Северные сказки. Книга 1
Шрифт:
В жизни мужа и жены, особенно молодых, и в особенности тотчас после брака, часто вмешивается нечистая сила. В сказках, рассказанных женщинами, я отметил, как молодушка вызволила мужа, проклятого своей бабкой на венчальном пороге и унесенного кем-то с первого подлега. Часто и мужу приходится считаться с этого рода чертовщиной. Парень женился на девушке, а она оказалась волшебницей, и мужу | многих бед стоило колдовство жены (247).
Но не только измена жены и ее порча или колдовство мешают семейной жизни, бывают и не столь важные причины, которые все же отравляют существование. Бывают просто строптивые жены, с которыми нет никакого сладу. В особенности жены злы и сварливы становятся к старости, когда с ними нет сладу не только мужьям, а и никому. Со строптивыми, злыми женами мужьям приходится бороться всеми способами от самых простых и обычных, до хитрых и сложных, прибегая зачастую к помощи нечистой силы. Муж попросту дубцом учит жену, которая захотела владычествовать над мужем и сейчас же стала злоупотреблять своей властью(62). Молодая жена не любит старого мужа, и он придумывает, чтобы она отправилась жаловаться на него воеводе. Воевода сердится на намек, что он старый, а жена его молодая, и велит бить ее плетью (76). Журавль попал старику в силки, и за то, что старик его выпустил, дарит ему волшебную сумку, где два молодца учат его сварливую старуху до полусмерти, и она после этого становится шелковая (16). Такие же два молодца, но уже из чудесного бочонка, учат сердитую жену (111).
V
Где перенимают сказки. — Дома. — В дороге. — На промыслах в лесу и на море. — Досуг — условие для жизни сказок. — Сказочники свои и других местностей: поморы, ваганы, самоеды, саратовцы. — Способы передачи сказок. — Сказки серьезные, с пением, в лицах, скороговорки. — Распределение сказок по авторам. — Личность сказочника отражается в сказке. — Любимые сюжеты каждого сказочника. — Характеристика сказочников.
Коснусь в двух словах жизни сказок на Севере. Сказкам отчасти выучиваются в детстве, в своей семье, от родных. Например, Мошнаков (562) слышал сказку от своего отца. Мой сказочник Г. П. Кашин из 13-ти сказок только одну слышал «дома», остальные «в лесе» (на рубке зимой леса для сплава) или «в море» — на промыслах. Между прочим отец и сын Кашины не знают ни одной тождественной сказки. В лесу на рубке дерев и в море на ловле рыбы и зверей сказки рассказываются потому, что на этих занятиях образуется невольный досуг. Зимой рано темнеет, приходится рано возвращаться в лесовые избушки, спать еще рано, и вот на сцену выступают знатоки старин и сказочники. Досуг, как время для сказок, используется при всяком удобной случае. Мне пришлось быть нечаянным свидетелем, как возвратившиеся с работы в Повенце на постоялый двор плотники выслушали несколько сказок прежде, чем уснули. Макаров одну сказку перенял в кузнице, куда пришел зачем-то (539). Очень часто сказки рассказываются во время пути: на пароходе, в лодке, на парусном судне, когда приходится стоять без ветра, на телеге даже. На телеге летом и в санях зимой мне пришлось самому слышать много сказок от своих ямщиков-сказочников.
На работах в лесу приходится сталкиваться жителям разных местностей, и здесь происходит обмен сказок. Кашин Г. П. «в море» перенял четыре из рассказанных мне сказок, причем две он не помнит в точности, от кого именно слышал, а две другие слышал от помора из Мудьюга и от помора из Сумы. Резин Е. Е. перенял рассказанную мне сказку на лесопильном заводе в Умбе (Терский берег) от ваганского мужика, т. е. крестьянина с реки Ваги, Шенкурского уезда. Бородин перенял свою сказку от пастуха из ваганов же, который служил в военной службе во флоте (284). Чуресанова (44) живет на Низовой Печоре, но родом она с реки Мезени, где и слышала свою сказку. Чупров А. В. перенял одну из своих сказок от «крестивого» самоеда (3). Скребцов слышал свою сказку от солдата-сапожника из Саратова (267). Мануйло Петров в Морской Масельге живет у самой дороги, к нему заходят богомольцы, для которых он «три самовара сжег», и так как Мануйло Петров обладает «недырявой памятью», то и запомнил от своих посетителей много сказок. «Недырявая», т. е. хорошая память одно из непременных качеств сказочников. Только обладая ею и можно запомнить, часто из слова в слово, иногда целый ряд очень длинных сказок и держать их в памяти десятки лет. Чупров рассказанную мне сказку про Ивана-царевича и Царь-девицу слышал 55 лет тому назад! (3).
