Северный крест. Миллер
Шрифт:
— Вот так, братан, тыловые крысы и подгребают фронтовиков, — услышав Митькины всхлипывания, выкрикнул Расторгуев. — Мы воюем, а они тут баб щупают да на нашего брата кандалы напяливают.
— Поторопитесь! — довольно беззлобно подогнал Расторгуева поручик, повернулся к Митьке: — Быстрее, быстрее!
— Мне перевязка нужна, господин офицер, — произнёс Митька сиплым, разом севшим голосом. — Вишь, кровь выступила.
— Поторопись! — рявкнул на него поручик.
— За что хоть арестовываете нас? — потребовал объяснений Расторгуев.
— В контрразведке узнаешь.
Арестованных вывели на улицу,
Следом конвоиры втолкнули в машину Расторгуева. Громко скрипя колёсами по мёрзлому, колючему, визгливому, как битое стекло, снегу, автомобили двинулись к зданию контрразведки.
Всего в ту ночь в Архангельске были арестованы одиннадцать матросов-заговорщиков. Матросы запираться не стали, от них удалось узнать имена заговорщиков, служивших в Третьем Северном полку. Список их оказался очень внушительным — у писаря едва не кончились чернила, когда он составлял его.
Список немедленно переправили к командиру полка с требованием тотчас же арестовать заговорщиков.
«Тотчас же!» — специально было подчёркнуто в приказе, переданном на фронт. Командир полка, бравый вояка с перевязанной головой — по касательной зацепила пуля, — прочитал список и почувствовал, как у него на перебинтованной макушке начинает тихо ездить фуражка: переместилась вначале на одну сторону, потом на другую...
В чёрном списке оказались лучшие его солдаты — георгиевские кавалеры, разведчики и ездовые, два унтера из службы связи и фельдфебель из штабной роты, конюх и охрана — те самые люди, которые давным-давно стали своими среди офицеров.
— Это недоразумение, — пробормотал полковник смятенно и стал звонить в Архангельск. — Это недоразумение, — заявил он громогласно, дозвонившись, несмотря на ночь, до штабного дежурного в Архангельске.
В Архангельске мела метель, слышимость была отвратительной, тем не менее дежурный офицер хорошо разобрал, что ему говорил командир полка.
— По этому вопросу, господин полковник, вам лучше всего обратиться в контрразведку! — прокричал он в телефонную трубку. — В штабе вы концов этой бумаги не найдёте — только в контрразведке.
Полковник стал звонить в контрразведку. Вместо того чтобы действовать, он звонил, звонил, звонил... Ему надо было во что бы то ни стало выгородить лучших своих солдат, попавших, как ему казалось, по недоразумению либо по чьему-то злому умыслу в чёрный список.
— Это же гордость полка, лучшие люди! — безуспешно взывал он.
«Лучшие люди» быстро прослышали про то, что их собираются арестовать, и решили действовать. Организовываться и начинать быструю атаку, не теряя времени на разгон, они умели. Очень скоро полк, похватав пулемёты, начал разоружать офицеров.
Часть из них была посажена под замок — среди арестованных оказались даже двенадцать офицеров, находившихся на позициях, в боевых порядках. Ротные-горлопаны, арестовавшие их, вскинули над своими головами белые тряпки, привязанные к кольям, и перешли на сторону красных.
Затем лихие солдатики ринулись к двум деревням, расположенным рядом — фронт проходил по соседству с жилыми домами, разогнали прислугу стоявших там пушек, офицеров затолкали прикладами в пустой амбар, дверь снаружи подпёрли ломом и стали думать над тем, как бы захватить орудия, установленные на позициях в поле.
Тут организаторы беспорядков обожглись — артиллеристы открыли по мятежникам огонь, и те побежали. Побежали к красным, чтобы укрыться в их окопах от разящих снарядов. Офицеры, запертые в подвале, были освобождены. Красные командиры, люди опытные, умеющие хорошо воевать, понимали, что надо немедленно действовать, иначе Миллер пришлёт подкрепление и ситуация на фронте вновь изменится. Ковать железо, пока оно горячо, они умели и пошли в атаку на полк.
Солдат в полку оставалось всего ничего — чуть более ста человек. Плюс артиллерия, стоявшая в поле. Командир полка лёг за пулемёт...
Первая атака была отбита. Тогда красноармейцы, чтобы не терять попусту людей, решили обойти упрямцев с тыла, взять их в клещи, накинуться со всех сторон и туго завязать верёвкой горло.
Командир полка пришёл к выводу, что в создавшейся ситуации лучше отступить.
Так на большом участке фронта образовалась дыра. В дыре этой незамедлительно нарисовался Скоморохов, от возбуждения и предвкушения удачи похожий на большого подвыпившего таракана. Глава земцев поспешил нырнуть к красным и там, на условиях, которые иначе, как детскими, наивными [23] , назвать было нельзя, начал обговаривать условия будущего мирного договора.
23
«...иначе, как... наивными, назвать было нельзя» — именно «наивными» называет условия, выдвинутые Скомороховым на упомянутых в романе переговорах, исследователь Белого движения Валерий Шамбаров.
Дыру, образовавшуюся на месте Третьего полка, заткнуть было нечем: те части, которые Марушевский решил использовать для этой цели, оказались слабенькими: что были они, что не было их — всё едино.
Миллер дал команду к всеобщему отступлению.
В Архангельске запахло эвакуацией. Из окон многих домов повалил дым — там сжигали бумаги и набивали баулы ценными вещами. Ничего другого, кроме ценных вещей, золота и денег, брать с собою было нельзя. Хотя эвакуация официально объявлена не была, оперативный отдел штаба, а также контрразведка пешим строем выступили в сторону Мурманска.
Идти мешал глубокий снег — за день одолели всего пятнадцать километров, больше не удалось.
Части на фронте одна за другой начали покидать свои позиции.
Очень скоро фронта как такового не стало совсем.
Стоя на причале, Миллер кутался в тёплую, подбитую мехом шинель и вглядывался в неясные, растворившиеся в морозном воздухе крыши домов. Губы у него предательски подрагивали — генерал был расстроен.