Сезон охоты на ментов
Шрифт:
– Эй, менты! – раскатисто прозвучал бас, многократно отразившийся среди стен кирпичных трущоб. – Что попрятались, как крысы?
– Сдавайся! – рявкнул Крошин.
У Лизы отлегло от сердца – живой, слава богу! Она осторожно выглянула на улицу – Гордей распластался безжизненной грудой, развороченная пулей голова залита кровью. Его пристрелил свой же подельник.
– Не мути! Взять меня вы не сможете! – громко кричал бандит. Где он сидел, нельзя было определить – его слова эхом прыгали по зияющим дырам оконных проемов. –
Лиза испугалась, что тайна Егоровых – отца и сына, сейчас выплывет наружу. Она не могла этого допустить и, не думая об опасности, высунулась из дверей.
– Малофей, давай договоримся!
– Ты кто, лярва?
– Следователь Одоева.
– Слышал о такой. Так вот, мои условия – я сдаю Ондатра, а вы сохраняете его организацию!
– Хочешь стать боссом?
– Я им стану!
– А если мы не согласимся?! – рявкнул Крошин.
– Ну и будете козлами!
– Не лайся. Я тебя отсюда не выпущу! – горячился оперативник.
– А я будто разрешения твоего жду, чтобы уйти…
И тут же грянул выстрел. Кто стрелял – Крошин или Малофей? Лиза была открыта для удара пули, но бандит не спешил стрелять в нее.
– Малофей! – крикнула она.
– Я тебя слушаю!
– Не стреляй!
– Да я подельника твоего пугнул!
– Ах ты – козел! – завелся Крошин и наугад выстрелил.
Бандит в ответ только расхохотался.
Лизе стало не по себе.
– Володя, помолчи, я хочу с ним договориться! – крикнула она Крошину.
– Зачем? Возьмем его, и дело с концом!
– Здесь я решаю! – разозлившись, твердо сказала Лиза и повернулась в сторону Малофея. – Мне нужен Ондатр и все материалы – видеозаписи и фотопленки… Ты сам знаешь…
– Согласен.
– Малофей, это, конечно, не мое дело, но как ты удержишься? За Ондатра тебя авторитеты не помилуют.
– Я сам в авторитете! А тебе я позвоню сегодня…
– Когда?
– Через три часа.
– Буду ждать!
– Жди, Одоева, жди. Это твой шанс… и мой. Я ухожу. Сидите тихо еще пять минут.
Сзади Лизы кто-то крался. Она вздрогнула и пугливо оглянулась. Это был Крошин. Он выглядел вконец раздосадованным.
– Надо было взять его.
– Нам выгоднее, чтобы он ушел.
– С бандюгами сделок не заключают.
– Это не мир, Володя, это – перемирие.
Натолкав обратно в сумку газет, они подошли к трупу Гордея.
– Он убил Нуретову? – толкнул ногой труп Крошин.
– Он. Есть свидетель.
– Громкое дело.
– Много грязи в нем.
– Его ведет Егоров.
– Мы поменялись. Он мне дело Нуретовой, я ему – десять бытовух.
– Зд'oрово… Так что с трупом? Ты будешь звонить или я?
– Звони Шматову – они не успели далеко уехать.
Крошин остался ждать свою группу, а Лиза, выбравшись из заброшенного района, на автобусе поехала в управление.
Вручив
– Севастьян, извлеки из шкафа дело Игошина.
– Тебе шеф разрешил?
– Выполняй. Что-то сильно усердствуешь перед Егоровым…
Она набрала домашний номер Геннадия.
– Слушаю. – Голос Егорова был настолько бесцветным, что даже противно стало.
– Это я.
– И что?
– Фу, Егоров, какой ты слизняк! Я тут работаю…
– А я? Я тоже помогаю! – подал голос Ребров.
– Тш-ш! – шикнула на него Лиза. – Умри… Алло, Геннадий! Есть крепкая зацепка. Приезжай.
– Ладно, приеду.
– Правду говорю. А чтобы ты поторопился, добавлю: мы нашли сумку, которую спрятал Самойлов.
– Точно? Тогда лечу! – В голосе Егорова наконец проблеснули нотки азарта.
Лиза с удовлетворением опустила трубку на аппарат. А то скис, бросил бороться… Нет, дорогой товарищ Егоров Г.А., мы еще повоюем. Мы еще так вдарим, что от хитрых бандюг только пух и перья полетят!
Известие о найденной сумке заставило Геннадия стряхнуть с себя подавленность. Он умылся, побрился, поцеловал жену на прощание и в приподнятом настроении вышел на улицу. Нет, он не тешил себя иллюзией, что Одоева достигла какого-то четкого результата – если бы в сумке было что-то, она сказала бы сразу, – просто он по натуре был бойцом, и временная хандра вновь сменилась железной решимостью бороться. Только слабаки не борются с судьбой, а лишь ждут ее ударов. Пусть Самсонов и написал на стене, что он позорный фуфел, на самом деле, он не такой.
Взгляд Геннадия тут же уперся в стену гостиницы, испачканную Самсоновым оскорбительной надписью, и эта надпись, не трогавшая вообще-то душу Геннадия, вдруг яростно возмутила его.
Он увидел тронутого, как всегда, легкой меланхолией дворника, который неспешно мел асфальт у кладовых, и позвал его:
– Степан!
Дворник не спешил откликнуться.
– Степа-а-ан!!! – закричал Егоров.
– О-у? – поднял тот наконец голову.
– Это что такое? – указал в сторону надписи Геннадий.
– Что?
– Надпись!
– А-а… – просиял удовлетворенной улыбкой Степан. – Надпись! Да!
– Закрасить надо! – посоветовал Геннадий.
– А краска где?
– Я тебе куплю краску, только замажь эту хрень! – начал заводиться Геннадий.
– Сами и замажьте! Я за двор отвечаю, а не за стены! – вдруг возмутился дворник.
Геннадий не нашелся, что возразить, и, чертыхнувшись, пошел прочь от дома. Какие все самолюбивые! Философ долбаный. Метлой через раз махнуть как следует не может – а туда же, гонорится…