Северный страж
Шрифт:
Гертруда перевела.
Филиска вспыхнула и, скромно потупив взгляд, уткнулась в тарелку. Хотелось ответно поблагодарить ведьмака, но язык почему-то словно прилип к нёбу. Да и сидящая в углу, такая не похожая на давно знакомого маленького мирного Карлушу косматая тень всё-таки пугала. Сидит-то пока сидит, а вдруг как возьмёт да и прыгнет…
Едва коснувшись ложки, Алексей ошарашенно отпрянул. Кулеш оказался просто огненным, но едва солёным, даже пресным. Поначалу немного стесняясь, скромно подул на ложку, а когда каша чуть остыла, волчий аппетит взял верх.
Тарелка умялась в один присест.
— А не желаете ли добавки? — поинтересовалась Гертруда.
— С удовольствием! Честно сказать, такая вкуснятина!
Старушка польщённо улыбнулась.
— Сказать откровенно, глаз не нарадуется столь похвальному аппетиту, — наполнила миску до краёв. — Кушайте, кушайте, Алексей. Силы вам ещё пригодятся…
После обеда Филиска занялась мытьём посуды, Гертруда пересела напротив.
— Что ж, Алексей, — отодвинула чадящую плошку подальше
— Веры? — замялся Алексей.
Ну вот, а так всё хорошо начиналось. Наверняка сейчас начнётся какая-нибудь вдохновенная проповедь. Последнее время всевозможные проповедники просто достали, особенно в преддверии широко разрекламированного индейцами майя очередного грядущего конца света. Суют все эти свои дурацкие брошюрки, книжонки, только успевай отмахиваться. И что ей сказать? Что никакой? А ладно, не врать же, в самом деле.
— Да, пожалуй, никакой. А что?
— Никакой? — с некоторой ноткой восхищения повторила старушка. — Что ж, смелый ответ. Вот они, плоды вольнодумства Вольтера и Монтескьё! Рада, не скрою. Это в корне меняет нашу беседу. Ах, если бы вы только знали, какой религиозный ужас я когда-то испытала! Думала, просто сойду с ума. А с вами всё иначе. Ваш разум свободен от пут. Не боясь, что затрону ваши чувства, буду с вами предельно откровенна, — рассеянно глянула куда-то вбок и погрустнела. — Да, увы, мы с вами товарищи по несчастью. Хотя, после стольких лет, я теперь уже и сама не знаю, счастье это или несчастье. Впрочем, что я говорю? Конечно, несчастье. По непонятой прихоти всемогущего рока быть выкинутой из круга привычного бытия… Нет, скорее я просто смирилась со своей печальной судьбой, — грустно усмехнулась и махнула рукой, — впрочем, не принимайте мои горькие слова слишком близко к сердцу. Просто накипело… Итак, вот вам и моя история. Когда-то, давным-давно, я была молода и беспечна, самая младшенькая и обожаемая в нашей большой семье. Батюшка мой был родом из богатого негоциантского рода, осевшего в России ещё при царе Петре. Он быстро обрусел, принял православие и стал вхож в богатейшие дома Санкт-Петербурга. Когда юная будущая императрица София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская ещё только прибыла в столицу, ей было так одиноко. Только представьте — чужая речь, чужие обычаи… Бедняжка… Моя семья, как могла, давала ей хоть какое-то утешенье. Когда императрица взошла на престол, наша добродетель не была позабыта. Семья удостоилась высокой чести. Старшие сёстры были уже замужем, а я, как самая младшенькая, стала фрейлиной. Большего я и не могла себе пожелать. Я была просто счастлива. Служение государыне меня нисколько не тяготило, скорее даже наоборот. Жизнь моя стала словно красочный калейдоскоп. Положение в обществе, балы, завидные женихи… Будущее казалось светло и прекрасно. И вот однажды ранней осенью государыня велела заложить карету. Мы выехали ранним утром. Моросил мелкий дождь. Было слякотно и промозгло. Едва мы выехали за город, на обочине дороги показался сидящий в грязи нищий. Глубокий старик в рубище, видно, он совсем замёрз. Даже не поднял головы, когда с ним поравнялась богатая карета. Едва завидев несчастного, государыня повелела остановить экипаж. Она всегда славилась своим благочестием и добросердием. Протянула мне рубль и велела подать несчастному. Я вышла из кареты и окликнула беднягу. Старец даже не поднял головы. Подумав, что он глухой, я тронула его за плечо. Тогда он очнулся, протянул ко мне руку и прохрипел: «забери, дочка, забери», — выразительно умолкнув, покосилась в угол и едва слышно пробормотала:
— И всё же на удивленье смирный, даже не подходит…
Зачарованный рассказом, Алексей невольно дёрнулся. По спине пробежал холодок. Всё было почти один в один, только случилось два века тому назад.
