Сезон дождей

Штемлер Илья Петрович

– Кстати, – проговорила Лиза. – Мне сегодня привиделся сон к деньгам.

– Верно, – кивнул Евсей Наумович. – Как говорится – сон в руку.

– Ах, Сейка, – захохотала Лиза, склонив голову набок. – Я и не подумала, извини. Ты тут ни при чем. Твоих денег мне не надо. Вот я – дура, честное слово, решила устроить для себя выходной день, поэтому я у тебя в гостях, а не на работе. И не будем об этом, Сейка. А сон я и впрямь видела к деньгам. Будто я провалилась в какую-то яму, полную грязи.

Евсей Наумович смотрел на Лизу с удовольствием. Не совсем сознавая причину удовольствия: то ли ему нравился открытый детский смех молодой женщины, то ли от прилива хорошего настроения, связанного с намеком Лизы на бескорыстность ее визита в этот дом.

– Ты так быстро уснула, – встречно засмеялся Евсей Наумович.

– Если бы! Ты, Сейка, храпел как трактор, – вновь захохотала Лиза. –

Пришлось даже прикрыть плотно дверь.

– Ах вот что! А я решил, что ты боялась меня потревожить своей возней на кухне, – продолжал смеяться Евсей Наумович. – Неужели я так громко храплю?

– Как трактор. Быр-тыр, быр-тыр… Что-то бормотал, чьи-то имена вспоминал.

– Сны меня часто преследуют. Иной раз даже в метро или в автобусе. Прикрою глаза, задремлю, и непременно возникают видения.

– Интересно, – всерьез заметила Лиза. – А что ты видел сегодня? Что так стонал?

– Не помню. А вчера видел во сне президента. Словно мы стоим с ним и едим рыбу. Сырую. И птицы летают черные. А мы им рыбу кидаем. Четко так помню.

– Ну вот еще, – шутливо произнесла Лиза, – ты, что, его знал по жизни?

– Не лично, но видел много раз. Я лет десять назад, в начале девяностых, был весьма заметной в городе персоной.

Евсей Наумович не рисовался. Он действительно в те уже далекие времена слыл фигурой заметной. Его статьи публиковались не только в городских газетах и журналах, но и в центральных – в «Огоньке», «Московских новостях», – одно появление в которых гарантировало известность. То было время великой разрухи, криминального беспредел, становления дикого частного бизнеса. Время пустых прилавков, время именных, выданных по месту жительства продуктовых справок, владельцы которых отоваривались ограниченным набором продуктов в прикрепленных магазинах – у Евсея Наумовича до сих пор где-то валялся этот бумажный лоскут с фотокарточкой. Время «ваучеров» – долговых обязательств государства перед своими гражданами. С обещанием каждому справедливую долю государственного пирога. Смелая задумка справедливого распределения на деле обернулось величайшим в истории мошенничеством. Превратив в одночасье подавляющую часть населения огромной страны в нищих и бомжей. Типичный пейзаж тех лет – дворовые мусорные баки с копошащимися в них людьми. Однажды Евсей Наумович узнал среди этих унылых фигур знакомого старого инженера с женой, милой, всегда улыбчивой женщиной. В ту ночь Евсей Наумович долго не мог уснуть. И в то же время – в мраморном зале Астробанка, что на Невском проспекте, или в Юсуповском дворце на Мойке, или в белоколонном зале Филармонии, а то и в самом Эрмитаже или в отреставрированном Павловском дворце – проводились неслыханные по роскоши «Петербургские сезоны». И «новые русские» в изысканных вечерних туалетах внимали выступлениям знаменитых отечественных и зарубежных артистов. А после представлений непременно выходили к столам, роскошь которых поражала воображение. Метровые осетры и севрюги, ощеряясь плавниками, возлежали на царских блюдах, россыпи черной и красной икры, мудреные мясные деликатесы, свежие фрукты-овощи, выпечка – торты, пирожные и всякие кренделя с конфетами. А вина – боже праведный, какие на столах высились бутылки с вином, коньяками, виски. А царица русского застолья – водка? Какая там стояла водка в фигурных бутылках от новых российских водочных королей. Лакеи в дирижерских фраках ловили каждый жест гостей, липнувших к бесконечным столам, чтобы в лучшем виде и мгновенно удовлетворить любое желание. Одним из зачинателей этих празднеств был председатель Совета директоров Астробанка – молодой, приметный толстяк, необыкновенно одаренный финансист, закончивший Сорбонну, прошедший стажировку в Японии. Типичный представитель новой элиты – деловой, напористый и динамичный. Он и умер на заседании Совета банка прямо за своим председательским столом. Похоронная процессия растянулась на полкилометра, а то и больше. Тогда Евсей Наумович и увидел воочию – сколько в Петербурге проросло деловых, зубастых людей! Евсей Наумович получал приглашения на многие «Петербургские сезоны». Одно такое веселье он особенно запомнил по тому, как лишился своей меховой шапки зимой, в Павловском дворце. В начале праздника по плацу на замерзших низкорослых лошадках гарцевали ряженные – то ли гусары, то ли уланы. Лениво маршировали сонные солдаты в расшитых мундирах. По приказу они, что есть мочи, орали ура, бахали из пушек холостыми зарядами в глубь зимнего Павловского парка. Словом, всячески козыряли перед глазеющей толпой гостей, стоящей на пленере перед дворцом в ожидании конца утомительной и дурной мистификации, с тем чтобы перейти к главному – застолью.

