Северные сказки
Шрифт:
– Надо Чунгу женить. Будет тебе помощница.
– Как можно Чунгу женить? – спрашивает мать. – У него голова пустая. Кто за него свою дочь отдаст?
– Хороший выкуп будет – отдадут, – отвечает отец.
Стали старик со старухой тори – выкуп – собирать.
Медный котел большой взяли, саблю заморскую, три халата шелковых да три меховых, зеркало медное, двенадцать пар сережек, копье с серебряной насечкой, три куска материи шелковой, кольчугу с далеких островов – из бамбука, с медными застежками, тетиву в рост охотника собрали да лук боевой
Только в этой деревне никто замуж за Чунгу нейдет.
А в соседней деревне жила одна старушка с дочкой. Очень бедная была старушка. Дочь ее звали Анга. Никакого приданого не было у Анги, кроме упряжки собак. Так бедно жили старушка с дочкой, что в доме у них не было даже одеял.
Вот посватали Ангу. Поплакала Анга, но делать нечего – согласилась. Подумала, что теперь матери легче жить станет.
Выколотила Анга трубку у порога, чтобы огонь из родительского дома не унести, чтобы счастье из него не унести с собой. Ступила ногой на свой котел. Со своего котла ступила на котел жениха, что за порогом поставили, как того обычай, требовал, и увез Чунгу Ангу в свой дом.
Приехали они в дом Чунгу. Сел парень на нары. Мяса наелся. Хвастаться стал:
– Знаешь, жена, какой я парень! Другого такого парня нигде нет! Знаешь, какая у меня голова! Такой головы ни у кого больше нет!
По голове себя Чунгу стукнул. Загудела голова, как сухая лиственница в ветреный день.
Испугалась Анга: Ой, совсем у мужа голова пустая! Как жить с таким буду? И заплакала Анга.
Не понимает Чунгу, чего жена плачет. Сидит, молчит. Потом заснул.
Смотрит на него Анга. Лицо у парня хорошее, как у всех людей: два глаза, два уха, один нос… Рассердилась Анга: как это может быть, чтобы у человека с пустой головой было лицо хорошее, как у всех людей! Рассердилась и решила: Пусть у тебя будет нехорошее лицо, чтобы видом своим ты людей не обманывал!
Красную глину с очага взяла. Черную сажу с очага взяла. Растворила глину и сажу. Стало у нее две краски: черная да красная.
Разрисовала Анга лицо Чунгу красными да черными разводами. Так разрисовала, что даже сама испугалась.
…Спал, спал Чунгу, наконец проснулся. Пить захотел. Взял чумаш'ку с водой, стал пить. Посмотрел по привычке в воду. А в воде отражение его видно. Не узнал себя Чунгу. Спрашивает:
– Эй, ты кто такой? Тебе что в моей чумашке надо?
Вокруг осмотрелся – все знакомое: его очаг, его дом, его жена на нарах сидит. А лицо не его. Позвал Чунгу:
– Анга, иди сюда! Кто-то в чумашку забрался. Рожа какая-то…
Анга спрашивает:
Кто меня зовет?
– Это я тебя зову, – говорит Чунгу. – Это я, Чунгу, твой муж.
Покачала головой Анга:
– Разве ты Чунгу? У моего мужа лицо хорошее, а у тебя какая-то страшная рожа!
– Это верно, – говорит Чунгу, – у меня лицо красивое, я парень красивый, это я сам видал…
Подумал, подумал Чунгу, говорит:
– Вот какое плохое дело вышло! Потерял я, видно, где-то свое лицо. Пойду поищу.
Поднялся
– Это я! – говорит. В воду глянул – опечалился: чужое лицо. – Нет, – говорит, – не я это.
Идет Чунгу, на людей натыкается. Спрашивает всех:
– Вы Чунгу не видали ли? Смеются люди над ним.
– Нет, не видали, – говорят. Чешет в голове Чунгу.
– Видно, – говорит, – в этой деревне Чунгу нет. Пойду дальше.
И пошел Чунгу сам себя искать. Ушел из деревни и не вернулся. До сих пор найти себя не может. И никто не пожалел о нем.
От лентяя да дурака какая людям польза?
Берёзовый сынок
Беда, когда человек ленив да завистлив…
Жил в одной деревне старик. Был у него сын, по имени Уленда. Всем Уленда был хо-' рош: и речистый, и плечистый, и сильный, и красивый – не парень, а загляденье! Вот только работать Уленда не любил. Ничего делать не хотел.
На охоту в тайгу пойдет – как мох увидит, так спать заляжет. Рыбачить отец Уленду погонит – сядет сын на берегу, на воду станет глазеть, так без дела и Просидит целый день. Пошлет его отец за оленями смотреть: Уленда на пенек присядет, голову вверх задерет, начнет на небе облака считать – все олени и разбредутся.
Вот и выходило, что на старости лет отец и себе, и сыну еду промышлял.
Обидно стало старику. Все сыновья своих отцов кормят, уважают, только Уленда на шее у старика сидит.
Пошел старик к зангину – судье, – просит:
– Помоги мне, мудрый зангин! Не могу я больше сына взрослого кормить. Силы нет! Как быть, скажи? Что делать?
Думал, думал зангин – долго думал: сто трубок табаку выкурил, пока думал. Потом говорит:
– Ленивый сын хуже камня на шее. С сырой тетивой лук не выстрелит. Надо тетиву сменить. Другого сына тебе надо.
Заохал старик:
– Стар я стал! Где мне сына взять? Говорит ему зангин:
– Иди завтра в тайгу. Там увидишь железную березу, что меж двух ильмов растет. Ту березу сру– би. На той березе твой младший сын растет, в люльке малой качается. Вырасти его – будет, тебе помощник!
Вот пошел старик в тайгу. Шел, шел, видит – верно, меж двух ильмов железная береза стоит.
Стал старик березу рубить. Раз ударил, два ударил… Топор поломал, а на березе даже зарубки нет. Вот это береза! Устал старик… Лег отдохнуть й заснул.
Видит сон: подошел будто к нему медведь и говорит:
Направо в распадке две речки текут; в одной реке вода белая, в другой реке вода красная. Красной воды в чумашке набери, ту березу сбрызни!
Проснулся старик. Поднялся. Пошел те реки искать. Пока через буревал продирался, всю одежду в клочья изорвал: и халат, и накидку, и штаны, и унты.
В распадок спустился – верно, речки текут.
Набрал старик красной воды. Обратно пошел.
До березки добрался, сбрызнул дерево красной водой.