Sex-shop «Шалунья»
Шрифт:
– Ну, как: тут балдеешь, а здесь руки свободны, можно курить.
– Как же ВЫ от ЭТОГО балдеть будете?
– Ну да, ну да. Я это в принципе сказал, как возможность. Вероятность. Что, мол, руки свободны. Я курить люблю!
– Тогда вам надо в табачную лавку.
– Так я только оттуда.
– Вот как! И зачем же?
– Так я не только курить люблю.
– По–моему, анекдот был такой, – напомнил Славик. – Про парня, который курить любил, и не только курить.
– Анекдот – фигня! – отрезал парень. – В жизни все круче. Жизнь есть жизнь.
– Да, – согласился Славик. – Жизнь это…
Окончание фразы повисло в воздухе, да и не требовалось продолжения, подразумевалось, что присутствующим оно известно.
Кружение противоположностей возобновилось.
– Прикольная штучка! – вторил ей эхом противоположный. – Я бы взял.
И не было совершенно никакой уверенности в том, слышала ли девушка свое эхо или его отголоски. Поначалу так и было. Потом, в какой–то момент, Славику показалось, что на миг, на половинку–четвертинку взмаха ресниц замерло, приостановилось ее вечное бесконечное движение. Чуть насторожилось ее ушко – как бы насторожилось. Дальше совершенно естественным жестом руки она отвела от ушка мешающий ей слышать золотой завиток, наклонила головку, хороня росинку улыбки на лепестках губ… А потом она бросила на него взгляд. Этот мимолетный, незаметный, словно единичный кадр, словно подводный выстрел взгляд просто обвалил, обрушил Славика в бездну тоски и разочарования. Он понял, что только что, миг назад была пройдена точка невозврата, что идти этим двоим дальше и не возвращаться сюда никогда, а ему… ему пока оставаться на месте и готовиться к неизбежности вечерней встречи с женой. Впрочем, так оно и лучше. К черту. К черту!
А дальше… А дальше было вот что…
Ангел материализовался возле одной из витрин и, начертав пальчиком в воздухе знак вопроса, спросил:
– А вот это, шоколадненькое, что?
«Шоколадненькой» оказалась игрушка из кибер–кожи для сильного пола.
– У–у–у! – разочарованно надула губки девушка.
– А вам и не надо, – хохотнул парень. – У вас свое имеется, надо думать, не хуже… Я бы взял…
Противоположности стремительно притягивались, скорость сближения была столь ошеломительной, что у Славика – Славика! – закружилась голова.
Ангел поднял глаза и распахнул их бездну. Не ангел перегнулся через ее край и заглянул в самую глубину. А потом, оттолкнулся от земли и, легко и непринужденно, устремился вниз… а, может быть, – вверх? Он решил выяснить это самостоятельно и немедленно. При этом он увлек за собой и ангела. Или это ангел увлек его… Не важно – они кубарем летели в бездну вместе. Они смеялись и пели при этом.
– Ловлю вас на слове, – сказала девушка. – Теперь вы должны, просто обязаны взять.
– А сколько стоит? – спросил юноша.
– Дорого! – не отвела взгляда она. – Очень дорого. Быть может, для вас – слишком дорого.
– В таком случае, не могу не взять.
Он подхватил ее под руку, и, не проронив больше ни слова, они унеслись из магазина. По направлению, надо думать, к приглянувшейся им бездне.
Колокольчик над дверью пел почему–то удивительно долго. В конце концов, Славик сообразил, что не колокольчик то вовсе, а – ангелы, и что поют они, похоже, непосредственно в его голове. Песню пели они какую–то странную, была она столь волнующа и пронзительна, что сделалось ему вконец невмоготу. Он затряс головой, освобождаясь от постороннего на нее воздействия. И вытер лоб от обильно проступившего на нем пота. Он испытывал эмоциональный подъем, душевный шок и физическое изнеможение, все сразу, ему было и хорошо и плохо одновременно, словно это он самолично только что нырял в бездну и был извергнут оттуда против своей воли насильственным образом. Он был потрясен и поколеблен. Его ценности, принципы и устои подверглись испытанию, и он вовсе не был уверен, что они устояли. Сказать по правде, ему даже захотелось забросить их, ценности, куда подальше. Тем более – принципы. Пусть, пусть предстанет перед ним ангел с платиновыми волосами и проворкует, наклонившись доверительно: «Хочешь? Задорого?» И он скажет осипшим от жажды и решимости голосом: «Хочу! Беру! За любую цену!» И последует за ангелом, в бездну неба или в иную бездну, потому что не нырнув, не изведаешь ее, не испытаешь, не испытав – не постигнешь, куда ведет сей изгиб судьбы – вверх или вниз.
