Северный страж
Шрифт:
Алексей невольно улыбнулся, глядя на расширенные глаза зрителей.
— Один момент, — повернул смартфон горизонтально. — Вот так будет удобней.
Картинка послушно расширилась.
Зрители благоговейно впились глазами в экран.
Толпа народа в билетную кассу, бесчисленные японцы с флажками, пухлые американцы с вечной жвачкой, лестницы, переходы…
Когда показался тронный зал, Гертруда закрыла лицо ладонями и тихо прошептала:
— Довольно, Алексей. Не могу больше, извините…
По лицу текли слёзы.
Чувствуя себя полным болваном,
— Простите. Я думал… Вы сказали… Хоть одним глазком.
— Да-да, я помню, — вытерев слёзы, Гертруда улыбнулась. — Вам совершенно незачем извиняться. Просто я не думала, что это будет так больно. Будто вернулась в отчий дом после собственных похорон…
Немного помолчав, тихо поинтересовалась:
— Так сколько же лет прошло… там?
— М-м-м. Не очень много. Двести. С хвостиком.
— Двести, — завороженно повторила Гертруда. — Подумать только… Да, надо признать, в бытность мою дворец выглядел намного беднее. Этот же словно только что отстроен… А кто все эти бесчисленные люди? Не похожи на слуг. Я вижу, среди них много чужестранцев. Что они делают во дворце?
— Что делают…
Алексей замялся.
Да, с видео была явно неудачная идея. Вот так всегда. Хотелось как лучше. И что ей сказать? Правду? Ага, если она так расчувствовалась от безобидного ролика, вообще непонятно что будет, если узнает про остальное. Взять и соврать? Тоже как-то нехорошо. Человек вроде к тебе со всей душой. Эх, вот попал, а! Ладно, была не была. Лучше правду, а там как пойдёт.
— Дело в том, что во дворце теперь музей. Даже не просто музей, а музей государственного значения. Вот они все и ходят, смотрят…
— Ах, вот оно что! — оживилась Гертруда. — Что ж, резонно, резонно. А позвольте узнать, где же в таком случае новая резиденция государя или государыни?
Алексей пожал плечами.
— В Москве. Кремль. Перенесли туда столицу где-то лет через сто. В общем, там всё сейчас, — благоразумно умолк.
О том, что дальше произошло с когда-то огромной империей и последним царём, лучше всё же промолчать.
— Москва? Странно, — удивилась Гертруда. — Пошли наперекор воле Петра. Не сказать, что я одобряю этот выбор. Была я как-то там, в ранней юности проездом. Большой купеческий город, ничего более. Узкие кривые улочки, отвратительные дороги. С Санкт-Петербургом, конечно же, не сравнить… — Вдруг умолкла и напряглась. Как-то странно повела головой и на секунду прикрыла глаза.
— Так-так. Кажется, у нас ещё гости.
— Что?
Алексей метнулся к ружью. Филиска испуганно замерла, не понимая, что происходит.
— Нет-нет, Алексей, — успокоила Гертруда, — не стоит беспокойства. Это всего лишь родичи моей подопечной.
Поставив ружьё на предохранитель, Алексей вернулся к столу и, аккуратно облокотив ствол об лавку, недоверчиво прислушался.
На улице стояла абсолютная тишина. Где-то вдалеке хрипловато покаркивали вороны. Ни шагов, ни голосов. Час от часу не легче. Какие, к чёрту, родичи?
— Родичи? А вы точно уверены, что это не нурманы?
— Конечно, — спокойно подтвердила старушка. — Её отец и старший брат. Уже совсем близко.
Повернулась к девушке и что-то сказала. Филиска вскочила, поспешно оправляя платье.
В дверь деликатно постучали.
Гертруда коротко ответила.
Дверь со скрипом отворилась. Пригнувшись, вошёл коренастый седоватый мужчина. В руке зловеще блеснул здоровенный выщербленный топор. Следом зашёл совсем молодой юноша с топориком поменьше, но почему-то тоже не особо располагающим к душевному равновесию.
Гости неуверенно замерли, привыкая к полумраку.
Алексей непринуждённым жестом подтянул ружьё. Гертруда заметила и предупреждающе подняла ладонь.
— Нет-нет, Алексей! Не берите грех на душу! Это не враги, поверьте мне.
Пожав плечами, Алексей положил ружьё на колени.
— Да нет, я ничего. Просто мне так будет спокойней.
Нет уж, бабушка, извините, но ружьишко пусть лучше будет под рукой. Родственники родственниками, но как говорится, бережёного бог бережёт. Кто его знает, что у них на уме. А как здесь умеют махаться топориками, уже до тошноты нагляделся, спасибо.
Проморгавшись, мужчины вытаращились на загадочного незнакомца и удивлённо переглянулись. Вьюнош как вьюнош. Разве только чересчур бледноват, безус и безбород, да и в одёжке чудной. Ну и, может, отстрижен коротко, непривычно. А бабы в деревне уже чего только и не наплели! Чудище, говорят, из лесу вышло невиданное. И мхом-то весь оброс, глаза как плошки, огнём плюётся, громом разит. Тьфу, балаболки! Язык без костей! И мелют, и мелют! Вот, правда, что ни говори, двух нурманов-то он как-то сразил, что есть, то есть…
Спокойно поблёскивая зеленоватыми глазами, юноша расслабленно держал руки на странной железной палке. Несмотря на кажущуюся простоту, от неё так и веяло каким-то хищным холодом недавнего смертоубийства.
Молчание затянулось.
— Кхм…
Опомнившись, отец сделал сложное движение бровями и медленно поставил топор к притолоке рядом с клюкой ведуньи. Сын поспешно повторил за отцом.
— Здрава будь, Гертруда. И ты здрав, странник неведомый, — отец отвесил низкий поклон. — Благодарствуем за Филиску, дочь нашу, — дёрнул за рукав замешкавшегося сына, таращившегося на чужака во все глаза. — От лиха тяжкого ты её избавил, а может, и от смерти лютой…
Сын поспешно поклонился.
Едва глянув на непонимающе хлопающего глазами ведьмака, Филиска пошла багрянцем и стыдливо потупилась. Эх, стыдно-то как! Истинную правду отец говорит. Избавил от лиха. А ведь сама так и не набралась смелости поблагодарить. Да и как! Уж дюже он строгий. Вроде с виду юный совсем, а в глаза глянешь, будто старик глубокий оттуда смотрит. Глянешь, и сразу жуть берёт.
Дождавшись, когда родичи умолкли, Гертруда встала и торжественно перевела:
— Алексей! Это отец Филиски, Еким, а это братец её старший, Онтей. Кланяется тебе её семья. Благодарит. Избавил ты её от позора, а может, и от смерти лютой.