Сеятели тьмы
Шрифт:
Тэрада в тот день записал:
«Говорил с Кохиямой об Убукате и Эмме. Сверх ожидания он показался мне симпатичным молодым человеком. Чтобы отвлечь его внимание от моей работы, я рассказал ему об обстоятельствах, связанных с рождением Эммы. Он заинтересовался, однако, когда я передал ему всю эту историю, он заявил, что я чего-то не договариваю.
Я действительно не всё ему сказал. Если я умру, то никто так и не узнает всей правды. Поэтому я и пишу… Убуката отнял мать Эммы, Олю, у её жениха. Этот молодой человек был из русских эмигрантов. В 731-м отряде Убуката в порядке эксперимента привил ему чуму, потом его сожгли в крематории.
Такова, видно, была
Возможно, Кохияме скоро доведётся прочесть эту тетрадь. Надеюсь, что он сумеет сохранить тайну».
Тэрада писал жестокие вещи. Он не рассказал до конца историю любви Убукаты, но, оказывается, собирался открыть всё позднее Кохияме. Впрочем, в тот первый раз Кохияма всё равно ему не поверил, он почти угадал истину и не случайно возражал Тэраде. Он сказал ему тогда: «…Молодой человек был ещё жив, а Убуката объявил, что он умер. Я не могу поверить, что он это сделал ради блага русской девушки, ставшей потом матерью Эммы. Он просто хотел, чтобы она ему принадлежала, и поскорее. Не любовь, а низменное желание руководило им».
Тэраде очень хотелось придать романтическую окраску этой истории, он хотел вызвать у журналиста интерес к Эмме и таким образом отвлечь внимание Кохиямы от исследований Убукаты.
Конечно, если бы Тэраде удалось завершить работу, он и не подумал бы писать обо всей этой истории. Но он предвидел, что может потерпеть неудачу, когда работа не была сделана и наполовину. Ведь он вёл борьбу не на жизнь, а на смерть. Ему нужно было во что бы то ни стало расположить к себе Кохияму, внушить ему доверие, чтобы тот поверил в благую цель его исследований и выполнил его просьбу. Именно поэтому он написал в дневнике правду. И хотя он требовал, чтобы Кохияма. прочитав дневник, вычеркнул в нём всё, что касалось обстоятельств, связанных с рождением Эммы, и хранил тайну, в конечном счёте он оставлял это на совести Кохиямы.
Лицо Кохиямы передёрнулось словно от какой-то внутренней боли. Он стал читать запись, сделанную в первый день, и надежде получить ответ на вопрос, который интересовал его сейчас больше всего.
Как он и ожидал, здесь были строчки, непосредственно касавшиеся его:
«Мне удалось завлечь Кохияму в квартиру Убукаты, и, таким образом, он оказался запертым в чумном изоляторе. Кохияма — опасный человек. Он проявляет чрезмерное любопытство к исследованиям Убукаты. А раз так, он может начать интересоваться и моей работой; если сведения о ней раньше времени просочатся в печать, придётся начинать всё сначала. Очень жаль, но я вынужден его обезвредить. Кажется, его заинтересовала Эмма, и это может оказаться мне на руку».
В общем-то, Кохияма так и представлял себе дело. Он понял намерения Тэрады сразу, как только попался в ловушку. Но ведь не мог же Тэрада думать, что он сумеет вечно держать его, Кохияму, под замком! Карантин мог быть установлен на десять дней, никакими правилами общественной гигиены больший срок не предусматривался. Интересно, что же он был намерен предпринять потом?
И, словно отвечая на этот вопрос, Тэрада дальше писал:
«Поскольку не существует опасности, что Кохияма-кун за это время может, не дай бог, умереть от чумы, то через десять дней он будет полностью свободен. Если к тому времени мне удастся завершить свои исследования, вернее, наши совместные с Убукатой исследования, тогда пребывание здесь Кохиямы окажется для меня просто счастливой находкой. Я сообщу
Я отнюдь не ставлю своей целью воскрешение славы 731-го отряда. Мне хотелось бы спасти репутацию Убукаты и возродить славу японской медицинской науки, японских микробиологов. Хватит ли у меня сил и способностей осуществить это?»