Там, во дворце, Евсей Наумович и обнаружил отсутствие шапки – видно, кому-то приглянулась из «новых». Новые-то они новые, но привычки – старые. В те дни непременным участником всех праздников и застолий являлся мэр города. Обычно он запаздывал к началу действа, и все с холуйской покорностью его дожидались. Как правило, мэр являлся не один, а в сопровождении каких-то князей, графьев, а то и вообще – наследников царской фамилии из тех, кто проживал за рубежом еще с семнадцатого года. Как ему при его занятости в то непростое время удавалось их разыскивать и доставлять в Петербург, оставалось загадкой для Евсея Наумовича, возможно, это осуществлялось благодаря примерной работе заместителя мэра по внешним заботам. Так они и шли по своим бывшим владениям – посланцы России, которую мы потеряли, – рядом с моложавым, высоким и обаятельным мэром. В сопровождении множества помощников мэра. Среди которых – а Евсей Наумович обладал зорким глазом журналиста – был тихий, малоприметный, не особенно пьющий и рано покидающий веселье помощник мэра по этим самым «внешним заботам». Он и стал теперь президентом страны. Такие вот кульбиты.

– Вот-вот, – проговорила Лиза, выслушав Евсея Наумовича. – Имеешь полное право есть во сне рыбу на пару с президентом.

– Сырую, – уточнил Евсей Наумович. – И скармливать черным птицам.

– Сырую рыбу – это плохо. К болезни. А черные птицы – дурные вести. Надо что-то предпринять.

– Знаю, – серьезно ответил Евсей Наумович. – Помогает вода из-под крана, с приговором. Или надо огнем свечи осенить воздух у кровати. Впрочем, сегодня – вторник. А вещие сны – с четверга на пятницу.

Лиза пожала плечами и проговорила:

– Пойдешь бриться, побрызгай водой. Для страховки. Евсей Наумович улыбнулся над тем, как она серьезно все это сказала. Протянул руку, взял чайник, чтобы подбавить кипятку в остывшую чашку. Пузатый, замызганный чайник оказался холодным и пустым. Лиза поднялась с места, шагнула к подоконнику, где портьера прятала электрический чайник с палехской росписью. Поднесла его к чашке Евсея Наумовича и плеснула в нее кипяток.

– А тот чайник выброси, – сказала Лиза. – Он кажется старше тебя.

Евсей Наумович хлопнул ладонью по колену.

– Вы что, сговорились?! – весело выкрикнул он. – Эрик тоже меня тем чайником попрекнул.

Лиза хмыкнула и принялась раскладывать бутерброды. С сыром придвинула Евсею Наумовичу, с колбасой – себе. Вопросительно взглянула на Евсея Наумовича – может быть, он предпочтет с колбасой? Нет? Ну и ладно. Лиза надкусила бутерброд и принялась жевать. Ее сомкнутые пухлые губы сжимались и расслаблялись, будто жили сейчас отдельной своей жизнью. Точно океанские моллюски. Евсей Наумович видел такие в рыбных рядах Чайна-тауна – китайского района Нью-Йорка. Нет, пожалуй, он не станет рассказывать Эрику о Лизе. Ни к чему.

И Лиза догадалась, о чем сейчас подумал Евсей Наумович. Ее брови сошлись на переносице.

– Ты что-то хочешь сказать? – обронил Евсей Наумович.

– Я о тебе, Сейка, знаю больше, чем ты думаешь, – через паузу проговорила Лиза. – И о семье твоей. И о прочем.

– Вот как? – Евсей Наумович придержал у рта бутерброд. – Каким образом?

– Твой друг… рассказал Жанке.

– Интересно. Что он мог такого рассказать обо мне? – обескураженно проговорил Евсей Наумович.

– Что ты – неудачник и тюфяк. И на Садовую он ввалился в основном из-за тебя, у которого с женщинами ничего не получается. Вероятно, по тому как ты импотент.

– Что?! – опешил Евсей Наумович.

– Импотент, – повторила Лиза. – И тебя надо приободрить, иначе ты можешь свихнуться.

– Интересно, – Евсей Наумович положил на стол свой бутерброд. – Что еще?

– Ну, вроде все тебя оставили. Из-за твоего несносного характера. Даже сын.

– Так и сказал?

– Вроде так. Жанка – дура, но врать не станет.

– С чего это они вдруг стали меня обсуждать? Делать им было больше нечего?

– Может и так, – кивнула Лиза. – Видно, у него с Жанкой ничего не получалось, он и отфутболил это на тебя, своего старого друга. Мол – все его мысли сейчас о тебе. И на Жанку фантазии не хватает.

– Чушь какая-то, – махнул рукой Евсей Наумович.

– Не говори, Сейка. Это материя тонкая. Когда у мужика не получается, он и не такое придумает, чтобы остаться орлом в глазах женщины. Наши девочки разного наслышались.

– Чепуха, чепуха, – растерянно бормотал Евсей Наумович. – Он другой человек, Лиза. Сильный, волевой, умный. Чтобы разнюниться перед какой-то Жанной, извини меня. Она просто дура не так его поняла. Бывает, что мужчина что-то и сболтнет, многое зависит от интонации, понимаешь.