Северный сфинкс
Шрифт:
Нельзя сказать, что царь пустил дело на самотек и в суматохе сиюминутных дел совершенно не занимался укреплением подступов к Санкт-Петербургу. По его плану, в течение нескольких лет в Ревеле собирались перестроить старые, уже обветшавшие укрепления и возвести новые. Они должны были иметь в общей сложности 724 орудия.
Но к настоящему моменту имелось всего лишь чуть больше половины от планируемого количества пушек и мортир. И хотя после нагоняя, полученного на днях от императора, здешнее начальство очнулось от летаргического сна и лихорадочно стало заниматься порученным им делом, ясно было одно – к
Согласно донесению главного командира Ревельского порта, адмирала Алексея Спиридова, в состав Ревельской эскадры входило четырнадцать кораблей, три фрегата и несколько мелких боевых единиц. В Кронштадте, ожидая очищения от льда восточной части Финского залива, находилась вторая эскадра, в основном фрегаты и бомбардирские корабли. А в Роченсальме2 базировалась гребная эскадра под командованием вице-адмирала Жана-Батиста Прево де Сансака, маркиза де Траверсе3 – тридцать четыре канонерские лодки, два гребных фрегата и две плавучие батареи. Кронштадтская эскадра и эскадра маркиза де Траверсе, по замыслу нашего командования, должны были, если Ревельской эскадре не удастся сдержать британцев, защитить с моря Петербург. Только смогут ли они это сделать?
Сухопутные силы гарнизона тоже оказались весьма скромными. Но мы знали, что вскоре в Ревель прибудут егеря Багратиона, конная артиллерия и казаки. Из Севастополя срочно выехали моряки из состава Черноморского флота, имеющие боевой опыт, полученный во время Средиземноморского похода Ушакова. Перебрасывали их курьерскими тройками, что само по себе было беспрецедентным явлением. Это было что-то вроде пресловутых «марнских такси»4. В первую очередь в Ревель ехали артиллеристы, а также офицеры и моряки, имевшие опыт сухопутных сражений.
Только времени у нас было в обрез – закончив ремонт своих поврежденных в сражении при Копенгагене кораблей, Нельсон мог в любой момент выйти в море, достигнуть Ревеля и разгромить русскую эскадру. Причем он намеревался сделать это до того, как в восточной части Финского залива растает лед, и Кронштадтская эскадра сможет выйти в море и отправиться на помощь Ревельской эскадре.
На днях в Ревель должны были прибыть генерал Кутузов и адмирал Ушаков, которые и возглавят оборону города и порта. Ну а мы, помимо раздачи советов, займемся более привычным для нас делом – станем ликвидировать британскую шпионско-диверсионную сеть. Информация о вражеской «пятой колонне» нам поступила из надежного источника – американца, который немало помог нам еще в Санкт-Петербурге и, направленный в Ревель, сумел внедриться в здешнее вражеское подполье.
Мы проверили тайник в Старом городе и обнаружили там донесения Джулиана Керригана. Надо будет переговорить с ним лично – он все-таки в подобных делах еще полный дилетант и не всегда замечает то, что следовало бы замечать. Но тут уж ничего не поделаешь.
В тот же тайник я положил записку, в которой указал, где и когда мы с ним намереваемся встретиться. А пока есть время, я буду готовиться к рандеву с агентом.
9 (21) апреля 1801 года. Ревель.
Джулиан Керриган, засланный казачок
С самого моего прибытия в этот город я практически все время бездельничал. Да и что мне, собственно, оставалось делать?
Начальство не баловало меня своим вниманием. Поселили меня в небольшом подвальном помещении, переодели в чистую и добротную одежду и накормили простой, но сытной пищей. Вообще же здесь кормили вполне сносно, хотя дверь за мной всегда запирали на замок. Какой-то человек время от времени заходил ко мне, мазал мое дырявое плечо бальзамом, а затем заново перебинтовывал его.
А через несколько дней меня неожиданно привели на первый этаж, в комнату, в которую через закрытое ставнями окно пробивалось немного дневного света. За столом сидел человек, которого я не мог разглядеть в полутьме, но который почему-то показался мне смутно знакомым. А когда Шварц обратился к нему, и он ответил, то я сразу узнал его по голосу – это был тот самый незнакомец, которого убитый генерал Беннигсен называл «виконтом». Последняя встреча «виконта» с Длинным Кассием у решетки Летнего сада закончилась тем, что он застрелил генерала, а я получил пулю в плечо. Хорошо, что все происходило в темноте, и Виконт не мог разглядеть мое лицо.
Виконт стал задавать мне множество вопросов – кто я, откуда и как попал в Ревель. Причем он молниеносно перескакивал с одной темы на другую, часто переспрашивал то, о чем уже спросил намного раньше, но в несколько иной форме. Мне только оставалось поблагодарить Бога и русских за их тщательный инструктаж – если бы не они, то я бы давно засыпался.
Минут через двадцать он кивнул:
– Полагаю, мистер О’Нил, мой друг Шварц не соврал мне – вы действительно говорите правду. Могу вам пообещать, что в скором времени вы вернетесь на родину… точнее, в Англию, если сделаете все, что вам поручат. А теперь оставьте нас – мне необходимо поговорить с Иоганном с глазу на глаз.
Шварц отвел меня обратно в подвал и, как обычно, запер за мной дверь. Но через полчаса ключ вновь заскрежетал в замке, и служанка, велев мне взять одеяло, отвела меня в большую комнату, где стояло с десяток топчанов, половина из которых пустовали, а на других сидели какие-то люди. Двоих из них я узнал – именно к ним меня в свое время привел Шварц.
– Это твой, – сказал один из них, показывая на топчан, на котором не было ничего – даже простыни. Я бросил туда свое одеяло и сел, сказав на ломаном немецком, в который, как обычно, подпустил ирландского акцента:
– Меня зовут Джон О’Нил. А вас?
– Меня – Томас, его – Леонард. Фамилии наши тебе знать ни к чему. А те трое, – он небрежно указал рукой на хмурые и неприветливые личности, о чем-то непонятном лопотавшие в углу комнаты, – это эстляндцы, и они по-немецки почти не говорят.
– А где здесь можно выпить пива за знакомство?
– Пока Иоганн не разрешил тебе выходить из дома, увы, придется обойтись без кабаков… Но я попрошу Магду принести копченой рыбы и по кружечке здешнего пойла.