Сеятели тьмы
Шрифт:
— Как это я не смогу вернуться домой? — удивлённо спросила Сатико. — Что это значит? Позовите-ка мне Эмму!
— Я повторяю, барышня, — сказал Тэрада, — что для вас будет лучше, если вы немедленно повернёте назад и уйдёте отсюда через калитку, не задавая лишних вопросов.
— Вы меня запугиваете! Скажите, Эмма жива?
— Она простудилась и лежит в постели. У неё тяжёлый вирусный грипп, тот самый, от которого умер её отец. Ясно?
— В таком случае я остаюсь. Не могу же я оставить её одну в компании
Таким образом, Сатико Ноборикава стала обитательницей чумного изолятора. Она недавно вернулась в Токио из Осака. Узнав, что у Эммы умер отец, она тут же поспешила к подруге. И её ничто не остановило бы, даже если бы сама Эмма попросила никого к ней не пускать.
3
К вечеру у Эммы подскочила температура. Термометр показывал 38°. Девушка лежала пластом, лихорадочный румянец горел на её лице, глаза туманились, утратив свой обычный влажный блеск.
Кохияма хотел, чтобы Тэрада осмотрел её, но тот заявил, что не может оторваться от работы.
— Что же делать? — спросила Сатико Кохияму, набивая пузырь льдом.
Можно было позвать Катасэ, ведь он всего год назад проходил стажировку в университетской клинике и был здесь сейчас единственным человеком которому известны новейшие методы лечения. Кроме того, он наблюдал течение болезни у Убукаты. Но Эмма наотрез отказалась от его услуг, да Кохияма и сам не очень хотел к нему обращаться.
— Ладно, я попробую вызвать господина Канагаи, — сказал Кохияма и вышел из комнаты.
Никаких других врачей приглашать сюда не разрешалось. Может, пойти к профессору Нисидзаке и попросить у него разрешения позвонить по телефону? Или лучше к Хамуре? Правда, не хочется попадаться на глаза взбалмошной хозяйке, да и встреча с самим хозяином квартиры не сулит ничего хорошего.
Дверь открыл седовласый профессор. В квартире было очень тихо, как обычно бывает в доме стариков, удалившихся на покой. Выслушав просьбу Кохиямы, профессор растерянно почесал в затылке и с виноватой улыбкой произнёс:
— Вот незадача…
Профессор медицинского факультета Нисидзака, когда достиг предельного возраста, установленного для государственных служащих, в порядке исключения благодаря своим связям получил право на пожизненное зачисление в штат института. Всякие разговоры по телефону обитателям «загородной виллы» были сейчас категорически запрещены, и старый профессор боялся неприятностей, если он позволит Кохияме воспользоваться своим телефоном.
Да и вообще профессор Нисидзака впервые в жизни сталкивался с таким серьёзным испытанием, как опасность заражения чумой, и был чрезвычайно напуган. Однако прямо отказать Кохияме он не решился.
— Поймите, профессор, ведь речь идёт о жизни и смерти. Вы всегда честно служили медицине и людям, вы не можете
— Н-да, положение затруднительное, — промямлил Нисидзака. — Ну да ладно, сделаем вот что. Мы с женой закладываем ватой уши, и мы ничего не слышали — ни как вы пришли, ни как вы ушли. — И профессор скрылся в комнате.
Телефон стоял в передней, и Кохияма тотчас же снял трубку и набрал номер клиники. Как он и предполагая, Канагаи уже ушёл. Кохияма позвонил домой. К телефону подошла жена Канагаи.
— К сожалению, его нет дома, — сказала она. — Он уехал на встречу однокашников по университету.
— А где они встречаются?
— В Хаконэ.
— Где именно?
— Он мне не сказал.
— Когда он должен вернуться?
— Обещал завтра днём…
Значит, они там будут ночевать. Возможно, поэтому он сегодня не появился в изоляторе.
Почувствовав, что жена Канагаи к последнему его вопросу отнеслась с некоторым подозрением, Кохияма попросил передать доктору, что звонил «корреспондент Кохияма», и повесил трубку.
Сейчас Кохияма особенно остро почувствовал свою беспомощность и несовершенство телефонной связи — единственно возможного пока средства сообщения с внешним миром. А что, если отправиться в университетскую клинику, разузнать там, кто учился вместе с Канагаи, может быть, кто-нибудь всё-таки знает, в какой гостинице в Хаконэ они намеревались остановиться? Он мог бы взять такси и махнуть туда. И сегодня же ночью привезти Канагаи.
Но ведь не исключено, что Канагаи будет настолько пьян, что от него никакого толку не добьёшься. Есть ли тогда смысл за ним ехать?
Итак, дело кончилось ничем. Кохияма позвал профессора и поблагодарил его.
— Придётся, значит, ждать до завтра? — Старый профессор всё слышал, в тоне его было явное сочувствие.
— А может быть, вы посмотрите больную, профессор?
— Нет, нет, друг мой. Я не клиницист. Моя специальность — теория, и к тому же я не имею права браться за лечение здешних больных. Это дело доктора Канагаи.
Возможно, профессор скромничал, но в тоне старика Кохияма почувствовал пренебрежение к врачам-практикам.
Обратиться к добряку Муракоси? Но он вообще не врач, а исследователь-микробиолог, причём узкий специалист.
Вернувшись к себе, Кохияма поднялся на второй этаж и постучался к Тэраде.
— Ведь я вам уже сказал, что не могу отложить работу, — сердито отозвался Тэрада и вышел в коридор.
Тэрада выглядел страшно изнурённым. Он с пренебрежением отозвался о предполагаемом неврозе у Хамуры, но сам сейчас казался поражённым каким-то тяжёлым недугом.
— Я прошу вас всё-таки осмотреть больную, — сказал Кохияма.