Сейд. Джихад крещеного убийцы

Улдуз Аждар

Рыжая вельшка словно почувствовала мысли своего рыцаря, постаралась как можно незаметнее взять его за руку, успокаивающе сжала пальцы, словно пытаясь сказать: «Я – с тобой!» Помогло. «Думай обо мне!» – читалось во взгляде любимой женщины. И это тоже помогало. Потому что после всего, что пришлось пережить, шевалье воспринимал роскошь и благолепие этого места как оскорбление. Оскорбление за каждого крестоносца, погибшего там, на Святой Земле, пролившего кровь, вернувшегося увечным. Он понимал – их посылали на смерть ради золота. Это было... обидно!

Кардинал пока что выполнял обещанное. Он сам встретил их у входа, препоручил этому шведу, объяснив, что тот проводит их в приемный покой Папы и там они должны

будут отдать оставшееся по договоренности золото его племяннику, после чего встретятся с Его Преосвященством. «Аудиенция уже записана, только зря вы взяли с собой bella donna, но я молился всю ночь у себя за успех этой встречи, так что всё будет хорошо, amen!» – сказал кардинал из Мазарини и даже пару коридоров молча прошел вместе с ними, но потом куда-то пропал. Шевалье усмехнулся про себя, понимая, что молиться в том состоянии, в каком он его вчера оставил, было вряд ли возможно. Но смеяться расхотелось, когда он подумал, а вдруг кардинал прав и Папа потребует, чтобы bella donna сегодня навестила его покои?

– Wea peasti stunnea nea raeturn! – вдруг сказала на непонятном языке вельшка.

– Что? – удивленно спросил шевалье.

– Так на нашем языке, на йола, говорят. Прошло время, когда можно было повернуть назад, – спокойно как всегда объяснила Рыжая. И вдруг задорно улыбнулась:

– Я больше не прачка в твоем обозе, мой маленький рыцарь, и я сама решаю, что мне делать. Но тебя я не предам никогда, поверь слову женщины, родившей короля!

Юный шевалье от этих слов не стал спокойнее как мужчина... но как посланник своей королевы стал значительно увереннее в себе. И всё же... он должен был это сказать:

– Обещай мне... что ты...

– Что? – Вельшка говорила тихо, но казалось, будто она громко хохочет. – Обещать, что не позволю старому священнику тронуть меня? Я могу обещать тебе, мой рыцарь, что могу сама тронуть его так, что он навсегда запомнит это прикосновение! На всю свою священную жизнь! Я крестилась, но чувствую, что это только научило меня управлять своей силой, а не лишило ее. И давай больше не будем об этом! Ты мне все-таки не муж!

Последние слова заставили шевалье забыть обо всем – о миссии, порученной Изольдой, о том, что они в самом сердце папской власти, в резиденции Его Всесвятейшества, о ее обозном прошлом... Всё, что сейчас занимало его мысли было: «Я отведу ее под венец! Как только вернемся в Париж! Нет – здесь же! В Риме! Завтра же!»

– Правда, нужно будет благословение мамочки... – словно прочитав его мысли, задумчиво сказала Шалунья Рыжая. И добавила: – Хотя благословения Изольды будет достаточно... Благословение королевы-матери – оно дорогого стоит!

– Покои Его Высокопреосвященства! – торжественно объявил щвед. По угрюмому выражению его лица была видно, что он недоволен – и тем, как громко перешептывались эти двое на непонятном ему языке, потому что говорили шевалье и Рыжая между собой на арабском, да и вообще... Швед недавно приехал служить в Рим, к своему дяде, который был капитаном папской охраны. Он был хорошим солдатом и свою нынешнюю работу воспринимал очень серьезно. А еще он мечтал совершить подвиг. Хоть какой-нибудь. Потому что солдат без подвига – это неправильно как-то! А подвигами в Латеране и не пахло. Только интриги да шпионство... Но он был хорошим солдатом и потому держал свои чувства при себе, лишь жестом показал, что шевалье должен снять с пояса меч и передать ему. После чего позволил этим двоим пройти за дверь, ведущую в комнату секретаря. Сам прошел за ними и застыл у двери.