Славик снова достал из кармана мокрый уже от пота китайский носовой платок, вытер им увлажнившиеся глаза, высморкался, сделал задержку дыхания, резко выдохнул и нормальным уже человеком принялся подбивать кассу. Жизнь продолжалась, как и прежде, но ощущение от проносящейся мимо него на огромной скорости какой–то ее части было неожиданно новым и пьянящим. Но более всего возбуждала мысль, что все еще в его воле – наблюдать за ней как бы со стороны, или же, оседлав, унестись с ней вместе туда, где все, несомненно, иначе и лучше. Да, он был хозяином своей судьбы.
Оторвавшись от кассы, Славик оглядел пустой магазин и улыбнулся широкой хозяйской улыбкой.
Папиками не рождаются
Чаще всего девушки и женщины – если кто–то различает между этими существами хоть какую–то не условную разницу – заходили в магазин и, замечая за прилавком Славика, сразу делали вид, что совершенно случайно ошиблись дверью, попали не туда (а куда – туда?) и вообще не вполне понимают, что происходит.
При этом в разговор они не вступали, бегло осматривали экспозицию, фиксируясь взглядом на самых волнующих ее местах, и бегло же покидали помещение. Или же на вопросы: «Чем вам помочь? Что показать?», – ответствовали: «Спасибо, сама все увижу!» И у всех без исключения во взглядах читалось: помочь не сможешь, а что мне надо – не твоего ума дело.
– А чьего же ума это дело, – встречным вопрошающим хуком мысленно отвечал Славик каждой такой умнице, – если на нас двоих один лишь ум, да и тот, естественно, мой?
Ну, пожалуй, тут он несколько преувеличивал свой умственный потенциал, хоть и был выпускником зоотехнического факультета аграрного техникума, но, в общем, не слишком далеко блуждал от истины. Нет, Славик не был гендерным террористом или женоненавистником. Нет, отнюдь, женщин он любил. А так же любил он девушек – если, опять же, кто–то улавливает тут существенную разницу. На этой почве у него с женой даже периодически возникала напряженка. Но больше всего он любил и ценил равноправные отношения, и когда в магазине появлялась женщина или девушка… ну, в общем, кто–то из них, все равно, тем более что разницы–то практически и нет, с которой можно было поговорить, он с радостью это делал. Он с удовольствием делился своими знаниями, познаниями, навыками и опытом, обстоятельно и подробно отвечал на вопросы и бывал просто счастлив, когда девушки или женщины, ну, вы знаете кто, его понимали. И ни разу он не допустил, чтобы служебные отношения переросли во внеслужебные, тут его жена как раз была не права, зря она предавалась фантазиям даже более буйным, чем у самого Славика.
Магазин – это тот же вагон поезда – поезда под названием *жизнь*. Люди встречаются в нем зачастую совершенно случайно. Они общаются или нет, если общаются – это значит, что им повезло, потому что, как ни крути, общение – Дар Божий. Общение в магазине, как и в поезде, ни к чему не обязывает общающихся, в том числе девушек, считающих себя женщинами и женщин, ощущающих себя девушками. Адекватно воспринимающие себя человеческие особи вне зависимости от половой принадлежности с легкостью выкладывают благодарному слушателю – а Славик вне всяких сомнений был именно таким слушателем, – такое, о чем ни за что не рассказали бы своим близким, особенно тем, ближе кого не бывает. А Славику – выкладывали все. Потому что Славик был благодарным слушателем в том понимании, которое не требует расшифровки. Потому что внимание жило и светилось в его грустных зелененьких глазах, а понимание принимало форму его поникшего вислого носа. И, конечно же, потому, что Славику было все равно, в том смысле, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не извлечет никакой личной выгоды из услышанного, но всегда готов помочь в рамках своей специализации. Изредка – зоотехнической.