Севильский слепец

Уилсон Роберт Чарльз

Р.: Ты веришь, что успеха в мире искусства добиваются благодаря таланту?

Я: По крайней мере, с его помощью.

Р.: Ну и дурак.

Я: По-твоему, у Ван Гога, Гогена, Пикассо и Сезанна не было таланта… ты хотя бы примерно представляешь, о ком я говорю?

Р.: Дурак всегда считает других идиотами. Конечно, представляю. Они гении.

Я: А я, значит, нет?

Он пожал плечами.

Я: И когда ты успел стать знатоком живописи?

Он снова пожал плечами и кивнул каким-то проходившим мимо людям. Мы сидели на веранде «Кафе де Пари» на площади Франции.

Я: Каким же это образом крестьянский парнишка из пыльного захолустья научился разбираться в искусстве?

Р.: А

каким образом бывший легионер превратился в гения? El Marroqui? Так ты собираешься подписывать свои шедевры?

Я: Гениальность может проснуться в ком угодно.

Р.: Но кто решает? Разве Гоген и Ван Гог были знамениты в свое время?

Я: А с чего ты взял, что я хочу стать знаменитым?

Р. молчал, пристально глядя мне в глаза, и я понял, что сижу напротив человека, который нашел себя, который абсолютно уверен в своей значительности и разглядел во мне то, чего я сам в себе не заметил.

Р.: Зачем ты ведешь эти дневники? Зачем увековечиваешь свою жизнь?

Я: Я просто записываю некоторые события и мысли.

Р.: Но зачем?

Я: Не для чужих глаз.

Р.: А для чего же тогда?

Я: Это моя отчетность, вроде твоих конторских книг.

Р.: Они напоминают тебе, на каком ты свете?

Я: Именно так.

Р.: А ты не думаешь, что однажды люди прочтут их и скажут: «Какой неординарный человек!»?

Иногда думаю, но ему не признаюсь.

Р.: В любом значительном человеке должно быть немного тщеславия.

1 апреля 1944 года

Впервые у нас выдался случай передохнуть, так что Р. может заняться изучением деятельности банков. Мы живем в «Ресиденсиал Альмерия». Тут собрались все национальности и полно одиноких женщин, работающих в сотнях разных компаний, обосновавшихся здесь после начала войны.

Р. наслаждается своими деньгами. Он пошил себе костюм у французского еврея в Пти-Соко и посещает в нем банки. Он обедает в ресторане, который держит одно испанское семейство в шикарном отеле «Вилла де Франс». Пообедав, он совершает короткую прогулку до Рю-Олланд, а потом опять поднимается в горку, к отелю «Эль Минзах», где выпивает чашечку кофе с бренди. Его тщеславие проявляется в том, что ему нравится строить из себя богатея. Правда, игра стоит свеч, поскольку он завязывает деловые отношения и заключает сделки в этих местах, где крутятся дельцы черного рынка, выискивающие людей вроде Р., чтобы переправить свои товары в Европу.

Я люблю посидеть на солнечной веранде «Кафе Сентраль» в медине и понаблюдать за суетой Соко-Чико. Ночами меня манит неряшливость порта. Там есть испанский бар под названием «Ла Map Чика» с опилками на полу и старой потаскушкой из Малаги, сносно танцующей фламенко. От нее дурно пахнет, будто все ее нутро изъедено хворью, которая выходит из нее вместе с потом.

26 июня 1944 года

С момента высадки союзников в Нормандии мы работали без передышки. Р. где-то откопал пьяного шотландца, которому позарез были нужны деньги, чтобы заплатить карточные долги, и теперь мы новоиспеченные владельцы «Королевы Высокогорья». Новым судном будет управлять испанец Мигель, рыбак из Альмуньекара.

