Северные сказки. Книга 1
Шрифт:
Приходит к этому городу, позагороду живёт бабушка-задворенка в маленькой избушечке. Зашол, Богу помолился. «Здравствуй, богоданная матушка!» — «Здраствуй, дитетко, Фёдор-царевич, куды ты направился? Каки тебя ветры суды забросили?» — «Есь здесь у страшнаго царя, у пламенного тыла, бутто-де мой брат, Иван-царевич». — «Есь, дитетко, Иван-царевич, сейчас прибежит ко мне кашку хлебать». — «Я хочу его от страшного царя отобрать, с собой увезти». — «Где же тебе, дитятко, увезти, нехто отсуда назад не выезживат». Тогда говорит Фёдор-царевич: «Бабушка, богоданная матушка, помоги мне отсель брата увести, я тебе сделаю колыбелю, буду тебе в колыбелю колыбыть и паче отча и матери почитать». Говорит бабушка: «Как же ты суды прибыл?» — «Я прибыл, бабушка, у меня есь ковёр самолет». Говорит бабушка: «Давай, дитятко, отведам, да только от страшного царя едва ли нам утти и уехать». Немного время прошло, забежал к бабушке Иван-царевич кашку хлебать. От этого зей зеет и лучи мечут, у бабушки стало светло и хорошо, как в царсве. Говорит Фёдор-царевич: «Здравствуй, брателко, Иван-царевич!» Говорит Иван-царевич: «Здравствуй, Фёдор-царевич!» Говорит бабушка задворенка: «Нарежайтесь поскоре, от-ведамте».
Стали скоро нарежатися, скоре того сподоблетися. Берёт бабушка
6
Горчёв, Поляк и неверная жена
Жил-был Горчёв, жил на одинке, задумал ехать по синему морю за охотой, пострелеть гусей и лебедей. К ему приехал в гости Поляк, и тогда жена стретила его с честью, с радостью, и поила, и честила, и пировали, панкетовали, и зделали они любовь телесну. Поляк нагостился, напировался, позабавился всячиной и задумал ехать во своё место. Горчёва жена не стала от Поляка оставатся. Наредилась и уехала с Поляком, Горчёва бросила.
Приехал Горчёв и кричит: «Зачем жо не встречат жона?» Выходит служанка и разсказывает. Горчёв мечет гусей, лебедей: «Если мне своей женой попустится, всяк назовёт меня потеряй-жена». Погонил в сугон, догнал Поляка с молодой женой, обгонил Поляка, поворотил коня встречу. Поляк жену снял, стали бится они и дратся. И бились, дрались, соскочили со добрых коней, схватились в рукопашку. Горчёва жена стоит в чистом поли, никому не помогает. Чует Горчёв, что силы мало стало, змолилса жене: «Помоги мне, молода жена». И Поляк говорит: «Помоги мне, будешь ты у меня жить ба-рыной». Стала жена помогать Поляку. Избили Горчёва, Поляк и сплыл на его белы-груди. Тогда у Горчёва был в кармале перочинной ножик. И дал ему Господь ума, вынел ножик, проколол с исподи у Поляка белы груди. Свалил Поляка с белых грудей и придал злой лютой смерти. Встават Горчёв на резвые ноги, говорит своей молодой жены: «Слава Богу, хозяйка, Господь пособил неприятеля победить». Поймал коня. «Садись, хозеюшка, поедем домой». Сели и приехали домой.
С хозяйкой живёт, как будто ничего не бывало, не бьёт, не тиранит. Наутро стали и говорит: «Строй ты, хозеюшка, кушанье, я поеду людей собирать на пир». Поехал собирать людей и позвал и батюшку, и матушку женина. Потом народ съехались и пировать стали. «Кто бы каки беседы сказал?» Все отперлись, он и говорит: «Ну я скажу бывальщину». — «Давай, сказывай, сказывай, послушам». Он начал: «Вот вроде, как я: жил молодец, жил на одинке... (рассказал историю, в которой описал, что было с ним) ...что бы вы сделали?» Говорит отец: «Я бы взял пишталет, да застрелил». Горчёв взял пишталет, жена входит с кушаньем, он в ей и выпустил, та пала, ее как небывало. «А ведь это со мной было». — «Ну, што заслужила, то и получила».
