Сейчас и больше никогда
Шрифт:
Они принялись громко, на всю улицу, торговаться и сошлись на тридцати. Он прошел в витрину, шторка опустилась.
Саша подалась в боковую улочку, но и тут тянулись такие же витрины, где, словно в аквариумах, извивались, куражились, гримасничали женщины. Некоторые, правда, смирно сидели перед телевизором или говорили по телефону.
Улицы красных фонарей занимали целый квартал. Саша вышла на какой-то канал и направилась, как ей казалось, к гостинице – впереди виднелся шпиль знакомой кирки Вестеркерк.
Но
«Никогда не бывала в камерном театре, – подумала Саша. – Приеду, напишу о нем в «B^ete noire».
Саша вошла в вестибюль и купила билет.
Зал был всего в несколько рядов. Впереди нее сидели одинаковые молодцы в черной коже, с бородами и хвостами. Опять у нее промелькнула мысль: что-то со мной творится нехорошее. Но свет потух – действо началось.
На сцене открылись декорации: кухня-столовая. На кухне суетился мужчина в одном фартуке. Время от времени он подбегал к шипящей плите, являя залу свой голый зад. За сценой зазвенел колокольчик. Мужчина кинулся открывать, и вскоре в столовой появился другой мужчина. Выставив на стол бутылку вина, он быстро разделся догола. По залу прошелестел возглас одобрения.
«Гомики! – тягостно подумала Саша. – Тут одни геи».
Ей захотелось подняться и выйти, но слабость разлилась по всему телу, точно гвоздями прибили к креслу.
Рядом с Сашей кто-то осторожно сел. Она мельком глянула и раскрыла рот от удивления. Это был тот молодой человек в очочках, которого она облила утром горячим кофе. Хищно улыбнувшись, молодой человек обнял ее и полез целоваться. Это дало ей силы. Она резко встала и, давя ноги геев, торопливо направилась к выходу.
На сцене хозяин подавал на стол уже без фартука. У выхода Саша обернулась: молодой человек сидел на своем месте, недоуменно глядя ей вслед. Саша потащилась к гостинице. От легкого веселого настроения не осталось и следа. Навалилась дикая усталость, вымотанность.
У самых дверей гостиницы силы окончательно покинули Сашу, и она тяжело опустилась, кажется, на урну.
– Все равно. – Она безразлично махнула рукой.
Сердце тяжко билось, словно она весь день таскала кирпичи. Саша опять видела мусорный город и отсыревшие, грязные дома на той стороне канала. Вдруг перед ней возник радостный Дмитрий.
– Санька, что с тобой? – Он озабоченно всмотрелся в ее глаза.
– Сама не знаю, – призналась Саша. – Ходила, смотрела Амстердам. Такое тут видела… Потом расскажу. Сейчас не могу – устала очень.
Дмитрий помог ей подняться, они двинулись в номер.
– Ты не курила чего-нибудь
– Нет. – Саша мотнула головой. – Ничего. Пила только кофе с печеньем… Так нехорошо получилось: я одного студента облила горячим кофе.
– Где? – тревожно спросил Дмитрий.
– В какой-то безымянной кафешке.
– Все ясно. Ты, наверное, была в cofeeshop, где абсолютно легально продается марихуана. А во все – и в кофе, и в печенье – добавляется индийская конопля. Ты много выпила и съела?
Они вошли в номер. Саша с облегчением повалилась в кресло. Дмитрий присел рядом, на подлокотник.
– А я-то дура, – грустно улыбнулась Саша, – еще подумала, какое вкусное печенье. Надо бы взять с собой, Олю угостить.
– Нет, Санек, милый мой Санек, – Дмитрий погладил ее по волосам, – это я дурак, что не предупредил тебя. Эти кафе-шопы открылись здесь еще в начале семидесятых годов. Первый назывался почему-то «Россия».
– Потому что в России о «всех ушедших грезит конопляник с широким месяцем над голубым прудом»…
Дмитрий обнял ее. Саша прижалась щекой к его руке.
На улице начинало темнеть, и комната наполнялась тихими сумерками. В домах на канале разгорались витрины с новогодней мишурой, пластиковыми елочками и Керстманами, обложенными ватой.
А за окном во дворике, в доме напротив, зажегся свет. У голландцев не принято занавешивать окна, поэтому весь интерьер комнаты легко можно было разглядеть.
В глубине стояла уже наряженная елка, за обеденным столом, под люстрой, девочка склонилась над учебниками. На стуле рядом с ней свернулся колесом серый полосатый кот.
– Сань, – позвал Дмитрий. – Как себя чувствуешь?
– Мне так хорошо с тобой.
– Хочешь, сходим, посидим где-нибудь?
– Хочешь – пойдем.
– А ты?
– Я – как ты. Как скажешь, так и будет.
– А я – как ты.
Они засмеялись. И Дмитрий заказал ужин в номер.
Они сидели в зимних сумерках, не зажигая огня, на одном кресле. Он нежно обнимал ее, а она прижималась к нему. Ужин из аргентинского ресторана «Гаучо» давно остыл на столе.
– У нас с тобой еще не было такого вечера, – прошептала Саша. – Как удивительно тихо и хорошо.
И Дмитрий тоже подумал, что ему ничего больше и не надо – просто сидеть с ней в тишине вдвоем и думать друг о друге.
– Дим, – Саша поцеловала его, – а почему ты не рассказываешь, как твои переговоры?
– И хорошо, Сань, и ужасно одновременно. Хорошо, что я уже договорился с партнерами. На днях подписываем договор.
– А ужасное?
– Подпишу договор – придется срочно в Москву возвращаться.
– Я тоже знаю это… – Саша вдруг жалко посмотрела на Дмитрия. – Что мы совсем скоро расстанемся с тобой…