3 ноября 1944 года

Когда на рассвете мы вышли из Неаполя, на нас было совершено нападение. Первой жертвой стала «Королева Высокогорья», ушедшая далеко вперед. Когда я ее нагнал, М. стоял на палубе с приставленным к виску пистолетом. Я не понимал, на каком языке они там лопочут. Р. радировал мне: «Открывай огонь», — что я и сделал, повалив всех, включая М. Пираты на своем боте бросились наутек, но я подстрелил их кормчего из английской винтовки «Ли-Энфильд.303» с очень точным оптическим прицелом. Это были греки. Оба судна мы отбуксировали в Неаполь. У М. раздроблена правая нога, и нам пришлось оставить его в городе. В нашем флоте прибыло: теперь в нем четыре корабля.

15 ноября 1944 года, Танжер

Р. ведет переговоры об аренде складских помещений в порту и в городе. Моя обязанность — обеспечить безопасность, то есть найти надежных людей, которые не давали бы чужим проникать внутрь, а своим — воровать. Р. сказал, что люди меня боятся. С какой такой стати? Они прослышали про то, как я расправился с греками. Я понял, что сам Р. окружает меня легендами, а я бессилен этому помешать.

17 февраля 1945 года, Танжер

Р. арендовал склад. Я отправился в Сеуту, в Легион, и завербовал ветеранов, знавших меня с прежних времен. Я вернулся с двенадцатью легионерами.

8 мая 1945 года, Танжер

Сегодня кончилась война. Город обезумел. Все перепились, кроме меня и моих легионеров. Пригороды наводнены берберами и рифами, которые валят валом со своих бесплодных гор и обустраиваются в chabolas, сложенных из картонных коробок и соломенных тюфяков. Им нечего терять, и они крадут все, что попадается под руку. Нам приходится принимать самые жесткие меры. Побоями их не отвадишь. Попавшемуся в первый раз мы отрезаем ухо, попавшемуся во второй раз — разбиваем нос или отрубаем большой и указательный пальцы. Того, кто объявляется снова, мы вывозим за город и сбрасываем со скал.

8 сентября 1945 года, Танжер

Испанская администрация покидает Танжер. Р. сначала очень встревожился, но, видимо, городу будет возвращен его прежний международный статус, и бизнес ни в коей мере не пострадает.

1 октября 1945 года, Танжер

Мы решили обзавестись недвижимостью. Я нашел рядом с Пти-Соко чудесный дом с лабиринтом переходов, в котором легко заблудиться, и с внутренним двориком, где растет громадное фиговое дерево. Окна там в самых невероятных местах. Р. говорит, что это жилище умалишенного. Себе он приобрел дом на выходе из медины в Гран-Соко, где живет много испанцев. Мне дурно от его постоянных разговоров о тринадцатилетней дочери испанского адвоката, живущего напротив. Отец девочки каким-то необъяснимым образом сделался нашим адвокатом, и именно он составлял для нас купчие. Я заплатил 1500 долларов, а Р. — 2200, и нам при этом не пришлось занимать ни цента.

7 октября 1945 года, Танжер

Я снова взялся за карандаш и кисть. Зарисовываю свой дом, потом превращаю эти наброски в черно-белые абстракции. В игре света и тени просматриваются отдельные детали. Я вспоминаю свои русские пейзажи и понимаю, откуда идет это пристрастие к монохромии.

26 декабря 1945 года, Танжер

За ужином в канун Рождества Р. спросил меня, не собираюсь ли я жениться. «На тебе?» — в свою очередь спросил я, и мы так сильно хохотали, что правда постепенно стала мучительно очевидной. Он занимает огромное место в моей жизни. (Куда большее, чем я в его.) Он управляет каждым моим движением. Хотя мы и партнеры, он оплачивает мою часть расходов, наставляет меня в отношении мер безопасности и разрабатывает все планы. Я на восемь лет старше его. В этом году мне будет тридцать. Должно быть, всему виной Легион, тот образ жизни… я способен функционировать только в структуре. Я не принадлежу себе… за исключением тех моментов, когда уединяюсь в своем внутреннем дворике.