У песен есть свои мотивы, сообразующиеся с их содержанием, у былин есть свой «ясак» (напев старин на Печоре), и сказки рассказываются хорошими сказочниками неодинаково, а сообразно их содержанию. Серьезная длинная сказка рассказывается истово, с соблюдением обрядности, бытовая сказка — обыкновенным разговорным языком, прибакулочка-прибасеночка — шутливо, обычно скороговоркой. Мой сказочник Г. И. Чупров сказку про «Лисицу, Петуха и Журавля» (11) отбарабанивал, как дьячок на клиросе («как по книжке читаю») и в этом видел свое главное мастерство, а слушатели покатывались со смеху. №№ 10, 33, 53, 54, 238 передавались тоже скороговорками. Есть сказки с пением, например № 44, где места стихами Чуресанова пропела очень жалобным голосом. Еще с пением № 55, 56 и 60. Есть сказки, рассказываемые, так сказать, в лицах. Дементьева в сказке «Безграмотная деревня» (63), когда дело дошло до церковной службы — возгласы попа и дьякона спела, подделываясь под церковные мотивы, а слова дьячка мотивом веселой плясовой песни. То же сделал Шишолов (43), Странница (221) и Макаров (262).
Сказки сборника распределены у меня не по сюжетам, как это делается обыкновенно, а по авторам. Еще Гильфердинг признавал большое влияние личности певца былин на их содержание. Он утверждал, что «все былины, какие поет один и тот же сказитель, имеют много сходных и тожественных мест, хотя бы и не имели ничего общего по содержанию»[8]. С тех пор исследователям приходилось только все больше и больше подтверждать его мнение, а я придаю личности певца былин или сказочника в этом отношении прямо огромное значение. Во время моих поездок на Север мне пришлось записывать непосредственно от народа не только былины, песни и сказки, а также духовные стихи и комедии. Нередко эти разнообразные виды народного творчества я записывал от одних и тех же лиц. Летом 1901-1902 года на Низовой Печоре мне от одного и того же сказителя приходилось записывать и былины, и сказки, и духовные стихи, и песни, и рассказы о местной старине. Летом 1907 года в Архангельском и Онежском уездах я от одного и того же сказочника записывал и песню, и сказку, и народную комедию. Нужно ли доказывать, как интересно проследить не только свойственные каждому сказителю приемы, но и мотивы, употребляемые певцом и рассказчиком в былине, сказке, духовном стихе, даже в песне, так как хотя песня и передается обыкновенно всеми певцами в данной местности приблизительно одинаково, но выбор, знание тех или иных песен также зависят от вкусов и характера каждого данного лица. Очевидно, от личного вкуса каждого сказителя зависит выбор тех или иных сказок из того сказочного репертуара, который вращается в данной местности. Сказочник запоминает из всего, что он слышал по этой части, главным образом то, что поразит его воображение или растрогает сердце и глубоко западет в душу. Вот почему важно распределение сказок не по вариантам, где нечто свойственное только одному сказителю совершенно растворяется в общей массе сказочного материала и пропадает от учета исследователя. Приведу примеры. Моя сказочница Н. М. Дементьева — любительница и знаток преимущественно скоромных сюжетов, да таких, что я один из них мог напечатать (№ 64). Беззаветная веселость и большой юмор рассыпаны и в сказках В. Д. Шишолова, который также в сказках с веселостью и дурачливостью хочет утопить свою тоску. А причина тоски у Шишолова с Дементьевой, кажется, одна: неудовлетворенность жизнью и исходящая отсюда тоска. Вот почему и тот и другая от порнографических сказок сразу могут перейти к серьезным, мистическим, легендам. Преимущественно смешные сказки — любимый жанр и Григория Ивановича Чупрова; но это человек уже совсем в другом роде. Тогда как у Шишолова и Дементьевой смех сквозь слезы, и их веселость играет роль забвения в их тусклой неудовлетворяющей жизни; Чупров весел, потому что не беден, здоров, благополучен, просто наблюдателен, юмористично настроен и видит смешные стороны людей. Другой Чупров, Алексей Васильевич, совсем эпик. Он знает былины Владимирова цикла и сказки рассказывает тоже эпические, строго соблюдая «обрядность» склада, про царей, царевичей и волшебников и их длинные и занимательные приключения. Он мало знает бытовые сказки, и единственную сказку этого рода с большой примесью такого грубого реализма рассказал так, что я не мог ее напечатать; рассказанная им сказка была все же про царскую дочь и носила все такой же серьезный и даже суровый характер, хотя касалась очень веселых дел. Пормаков Ф. А. рассказал исключительно скоромные сюжеты (№ 81, 82, 83, 84); Михайловна из Лукина Острова рассказала исключительно эпические легенды (№ 113, 114, 115). Исключительно скоромные сюжеты рассказывал мне П. М. Калинин (204, 205, 296, 208, 209).