Тэрада сомневался в успехе. Но что будет, если он потерпит неудачу и его работа кончится крахом, об этом он умолчал.
Закрыв тетрадь, Кохияма задумался. Что предпринять? Ведь через три дня он наконец выйдет отсюда.
Внезапно в прихожей зазвонил телефон. После тщательной дезинфекции Кохияма перенёс вниз телефонный аппарат, находившийся в монопольном владении Тэрады.
Он снял трубку.
Возможно, кто-то звонит Тэраде или, чего доброго, даже Убукате?
В телефонной трубке слышалось шипение, треск, отдалённый шум каких-то голосов, затем всё смолкло. По-видимому, кто-то по ошибке набрал их номер, но Кохияма ещё долгое время не вешал трубки, напряжённо вслушиваясь в её зловещее молчание.
Может быть, это звонил сам Тэрада? Ему вдруг почудилось, что он слышит в телефонной трубке голос Тэрады:
— Вы запомнили очаги чумы, которые я вам назвал?
— В мире существует пять таких очагов.
— Вы можете их перечислить?
— Район Уганды в верховье Нила. Некоторые районы у подножия Гималаев. Север Индии, Провинция Юньнань и Тибет в Китае. Наконец, некоторые районы Монголии, граничащие с Байкалом. Всего пять очагов, и все они в Азии и Африке.
— А ещё один?
— Ещё один?
— Уже успели забыть?
— Вы имеете в виду прибрежные районы Южного Вьетнама, отмеченные господином Убукатой на карге? Но ведь это не естественные очаги, а районы распространения болезни, указанные в бюллетене WHO, не так ли?
— Верно, это районы распространения болезни. Но где находится её очаг?
— Не исключено, что и сам очаг находится в Южном Вьетнаме?
— Не исключено. Вызванные войной разрушения, хаос, гонение, антисанитария, одичание, страх, голод, изнурение — всё это способствует распространению эпидемии, и в этом смысле указанный район Южного Вьетнама можно рассматривать как очаг инфекции. Но вообще понятие «очаг» следует толковать более строго. Война и злодеяние — это своего рода синонимы, — продолжал Тэрада. — Когда я вас спросил об одном очаге, я имел в виду не естественный очаг, а искусственный, каким являются научно-исследовательские центры. И не только такие, как отряд Исии или Форт-Детрик. Искусственным очагом инфекции была и моя родина.
Воображаемый диалог Тэрады и Кохиямы на этом прервался. Кохияма очнулся и положил трубку. В ту же секунду снова раздался звонок. Звонил доктор Канагаи.
— Тэрада скончался, — печальным голосом сообщил он.
— Значит, отмучился… — пробормотал Кохияма. У него закружилась голова, показалось, что пол под его ногами вдруг разверзся.
Когда раздался первый звонок, он подумал, что, может, это звонит сам Тэрада. Но, скорее всего, ему просто хотелось так думать, потому что он гнал от себя мысль о смерти Тэрады.
— Я сделал всё что мог, но спасти его уже было нельзя, — сказал Канагаи.
В гостиной появились Эмма и Сатико, а вскоре Муракоси и Катасэ.
— Передайте, пожалуйста, всем, — продолжал Канагаи, — что завтра и послезавтра меня не будет. Приеду на десятый день карантина. Само собой разумеется, что у вас должен поддерживаться прежний порядок.
— Понятно, — ответил Кохияма.
— И о снятии карантина я договорюсь с институтом и сообщу вам. Вероятно, его снимут, но, поскольку в доме ещё один смертный случай, определённо утверждать не могу.