7
Царь и черепан
Бывало поп, да царь, да боярин собрались в один лик (похожи друг на дружка) и надели одинакое платье на себя, и пошли прохаживатця. И тогда розговор промежу себя ведут. Царь спрашиват: «Что на земли всего дороже?» Отвечает поп: «На земли то всего дороже, у кого жена хороша». Говорит царь: «А, барин, ты, што скажешь?» — «То всего дороже, у кого денег много». — «А я считаю то всего дороже, говорит царь, у кого ума вного». Тогда идут вперёд опять, настречу едет им черепан с горшками. Царь и говорит: «Черепан, провези нас, изъян покроется». Стал черепан горшки складывать, сложил, оборотил лошадь. «Садитесь». Сели на сани. Ехал, ехал, зашла кобыла в лужоцьку, стеть стала. Черепан ухватил плеть и стегат. «Ах, ты кобыла! Дика, как государь!» Кобыла выстелась и опять пошла. Поехали, спрашиват государь: «Что, черепан, разве государь-от у нас дик?» — «А как государь не дик: у бояр полны погреба денег лежат, да всё их жалует, а у нужного, у бедного с зубов кожу дерёт, да всё подать берёт». — «Черепан, есь люди, которы говорят: то дороже всего, у кого жона хороша?» — «А это, надо быть, поп либо старец: ти до хороших жон добираются». Царь опять спрашиват: «Есь люди, говорят: то всего дороже, у кого денег много?» — «А то, — говорит, — боерин или боерьской сын, они толстобрюхие до денег лакомы». Опять царь спрашиват: «Есь люди, которы говорят: то всего дороже, у кого ума много?» — «А то царь, либо царской сын, это оне до большого ума добираются». Доехали в город и заставили лошадь одержать. Тогда ставали все трое с саней и благодарили черепана за провоз, и говорит царь: «Поежжай, черепан, по горшки и вези в город, завтра горшки будут дороги, да не ошибайся, проси дороже». Черепан привёз горшки в город, а царь сделал пир на весь мир и приказал всем гостям по горшку в подарок нести. Народ бежит к царю на пир, а к черепану приворачиват за горшком. Продавал сначала по пять, потом по десять рублей, дошло до петьдесят, а потом по сту рублей, и все купят. Дотуль допокупали, один горшок остался. Ладит сам итти, подарками нести. Главной боярин бежит царю на пир и приворачиват черепану за горшком. «Продай горшка». — «Не осуди, нет боле, один есть да себе надо». — «Сделай милость, уступи, я первой боярин». — «Я, пожалуй, уступлю, только сделай по-моему: я в горшок насерю, съешь — горшок твой». — «Дай, высерись, я отведаю, не могу-ле съись». Черепан пострал, понастрал приполна. Съел боярин. Все собрались, а черепана нет. Приходит и черепан на пир. «Как же ты, черепан, сколько в тебе скупости, пожалел горшка принести, а привёз воз целой». — «Помилуйте, ваше царское величество! Был самой лучшой, боярин отбил, — мечь ваш, а голова моя». — «Да ты за этот горшок множество денег взял?» — «Помилуйте, ваше царское величество, не взял». — «Да как ино, ты за што отдал?» — «Да недаром же отдал, а сказать нельзя». — «Скажи». — «За то отдал, што мой сор съел». — «Узнашь-ле?» — «Посмотрю, дак найду». Посмотрел и увидел его в переднём углу, самой главнейшой боярин. «Ну, уколи, скажи, которой». Он и уколол (показал пальцем). Призывает царь боярина к себе. «Ты-ле у черепана горшок за сор купил?» — «Я, царское величество». — «И съел». — «Съел». — «Почему же ты сор съел?» — «Потому, что я без горшка не смел явится к вам». — «Да мне разве горшка надобно было? Мне надобно было черепана деньгами наделить. Не было горшка, дак и так бы пришол. А ты теперь всю посуду иссквернил и всех людей осквернил». Взял царь, посадил боярина на вороты и растрелял.