Характеристика каждого моего сказочника сделана по возможности перед его сказками, и интересующийся типами сказочников найдет там, надеюсь, обильный для себя материал. Здесь скажу только, что сказочники на Севере очень разнообразны по талантливости, уму, характеру, уменью рассказывать и проч. качествам. Есть тут и беззаветные весельчаки и хмурые люди, и люди серьезного и вдумчивого ума и серьезной философской складки и т. д. и т. д. Как бы то ни было, и сказители былин, и сказочники, несомненно исключительный народ. Это своя, часто даже неграмотная, но все же интеллигенция деревни, недипломированная школьными бумагами, как это в классах выше крестьянского, а настоящая, выделяющаяся естественным путем по своим умственным качествам или задаткам иногда очень больших художественных дарований. Это умственная аристократия деревни. Эти поэты и художники слова и часто виртуозы рассказа, человеку много имевшему с ними дела, невольно внушают глубокое почтение к умственным силам деревни и к всевозможным, таящимся в ее недрах дарованиям, которые только образование сумеет настоящим образом определить и приложить.
17 октября 1908 г.
Петербург.
Н. Ончуков.
Архангельские сказки
1. Чупров Алексей Васильевич
Алексей Чупров, он же Алексей «Слепой» — старик 70 лет, живет в Устьцыльме, самом крупном селении на Низовой Печоре и ея административном центре. Сказки знает твердо, рассказывает их прекрасно, складно, строго соблюдая то, что А. Н. Афанасьев называл «обрядностью»: из слова в слово повторяя, обыкновенно до трех раз, описание отдельных действий и сцен, особенно удачные выражения и обычные эпитеты. Сказки его поэтому всегда очень длинны, хотя и содержат немного действия, не отличаются особым разнообразием сюжета. Знает А. В. и былины; но с тех пор, как его постигло большое несчастье (ослеп), он религиозно настроен и ничего не поет, кроме духовного. Религиозность не мешала ему, впрочем, сказки рассказывать мне всякие, иногда и очень скабрезные. Но и эти последние А. В. рассказывал строго и серьезно, с сознанием, что делает он не совсем пустое дело: передает он, старик — то, что сам когда-то слышал от стариков, и не его вина, если в старину так сложили сказку. Былины он мне не пел, а рассказывал. Достойно замечания, что в сказках А. В. много совсем былинных выражений и эпитетов, да и самые сказки у него есть стремление излагать рифмованным слогом.
