнику, выманил его в церковь и хотел загрызть, но священник успел оградить себя напрестольным крестом и этим спасся (228); парень женился и видит, что жена его ест только рисовую кашу уховерткой от креста. Муж подглядел, что жена ночью ходит на кладбище, — разрывая могилы, ест мертвечину; муж как-то попрекнул этим жену, а та плеснула ему в лицо водой и оборотила мужа в собаку; обратно отворотила мужика добрая волшебница и научила мужа, как отучить жену от колдовства (247); промышленник нечаянно остался на зиму от товарищей на Новой Земле и там сжился с чертовкой и прижил ребенка; на весну, когда он собрался бежать с товарищами домой, чертовка разорвала ребенка, бросила на судно и чуть было не потопила его (248).
Эти бывальщины без резких границ переходят, с одной стороны, в легенды про святых и явления самого Бога, с другой стороны, в настоящие сказки про Иванов-царевичей, Царь-девиц, богатырей, волшебников и проч., в которых и сами рассказчики плохо, а то и совсем не верят.
Но утверждая последнее, следует оговориться. Если рассказам про леших, водяных, ведьм, оборотней и проч. верят несомненно, то настоящим сказкам, можно сказать, полуверят. «Песня правда, сказка ложь» — пословицу эту знают и на русском Севере, но несомненной ложью рассказчики считают разве только, так называемые «прибакулочки», «прибасёночки» и «небылицы» вроде как «Сорок братьев ездили отца крестить». Что касается сказок с чудесным, волшебным содержанием про царей-чернокнижников (2), Иванов-царевичей и их приключения в разных заморских и подземных царствах, про волшебников и их превращения и проч. и проч., то рассказчики и их слушатели относятся к ним совершенно как к былинам, двояко: и верят им и не верят. Конечно, всегда находятся сказочники, которые усумнятся в особенно невероятных событиях, излагаемых в сказке, но всегда же находятся слушатели, относящиеся с огромным участием к развитию драматизма сказок. Большинство сказок ведь немногим чудеснее былин и нисколько не чудеснее большинства бывалыцин про оборотней, ведьм, мертвецов, леших и другую нечисть; я уже не говорю про различные столкновения с представителями духовного и загробного мира, так сказать из собственной практики. Тем больше, что большинство сказок с необычайным содержанием относится к неведомым царствам, с неведомыми порядками и нравами, по представлению сказочников, может быть, и совсем особыми условиями самого существования. Особенно врезался мне в память один случай. Мошнаков, хорошо грамотный, начитанный в Святом Писании человек, церковный староста и хозяин отводной квартиры в посаде Уна (следовательно, постоянно имеет дело с проезжими чиновниками), рассказал мне о том, как князь Борсуков (282, тождественные сказки №№ 31, 48, 181 и 182; и один из мотивов — 248), добывал корону из Вавилонского царства для нашего дома Романовых. История полна невероятностей до рассказа, когда нарисованного на стенах города змея раздули мехами, и он ожил. Но Мошнаков верит рассказу безусловно, и очень боялся «как бы не вышло чего», что он рассказывает «про царские роды». Что же после этого рассказа невероятного в других сказках? И, например, сказки про богатырей (47) Плешко, Елинку, Горыньку и Усыньку и др. (124), просто-напросто сохранившиеся легенды про богатырей, которые когда-то были, и рассказы про которых до сих пор поражают ум народа величием их силы.