Северный крест. Миллер

Поволяев Валерий Дмитриевич

— Через три недели в России будет новая власть, — обещал он. — Главное сейчас — достать деньги. Несколько десятков тысяч франков.

Глазенап говорил убедительно, горячо, не поверить ему было нельзя, и Миллер решил доложить об этом визитёре Врангелю.

Ответ Врангеля был короток:

— В переговоры с Глазенапом больше прошу не вступать.

Исполнительный Миллер так и сделал.

В тридцать первом году, когда Миллер прилетел в Белград, к нему явился некий Маслов, представившийся председателем Крестьянской партии, — очень говорливый оказался господин, он предложил объединить его партию и РОВС в один боевой кулак. Посетитель довольно убедительно, —

но очень долго — рассуждал о том, что крестьяне ныне составляют основную массу населения в Советском Союзе, поэтому они хоть сегодня готовы поддержать Крестьянскую партию, жаждущую свергнуть власть большевиков. Правда, ставят одно условие — чтобы их «родная» партия была объединена с РОВСом. Такой же точки зрения придерживался и сам Маслов.

Главной силой в советской стране, даже более мощной, чем армия, Маслов считал крестьян, уверял, если крестьяне поднимутся — а они по его призыву обязательно поднимутся, — то вся большевистская верхушка будет вывезена на навозной тележке в поле. Вместе с червяками и свежим коровьим помётом.

Миллер внимательно выслушал посетителя, захлебывающегося от восторга, и спросил спокойно, довольно холодным тоном:

— Кого вы склонны считать главной движущейся силой новой организации?

Маслов ответил, не задумываясь:

— Крестьян-эмигрантов.

Миллер отрицательно качнул головой:

— Насколько мне известно, среди крестьян нет эмигрантов.

— Ну как же! — горячо воскликнул Маслов и в следующее мгновение умолк. Вид у него сделался растерянным: а ведь среди эмигрантов действительно не было крестьян.

— Если у кого-то в паспорте и написано, что он — крестьянин такой-то губернии, то эмигрировал он на Запад совсем не как крестьянин — как солдат Белой армии...

Маслов продолжал молчать. Без всяких уточняющих и наводящих вопросов было понятно, чего ему надо... Денег.

— Давайте отложим наш разговор до Парижа, — предложил Миллер и, поскольку Маслов продолжал молчать, вежливо наклонил голову, прощаясь с ним.

Он думал, что никогда больше не встретит этого человека, но не тут-то было: Маслов принадлежал к категории людей, которые, если их выгоняют за дверь, влезают в дом через форточку.

Однажды — это было зимой тридцать третьего года — Миллер обнаружил Маслова у себя на кухне в парижской квартире: тот, расплываясь, будто блин, который намазали сметаной, что-то ворковал на ухо экономке, довольно смазливой француженке; увидев Миллера, он вскочил и лихо стукнул задниками лакированных галош.

— Пройдёмте ко мне в кабинет, — сухо велел ему Миллер.

Гость, подмигнув экономке, поспешил переместиться в кабинет председателя РОВСа, по самый потолок заставленный книгами.

— Ну-с, я вас слушаю, — сухо и сдержанно произнёс Миллер.

— Я нашёл деньги для борьбы с советской властью, — с пафосом воскликнул Маслов. — Большие деньги.

— И-и... кто же их даёт вам? — с улыбкой спросил Миллер.

— Английская герцогиня Атольская.

— Не слышал о такой.

— Атольская тесно связана с группой крупных финансистов. Финансирование будет надёжное, деньги польются широким потоком. Условие одно, прежнее, что было и раньше: две самые крупные русские организации должны быть объединены...

— Какие организации?

— Крестьянская партия и РОВС.

РОВС, конечно, был крупной организацией, но вот «Крестьянская Россия», которую представлял этот господин... В многочисленности и весе этой партии Миллер не был уверен.

Чутьё его не подвело: вскоре он узнал, что Маслов — это обыкновенный щипач, жулик, специалист по мелкому, не самому умному на свете мошенничеству: чтобы добыть деньги, он готов был объединить кого угодно с кем угодно, румынского короля с мотоциклеткой, а албанского феодала с ангорской козой, лишь бы это дело принесло «бакшиш» — желательно монетой звонкой золотой чеканки. Иногда обман ему удавался, и Маслов торжествовал...

— Что вы можете сказать о белой эмиграции, находящейся ныне в Китае, в частности в Харбине? — спросил у Миллера следователь.

— Контакты у Парижа с Харбином были очень слабые... Это дело не сложилось.

— А если поточнее?

— В тридцатом году генерал Дитерихс [50] , возглавлявший Дальневосточный отдел РОВСа, сообщил мне из Шанхая, что в приграничной полосе в Сибири, в Приморской области, в Приамурском крае и в Забайкалье вспыхнуло восстание, и просил поддержать его. Вопрос сводился к поддержке деньгами и людьми. Ещё — оружием...

50

Дитерихс Михаил Константинович (1874-1937) — в 1917 г. начальник штаба Верховного Главнокомандующего, в ноябре — начальник штаба Чехословацкого корпуса на Украине. В 1919 г. — главнокомандующий армиями Восточного фронта, командующий Сибирской армией, начштаба Верховного Главнокомандующего и военный министр в правительстве Колчака. В 1922 г. избран единоличным правителем и воеводой Земской рати. В 1923 г. эмигрировал в Шанхай, с 1924 г. возглавил Дальневосточный отдел РОВС.

Миллер замолчал, следователь нетерпеливо пристукнул карандашом по столу.

— Что было дальше?

— Дайте вспомнить. Дальше Гире Михаил Николаевич — он был председателем Совещания послов — высказался против денежной помощи, причём сделал это очень резко, категорично. Что же касается помощи оружием, то очень скоро выяснилось, что ни в одном европейском порту мы не можем погрузить оружие на борт судна — все порты по рукам и ногам связаны международными запрещающими соглашениями. Была ещё бредовая идея купить собственный пароход, но она оказалась невыполнима — у нас не было таких денег. — Миллер неожиданно вздохнул, развёл руки в стороны, словно бы иллюстрируя этим беспомощным движением ситуацию. — А потом оказалось, что и помощь наша здорово запоздала: летом тридцатого года от того восстания остались лишь одни воспоминания.

— Такие люди, как братья Стульба, вам известны?

— Они приходили ко мне в тридцать третьем либо в тридцать четвёртом году, точно не помню...

— Что вы о них можете сказать?

— Обыкновенные авантюристы. Как и Маслов.

— Что они у вас просили?

— То же, что и все, — денег.

— Что вы им пообещали?

— Перебросить несколько боевых групп в Петербургскую губернию, чтобы поднять там восстание.

— Петербургской губернии уже нет — есть Ленинградская область.

— Всё равно, — равнодушным, недрогнувшим голосом произнёс Миллер — он уже устал.

Когда Миллеру наконец принесли в камеру стопку желтоватой, выцветшей от времени бумаги, ручку со скрипучим стальным пером «рондо» и школьную чернильницу-непроливашку, он немедленно уселся за стол и написал многостраничную записку «Повстанческая работа в России», куда включил все сведения, известные ему, о попытках поднять восстание в стране Советов. (Эта записка ныне хранится в Центральном архиве ФСБ России. — Прим. авт.).