1
Ерш
Пошло ершищо по мелким рекам, по глубоким водам, зашло ершищо в Ерепово озерищо. В Ереповом озерище живёт рыба лешшищё. И попросилось ершищо ночьку ночевати; спустил лешшище ночку ночевати. И ночь ночевал и две ночевал, и год жил и два жил. Наплодилось ершов не стольки, вдвое супротив лешшов. И стали ершишка лешшовых жен побиждать, на белой свет не стали попускать. Пошел лешшишко ко сну-рыбе суда просить. «Ой еси сон, от Бога сотворен, сидишь на кривды, суди по правды: ершишко зашол ко мне в Ерепово озеришко и попросился ночку ночевать; и ночь ночевали и две ночевали, и год жили и два жили, и не стало стольки нас лешшов, вдвое стало ершов; и стали ерши наших жон побиждать, на белой свет не стали попускать». — «Што у тебя есть посретственники?» — «У меня посретственники щука-рыба, да батюшко налим». Посылат рыба-сон, от Бога сотворен ельча-стрельча, карася-палача, сундака-ростильщика искать щуку-рыбу и батюшку налима. Нашли щуку-рыбу, побежали батюшка налима искать. Искали, искали — негде не могут натти. Нашли в озере колодину, отворотили колодину, лежит под колодиной. «О, батюшко налим! Сон-рыба звал тебя на посресьво». — «О, робята! Нате по гривенке, возьмите, у меня язык толстой неповоротной, не могу против чиновников говорить». Привели шшуку-рыбу ко сну-рыбы, спрашиват сон-рыба: «Чьё это озеро было-случалось сперва?» Щука-рыба отвечат: «Это озеро было не ершово, а лешшово». Ерш говорит: «Я думал ты чесна вдова щука, а ты перва блядь-сука». — «А ты, ёрш, с головы кослив, с дыры дрислив, сам, как п...я мозоль». Тогда этого ерша прогнали со всей его силой-войском. Тогда ёрш поплыл по мелким рекам, по глубоким водам, всю свою силу-войско истерял. Нашол сибе рыбу осетра и на реке стал воду мутить. Народ увидал, говорит: «Вон сколь рыбы-то поднелось». Невод сошили, стали рыбу ловить. Ловили рыбу, осетра добыли. И пуще старого стал ёрш воду мутить; рыболовы ловили, ловили, ерша некак добыть не могли; пришол бес, заезил ез, пришол Перша, запихал мёршу, пришол Богодан, згленул в ёрдан — ерша Бог дал; пришол Денис, спустил ерша на низ; пришол Сава, опять по ерша сплавал; пришла Марина всего ерша сварила; пришол Антипа всего ерша стипал; пришол Елизар, все блюда облизал.
2
Царь-чернокнижник
Живал-бывал царь вольный человек, жил на ровном месте, как на скатерте. У него была жена, дочи, да люди робочи. Он был чернокнижник. Доспел он себе пир на весь мир, про всех бояр, про всех хресьян и про всех людей пригородныих; собрались, стали пировать, и стал царь клик кликать: «Хто от меня, от царя уйдёт-упрячется, тому полжитья-полбытья, за того свою царевну замуж выдам, а после смерти моей тому на царстве сидеть». Все на пиру приумолкнули и приудрогнули. Выискалса удалой доброй молодец и говорит царю: «Царь вольней человек! Я могу от тебя утти-упрятаться». — «Ну ступай, молодец, прячся, я буду заутра искать, а если не уйдёшь-не упрячешься — голова с плеч». Вышол молодец из царских полат, пошол вдоль по городу, шол, шол, шол, дошол до проти поповой байны, думает в уми: «Куда же мне от царя утти-упрятаться? Зайду я в попову байну, седу под полок, в уголок, где жо меня царю натти?»
Стават царь-чернокнижник поутру рано, затопляет печку, садитса на ремещат стул, берёт свою книжку волшебную, начал читать-гадать, куда молодец ушол: «Вышол молодец из моих белокаменных полат, пошол вдоль по улицы, дошол до поповой байны, думает в уми: "куды жо мне от царя скрытця?"» ... (повторяется дословно все снова) ... «ступайте слуги, ищите в поповой байне и ведите суда». Побежали скоро слуги, прибежали в байну, открыли полок, молодец под полком, в уголку. «Здрастуй, молодец!» — «Здрастуйте, слуги царские!» — «Давай, ступай, тебя батюшко царь к сибе звал». Повели слуги молодца к царю на личо, привели к царю, говорит царь: «Што не мог от меня утти-упрятатца?» — «А не мог, ваше царско величество». — «Не мог, надомно голова с плеч снять. Взял свою саблю вострую и смахнул у его буйну голову.