Сейчас и больше никогда
Шрифт:
Людской рекой Сашу внесло в Рейксмюсеум, картинную галерею. Большой и импозантный снаружи, музей располагал скромной экспозицией.
Перед громадной, во всю стену, картиной Рембрандта «Ночной дозор» было столпотворение. Саша безуспешно пыталась протиснуться сквозь толпу.
В зал под предводительством усатого худощавого голландца-экскурсовода входила парами группа туристов с американскими флажками. Несмотря на зрелый возраст, проседь в волосах и посеребренные виски, экскурсовод держался мальчишески несерьезно. Ткнув в картину пальцем, он весело сообщил:
– Одной из достопримечательностей Амстердама является гетто, еврейский квартал, за Ботаническим
Американцы, мгновенно перестроившись в свиной клин, легко пробились к картине. Экскурсовод продолжал:
– Рембрандт писал его как заказной портрет для украшения стрелкового клуба местных бюргеров – аркебузиров. За право быть запечатленными на портрете члены клуба должны были заплатить по сто гульденов – сумму по тем временам немалую. Только семнадцать самых состоятельных аркебузиров внесли плату. И каково же было их удивление, когда на законченной картине оказалось двадцать восемь человек! Лишние, мифические личности понадобились художнику для создания композиции, и ладно бы они робко жались на заднем плане. Так нет, они лезли вперед, загораживая почтенных плательщиков! Один из честно заплативших взнос аркебузиров выглядывал из-за чьего-то плеча, а другой и вовсе оказался едва виден за спинами соседей. Вон он виднеется. Да еще почему-то эти лишние горожане держали в руках не положенные им аркебузы, а какие-то старомодные пики, позоря этим весь клуб. А на самое видное место художник поместил девочку! А уж она-то точно ничего не платила! И капитан аркебузиров Баннинг Кок вышел каким-то непохожим… В общем, заказчики остались очень недовольны. Они даже пытались нанять других художников, чтобы исправить полотно Рембрандта, – только никто не согласился. Но деньги уже были уплачены, и картину все-таки повесили в каминном зале собрания клуба, где она и провисела двести лет. Камины топились торфом, и вскоре картина покрылась копотью и стала совсем темной, ночной. Именно тогда и возникло романтическое название «Ночной дозор», поскольку сам Рембрандт такого имени картине не давал. Когда же в середине XX века картину отреставрировали, то выяснилось, что она вовсе не темная, а яркая и красочная – солнечная. Возник вопрос: а ночь ли вообще изображена на полотне? Как бы то ни было, название за полотном сохранилось…
Выйдя из музея, Саша почувствовала, что проголодалась, и зашла в ближайшее кафе. Вообще, ресторанная культура в Голландии появилась недавно. Учение протестантов – традиционная религия Голландии – призывало посвящать время труду и жить экономно – безделье и чревоугодие не поощрялось. Даже обычая обедать как такового в стране долго не существовало – днем у работающего человека не находилось времени для основательной трапезы. До сих пор во многих голландских ресторанах кухня открывается только вечером – днем клиентам могут предложить только бутерброды.
Саша с удовольствием выпила большую чашку кофе со сладким душистым печеньем. И повторила заказ. Кофе благоухал ароматом восточных пряностей, а нежное печенье таяло во рту.
Глядя в широкое окно, Саша вдруг весело расхохоталась. Лица на улице, заглядывающие внутрь кафе, показались ей удивительно наивными и забавными. А узкие фасады домов на той стороне канала, недавно темно-бурые, обшарпанные и заплесневелые от сырости, теперь были точно заново отреставрированы и свеже покрашены. И все кругом приобрело необычайную сочность, яркость и четкость очертаний. Даже серое скучное небо стало лирически певучим, милым.
Саша весело осмотрелась. За ее столиком появился щупленький молодой человек, зализанный и в очках. Он что-то невнятно сказал Саше, кивнув в окно. Сладкая улыбка разлилась по его сухим, серым щечкам.
– Чего меня спрашивать? Я здесь только второй день. – Смеясь, Саша заговорила по-русски, наблюдая в его очках движение людского потока. – Я из Губернского Города. Слышали такой когда-нибудь? А до этого жила в Москве.
Молодой человек тоже засмеялся и придвинулся со своим стулом вплотную к Саше.
– Мы вчера весь вечер катались на коньках. – Саша показала на канал и, порывшись в кармане дубленки, висевшей тут же, достала Димину записку. – Вот с кем!
Молодой человек понимающе улыбнулся, отпивая на весу кофе. И неожиданно крепко обнял ее за талию.
– Эй?! – Саша инстинктивно пихнула его, и он облился кофе. Большое зеленоватое пятно дымилось на его свитере и капало на мокрые джинсы.
Саша испугалась. Она вскочила, схватила с вешалки дубленку и выбежала на улицу, даже забыв расплатиться за кофе с печеньем.
Неправдоподобно легко отталкиваясь от земли, Саша пролетела несколько кварталов и на углу оглянулась. Молодой человек за ней не гнался.
– Так тебе и надо – мало шоколада! – сказала она громко.
Припомнившаяся детская присказка казалась уморительно потешной. Саша засмеялась. Прохожие, глядя на нее, тоже смеялись. Действительно, ведь смешно: мало шоколада!
«Однако со мной происходит что-то неладное», – мелькнуло у нее в голове. Но тут впереди она увидела узенькую улочку, всю освещенную волшебным розовым светом. «Вот здорово! – Саша двинулась на этот свет. – Надо Диму сюда привести. Погуляем тут вместе!» Она вынула Димину записку и сосредоточенно ее перечитала: «…Твой Димон».
– Димон! – засмеялась Саша. – Мой Димон!
Смех ее русалочно переливался где-то вверху, у таблички с названием улицы: «Улица красных фонарей». Легко запомнить!
При входе на чудесную улицу стоял памятник обнимающимся мужчине и женщине. Все радовало вокруг, веселило и смешило Сашу. И этот памятник… Она остановилась, внимательно рассматривая его.
– А у нас тоже есть такой же, – улыбнулась она лукаво. – Только «Рабочий и колхозница»! – И захохотала от всей души.
Саша обошла памятник, осматривая его кругом, вступила на улицу, в ее сказочно неправдоподобный свет… И удивленно развела руками…
С двух сторон тянулись витрины, а в них, подсвеченные розовыми неоновыми лампами, – азиатки, мулатки, европейки, негритянки всех возрастов. И еще кто-то. На них белое эротическое белье, искрящееся под ультрафиолетом. Женщины в витринах манят пальцем прохожих, улыбаются, движением тела обещая сладкие утехи.
Саша невольно остановилась перед одной из витрин. Там худая высокая блондинка в одних трусиках-бикини призывно облизывалась. И тут же на Сашу надвинулся громадный укутанный негр. Наклонившись к ней, он, игриво вращая белками, нежно зашептал на ухо:
– Кока-кока-экстази!.. Кока-кока…
Саша отпрянула и пошла дальше. Негр отстал. Улица круто изогнулась направо. Здесь было тесно, и встречной толпой Сашу вжало в витрину, за которой мулатка неопределенного возраста, с морщинистым лицом и отвислым животом, совершала энергичные движения, точно пытаясь стянуть с себя трусы. К ней постучался мужчина в низко надвинутой шапке и в желтой дутой куртке. Мулатка приоткрыла стеклянную дверь и назвала цену:
– Сорок пять долларов.
– Это за десять-то минут?! – возмутился клиент на ломаном английском.