Завидев вошедших, юркий молодой секретарь Папы, новенький (прежнего, смуглого, говорят, он был из сарацин, швед уважал больше, а этот на змею какую-то похож), взметнулся из-за письменногого стола, недовольно взглянул на рослого скандинава:

– Оставь нас на минуту!

Солдат беспрекословно

покинул комнату, отсчитал ровно пятьдесят ударов сердца, как его учил капитан, когда они воевали с германцами, и вернулся в приемную. Этого времени хватило, чтобы юркий секретарь взял у шевалье тугой кошель, набитый золотыми монетами с ликом последнего из королей франкских. Правда, не хватило времени, чтобы пересчитать, но выходцы из Мазарини умеют довольствоваться подарками судьбы, тем паче что встречи с Папой у этих двоих не будет, так что... если они его и обманут на пару-другую десятков золотых монет, с него не убудет!

Швед встал у двери и застыл, подобно статуе. Вошедшие стояли, не зная, что делать. «Присесть не предложу – пусть лучше стоя подождут, быстрее устанут, может, даже обрадуются, что встречи не получилось», – подумал секретарь, вернулся за свой стол, сел, углубился в письма. Через пару минут поднял глаза, посмотрел на франкских посланников из-под насупленных густых бровей истинного выходца из Мазарини.

– Его Всесвятейшество сейчас заняты. Ожидайте!

* * *

Сейд и Железный Копт шли по Ватикану. Каждый из них был одет в рясу бродячего проповедника, и капюшоны скрывали их лица. Впрочем, они были достаточно заметны – мелкий и крупный, в руках особые четки, которые выдавались шпионам, дабы свои могли узнать своих... Целую ночь Сейд выдалбливал в четках полости, куда прятал возможно нужные в этом задании парализующий яд, порошок невидимости, создающий мгновенный туман, а также противоядия и лекарства, которые могут понадобиться.

Брат помог. Он рассказал всё, что нужно было для проникновения в папскую резиденцию, а главное, к покоям самого Папы. У понтифика были СВОИ шпионы в Риме. Их было несколько, и они докладывали только его секретарю или же ему самому. У них был свой пароль – дабы беспрепятственно проходить через посты скандинавов. Как проходить в покои Папы, они знали сами. Знал теперь и Сейд от брата, который для всех – умер. Копт нашел двоих личных шпионов Папы. Один умер вместо брата. Второй – просто умер. Египтянин считал, что он всё равно попадет в ад, и нарушение заповеди «Не убий!» для него было еще одним камнем на переполненную чашу весов божественного правосудия... Чашу, где лежат грехи! Одного шпиона похоронили с почестями и даже поставили надгробный камень: «Здесь покоится... секретарь... Amen!» Второго Копт утопил в Тибре, привязав к ноге камень. Рясы и четки Сейд с Коптом забрали себе. Джихад сегодня подходит к концу.

Сейд и Железный Копт шли по Латеранскому собору. Они не восторгались. Они вообще не смотрели по сторонам. Они были на войне.

* * *

Папа услышал, как в приемную вошли двое посланников. Франки! Какого черта? Он же сказал!.. Папа собрался поднять колокольчик, чтобы вызвать этого... из Мазарини... уж сейчас он ему покажет!..

* * *

Шевалье и Шалунья Рыжая после слов секретаря послушно встали в стороне от двери, так, чтобы продолжить разговор, начатый еще в коридоре. Разговор о себе... Швед стоял у самой двери, полностью закрывая ее собой. И тут в дверь постучали. Странно постучали, словно заранее уговоренным стуком – одиннадцать раз, с равными промежутками.

Шведа уже научили, кто и когда так стучит. К прежнему секретарю, Иберийцу, приходили странные люди... монахи... шпионы... Иногда их даже пропускал к самому Папе. Поэтому солдат повернулся, открыл дверь, посторонился, пропуская двоих – маленького и большого шпионов в рясах. Он узнал четки в их руках.

Секретарь тоже знал, кто так стучит. И четки тоже знал. Но ВСЕХ папских шпионов ему узнать еще не довелось. Хотя!.. Сейчас он – главный!

– Что-то опять насчет Марди-Гра? Докладывайте мне, Его Всесвятейшество занят, – строго сказал секретарь. Но в ответ услышал: