Сейд. Джихад крещеного убийцы
Шрифт:
Уже летят по всей Франции письма. Тамплиеры всех Ступеней, выжившие после преследований, будут теми камнями, которые она положит в фундамент нового Храма. И другие, те, кто не принял постриг, не покинул свет, но силою духа и мысли может содействовать в великой Миссии – вот, кто войдут в ряды строителей Нового Мира! Среди них будет место не только тем, кто зовет себя христианином или же причисляет себя к таковым, ибо Учение Христа есть не ритуал, но Дух, несомый Словом и обретающий себе пристанище в Сердце! Возглавлять же Строителей должно лишь тем, кто ценит жизнь превыше власти и богатств всего мира – женщинам! Матерям! Ибо женщины творят Историю, рождая рыцарей и королей,
Изольда вздохнула. Она сильно уставала – помимо работы по созданию нового Ордена, нового двора, новой политики, она еще и сама занималась уходом за ребенком, опасаясь за его жизнь и не смея полностью доверить заботу о своем Граале никому. Но эта забота дарила ей и новую, не ведомую ранее радость истинного материнства. Юный Валуа был точным подобием отца – от матери-британки ему достался разве что взгляд, дерзкий и пронзительный, да величественная осанка, которой бывший герцог Бретонский никогда не мог похвастаться. Впрочем, он вообще никогда и ничем не хвастался...
Долой грусть! Ее ждет работа! Она должна строить новую опору – для своего Валуа, для Нового Мира! А значит – надо дописать письмо. Мать-регентша наследника трона Франции продолжила: «Сей союз есмь не орден воинов, ибо Хранителям Чаши не дозволено обагрять рук своих в крови кого бы то ни было, но Ложа истинных строителей и созидателей, кои по образу и подобию Творца и по воле Его начнут неустанный труд сопротивления: разрушению, войнам, кровопролитиям и бесчисленным мучениям рода человеческого.
И, поскольку угодно было Создателю, чтобы Чаша с Кровью Господней находилась в земле Франции, пусть будет отныне именоваться сия ложа – Ложей Франкских Каменщиков...»
– Пишите, сын мой: «И поелику мы есть божьи воины, недостойно убояться нам смерти во имя Господа нашего, коий есмь...»
– Я здесь сам всё распишу, святой отец, вы суть только мне изложите! – В голосе молодого секретаря проскользнула нотка раздражения. Торопился молодой человек, спешил домой, к возлюбленной супруге, вот и позволил себе вольность. Впрочем, вольности этот молодой человек себе позволял в последнее время и не такие – уж очень близок стал он Его Святейшеству, слишком много тайн внутренней и внешней политики Рима известно ему, и всерьез верит он теперь, что стал и в самом деле незаменимым человеком для наместника Петра на Земле!
Папа посмотрел на своего секретаря, задумался: «К жене торопишься, грязный сарацин! Ужо завела тебя твоя любовь к ней вдаль и от веры, и от дома своих, так теперь и от жизни отдаляет... Не понимаешь ты, что незаменимых у нас нет. Даже я заменим, и уж только потому, что хорошо это понимаю, и не позволил до сих пор курии заменить меня. Однако в том ты не ошибаешься, что именно в сию минуту мне тебя заменить некем. Потому что нужно дописать письма...» Папа заговорил сухим, словно выходящим из потрескавшегося старого дерева, голосом:
– Значит, считаешь, что церковный эпистолярит освоил? Суть тебе подавай, говоришь? А вот тебе суть, да покороче – пускай знают англичане, что трон Франции ныне свободен, и если проявит британский лев интерес к тому, чтобы взять под свою власть земли по ту сторону Ла Манша, церковь на то гневаться не будет, но благословит... победителя! Потому как без войны франки земли не отдадут, и значит, коли так, войне – быть.
– А как быть с юным отпрыском герцога Бретонского, оставшимся в живых после таинственной кончины своего... гм... болезненного дяди?
Сухой голос старика еще больше пошел трещинами – Папа уже всерьез сердился на своего секретаря за то, что тот осмелился перебить его.
– Порядку этому конец быстро настанет, когда испанцы с моего особого благословения перейдут горы и вступят на франкские земли. А с севера пойдут викинги, которые только и ждут моего знака. И получат они его, когда англичане высадятся со своих кораблей на юге. Эта Изольда... слишком горда и властолюбива! Ты должен помнить письмо с ее предложениями, которое тебе передали посланцы...
– Да, юный рыцарь, из крестоносцев, и с ним странная женщина с волосами, подобными цвету огня. Вы еще отказались сами принять их, и тогда я написал письмо с их слов. Но не только с их слов, а также и от наших доносчиков из Франции нам известно, что за короткий срок под знамя Валуа собрались очень серьезные силы. Не совершаете ли вы ошибку, святой отец, рассчитывая на быструю победу? Франки сильны и могут очень долго продержаться...
– НЕ СМЕЙ ПЕРЕБИВАТЬ МЕНЯ! Да пусть хоть сто лет длится эта война, и сотню лет англичане и франки проливают свою кровь – мне всё равно! Маленькая победоносная война или вековая кровавая бойня, смысл один – последний оплот несущих в себе кровь... Впрочем, это тебе и не нужно. Словом, Франция должна быть уничтожена! Даже если мы не доживем до того дня! Так и напиши, чтобы этим британцам стало ясно – война угодна Церкви, а то, что угодно Церкви, угодно и Богу! Я ТАК СКАЗАЛ!
VII. КРЕЩЕНДО – МАРДИ-ГРА!
Странные стихи показались шевалье Де Бурдейлю страшными. Вообще всё вокруг казалось страшным. А ведь это еще не сам праздник, а только подготовка к нему. Трубадуры и шуты забрали в свое распоряжение весь двор небольшой римской траттории и готовились к завтрашнему празднику. Гасконец и крестоносец, он вовсе не был ханжой, но в родной Франции этот праздник был... попроще, что ли? Не было той злобы, которую он замечал во всем Риме, словно город жаждал праздника... и ненавидел его. Потому что город был – разный. Рим был болен! Город хворал шутами, читающими крамольные или сумасшедшие стихи, и смертельно болел святошами и шпионами, бравшими на заметку как сочинителей подобных виршей, так и их слушателей. Говорят, после прошлогоднего Марди-Гра было арестовано более тысячи человек, из которых почти треть осудили как еретиков.