— Я машинально коснулась его руки, — тихо продолжила Гертруда. — И тут повеяло невыносимым холодом. Я словно на миг очутилась в суровом феврале. Старец покачнулся и упал замертво. Встревоженные слуги и лекарь бросились помочь несчастному, но было уже поздно. Бедняга скончался. Мне стало очень страшно. Помню, тогда ещё жутко завыли собаки. Расстроенная государыня повелела захоронить несчастного, и мы быстро уехали. Помню, после этого жуткого происшествия она ещё несколько дней была в совершенно тягостном расположении духа и никого не принимала. После того случая жизнь моя резко переменилась. Конечно, может, причиной тому была осень, но в душе поселилась щемящая тоска. Временами я закрывалась в комнате, и слёзы беспричинно лились из глаз. Потом стало ещё хуже. Я стала видеть видения адовы. Особенно ночами. Увидев, как я вся иссохла, мною занялся придворный врач. Совершенно потеряв покой, я истово молилась. Но ни молитвы, ни всевозможные горькие микстуры не помогали. Так прошло несколько безумных месяцев. Потом наступила зима. Однажды вечером прогуливаясь вдоль Невы, я услышала шорох крыльев. Надо мной кружился огромный чёрный ворон, с каждым кругом спускаясь всё ниже и ниже. Мне стало жутко как никогда. Стремглав я бросилась к дворцу, но не успела. Ворон ударил меня в голову. Разум мой помутился, и я упала без чувств. Очнулась я ранним летним утром на берегу реки. По всей видимости, это тоже была Нева, но ни дворца, ни каменной набережной уже не было. Всё тело невыносимо зудело и чесалось. Вокруг вились комары. Обезумев от страха, я металась по берегу и звала на помощь. Но тщетно. Вокруг не было ни души. Потом наступила ночь. Я так устала, что забилась куда-то между камнями и уснула. Так прошло три дня. Окончательно обессилев, я начала есть траву и коренья. А потом мне стало уже всё равно. Поняв, что положение моё безнадежно, вышла на высокий утёс, и, помолившись, попрощалась с жизнью и шагнула в пустоту… Вы не поверите, но в тот миг мир на мгновение замер и снова явился он, — с усмешкой покосилась на плечо. — Видимо, тогда не ждал от меня такой прыти…
— Кто… он? — оторопело спросил Алексей.
— Он? Как кто? Карлуша же, конечно, — как нечто само собой разумеющееся пояснила Гертруда. — Каким-то чудесным образом я мягко упала в густой и тенистой дубраве. Вокруг росли могучие дубы. Не поверите, я в жизни не видала таких высоких и старых деревьев! Просто необъятные стволы. Едва ли десять человек могли обхватить их. Я замерла в полном смятении. И тут из чащобы показался высокий и статный юноша в белых одеждах. Русая бородка, ясный спокойный взор васильковых глаз. Улыбнулся, низко поклонился и приглашающе повёл за собой рукой. Сердце моё почему-то сразу потянулось к нему. Я без колебаний последовала за ним. Вот так я и оказалась в лесной деревушке у волхвов. Это было недалеко от Киева. Незнакомец этот, Всеслав, впоследствии стал моим мужем. Вскоре я и думать забыла, что со мной произошло, стала учить ведовское знание. Много тайного открылось мне, и я полностью переосмыслила всю свою жизнь. Прошлое стало казаться просто чудесным сном. Вскоре народился у нас сынок, Любояр, — грустно улыбнулась. — Так, наверно, бы и жили мы в любви да согласии, да только однажды всё перевернулось. Вернулся в Киев князь Владимир со своей новой женой Анной и новой верою. Люди рассказывали, как лютует князь, заставляет всех отречься от своей старой веры. Сказать по чести, поначалу я не верила слухам. Не могут добродетельные христиане творить такие бесчинства. А потом в деревню пришла княжеская дружина. И тут я испытала всё на себе. Деревню сожгли дотла. Людей перебили, — голос осёкся. — Всех, и стар и млад, кто выше тележной оси, — достала платочек и вытерла слёзы. — Простите… Вот скажите, — подняла гневный взгляд, — разве по-христиански это? Разве этому учил Христос?