2. Вокуев Анисим Федорович
Анисим-слепой живет в деревне Уег, в 25 верстах от центра Печоры — Устьцыльмы. Анисим интересен не только как сказитель старин и сказочник, но и просто как тип северно-русского крестьянина вообще. Являлся Анисим в мою пустую отводную квартиру убогим человеком, осторожно вышагивающим по длинным улицам Устьцыльмы за малышом 12-ти лет, ведомый за палку. Придет он, сядет на пол, упершись спиной о стену, вытянет ноги, непременно захватит что-нибудь в руки, хоть подол рубахи, и заговорит. Заговорит спокойно, нисколько не напрягая голос, и стекла зазвенят в рамах, так, можно сказать, ужасен его голос. Бас чистый, высокий и до того громкий, что просто удивляешься, что исходит он из старческой груди.
Анисиму уже 70 лет; волосы длинными прядями падают на его крутой лоб, на уши, на затылок, а длинная борода закрывает полгруди. И волосы Анисима седы, а здоровье у него все еще воловье, щеки налиты, как яблоки, и пылают румянцем, как у молодого. Разговаривая с Анисимом, забываешь про его убожество — слепоту; так бодро он держится, так уверенно говорит, что чувствуется, что и самому Анисиму его несчастье как будто только немного мешает. Энергичен Анисим и подвижен удивительно.
Начать с того хотя бы, что явился этот слепец в Устьцыльме, где я пережидал в ту весну распуту, тогда, когда еще никто не думал двигаться с места. Печора только что тронулась, лед сплошной массой плыл в океан вниз по реке, а Анисим с нанятыми им двумя гребцами в лодке то затопленными лугами и лесом, то лавируя между льдов, пробрался вверх по реке, целых 25 верст, из своего родного Уега, Он торопился: в Устьцыльме ждало его какое-то таинственное дело.
Проживя на свете слепым 60 лет — ослеп Анисим лет 12-ти, — он женился. У него 10 человек детей, он нажил дом, стал зажиточным человеком в деревне. Анисим, убогий человек, главенствовал всю жизнь не только дома, в семье, но и в деревне, в своем сельском обществе. И однообщественники слушают Анисима не только за его громовой голос или зажиточность, но и за его ум, находчивость, большую практическую сметку. Анисим действительно умен, обладает большим здравым смыслом и какой-то просто невероятной памятью.
Когда-то, лет 50 назад, слышал Анисим в чтении полемические старообрядческие книги, впитал из них существеннейшее, — и вот он защитник старой веры. Когда православный миссионер устраивает беседу со старообрядцами, Анисим, ведомый по улице сынишкой за палку, смело является в отводную избу состязаться за веру и часто своей широкой глоткой и насмешками гонит противника с поля словесной битвы.
Какими-то путями Анисим познакомился с некоторыми статьями закона, — и вот он адвокат. По одному делу хлопотать за кого-то явился Анисим и в тот раз, в лодке с двумя гребцами, плывя среди несущихся стремительно льдов могучей речки. Рассказывали также мне, что первый богач в Устьцыльме посылал Анисима за 300 верст от Печоры, к зырянам на реку Вашку, хлопотать по какому-то такому мудреному делу, что от него отказался местное юридическое светило — волостной писарь. Анисим расспросил подробно, подумал и согласился съездить. Поехал, выжил у зырян две недели и выиграл дело.