Алексей тяжело вздохнул и не нашёлся с ответом.
— Мы спрятались в подполе, — тихо продолжила Гертруда. — Когда наш дом загорелся, Всеслав схватил нас в охапку и выбил дверь. Дальше ничего не помню, видимо, наглоталась дыма. Когда очнулась… — гневно сжала кулаки, — ох, лучше бы я тогда не просыпалась. Все были уже мертвы… Я обезумела от горя. Не знаю, сколько дней я оплакивала их на пепелище. Пожалуй, если бы не Карлуша, так бы и умерла. Он заставил меня подняться и повёл куда-то на север… Я не противилась его воле, мне было уже всё равно. После долгих мытарств я наконец вышла к маленькой лесной деревушке. Люди оказались совестливые и приветливые, — грустно усмехнулась, — нет ни диких кочевников, ни христиан. Место тихое, только нурманы иногда лютуют. Так вот теперь здесь и живу, почитай лет двадцать уже… Вот вам и вся моя печальная история, Алексей… Я уже почти успокоилась, умом понимаю, жизнь моя почти прожита, и назад вернуться уже невозможно, но вот сердцем… Иногда накатывает такая тоска… Хочется снова увидеть родную кровинушку, Всеслава… А иногда думаю, забыть бы всё и снова очутиться в родном городе, увидеть хотя бы одним глазком отчий дом, дворцы, набережную…
Повисла тягостная тишина.
Алексей нервно облизнул пересохшие губы. Одно дело, позёвывая читать какие-нибудь исторические хроники, а другое, когда перед тобой сидит живой и страдающий человек. Потерять своё время, потерять родную семью. Две семьи. А с психикой, похоже, всё уже зашло слишком далеко. Появился какой-то виртуальный Карлуша, спасающий в трудные минуты. Всегда так. Когда мозг проходит через экстремальные испытания, чтобы не разрушиться, создаёт себе хоть какое-то облегчение, иллюзию собеседника, и очень удобного притом. Всегда выслушает, всегда со всем согласится и поддержит. Чистая клиника. И ничем уже не поможешь. Ничем. А впрочем… Почему ничем? Сама же говорит, хоть одним глазком. Должно сработать. Пусть не помочь, но хотя бы отвлечь.
— Ужасно. Сказать, что я вам соболезную, это ничего не сказать… Простите моё косноязычие. Не знаю, но может, вам это хоть чём-то поможет… Я в смысле снова увидеть город, — лихорадочно зарылся в карманах.
Вытащил смартфон и включил кнопку.
— Вот!
— Что это? — заинтересовалась Гертруда.
— Сейчас-сейчас, — Алексей быстро пролистал старые видеозаписи. — Это так сразу не объяснишь, лучше увидеть…
Хорошо ещё, что не удалил. Прошлым летом приезжали родственники из Новгорода. Долго гуляли, показывал город, Петергоф. Эх, если бы тогда знать, что записи ещё когда-то могут пригодиться, тем более в такой обстановке.
— Вот, нашёл! Смотрите! — кликнул файл.
Экран засветился. Добродушное лицо дяди Коли заполнило кадр.
— Привет всем из Питера! — весело помахал рукой. — Мы на Дворцовой площади. Сейчас пойдём в Эрмитаж. Лёх, дай-ка я и тебя, что ли, засниму, хоть бабке покажу…
Экран заслонила могучая пятерня. Кадр дёрнулся.
— Всем привет! Это я, Алексей!
Алексей грустно усмехнулся, глядя на собственное изображение.
Привет-привет, первокурсник. Эх, очутиться бы там, предупредить…
— О боже! — Гертруда потрясённо впилась глазами в экран. — Как! И вы там?
В кадр крупно вползла позолота ворот.
— О боже! — Гертруда возбуждённо зажала рот. — Не может, быть! Нет, это невозможно!
Повернулась и крикнула:
— Филиска, смотри скорей, какое чудо! Сейчас ты увидишь, где я жила! Помнишь, я тебе рассказывала!
Наспех вытерев руки, Филиска несмело подошла и оторопело уставилась на волшебную вещицу. Изнутри крошечного светящегося сундучка выглядывал другой мир.