Сезон страсти
Шрифт:
– Мамочка, ты только посмотри! Это все я сделал! Я! Не Тилли! – К черту грязь. Она была счастлива видеть его целым и невредимым. Кейт подхватила его на руки, такого чумазого, но он тут же стал с силой вырываться.
– Идем, мамочка, ты должна посмотреть.
– А можно я тебя сначала поцелую? – Ей удалось-таки один разок его чмокнуть, а он смотрел на нее с хитрой улыбкой, от которой таяло сердце.
– А потом ты пойдешь посмотреть?
– Тогда и пойду. – Он торопливо поцеловал ее в щеку и стал яростно вырываться из объятий. – Подожди, я уже иду, иду. Надеюсь, на сей раз
Тилли стояла, не проронив ни слова. Она вообще была немногословна, особенно со взрослыми, у нее было больше общего с Тайгом, чем с Кейт. Но они относились друг к другу с теплотой и уважением. Тилли не понимала, что Кейт делает целыми днями за машинкой, но изданная книга, которой она гордилась перед своими знакомыми, произвела на нее впечатление. Дело было не столько в самой книге, рассказывающей о всяких идиотских знаменитостях Сан-Франциско, а в самом факте, что она была издана. Кейт обещала, что через месяц выйдет еще одна. Может быть, однажды она станет знаменитой. В любом случае она была хорошей матерью. И тоже вдовой. Это их объединяло, однако существовала и некоторая дистанция. Кейт никогда не задавалась, и вообще в ее поведении не было ничего особенного. Просто ее отличало нечто такое, что трудно объяснить словами. Утонченность, возможно. Именно такое слово употребляла мать Тилли, говоря о Кейт. А еще она хорошенькая. Может быть, даже красивая, только слишком худая. И в глазах у нее всегда таилась какая-то печаль. После смерти мужа Тилли тоже долго грустила, но ее боль уже несколько притупилась, а у Кейт этот взгляд остался с тех самых пор, как родился Тайг. Иногда Тилли думала, что, даже когда Кейт сидит за машинкой, боль не утихает. Наверное, она все время пишет о страданиях...
Теперь Тилли смотрела, как Кейт обогнула дом, следуя за нетерпеливым сыном, и в изумлении остановилась, а Тайг, улыбаясь во весь рот, крепче взял мать за руку. Какой же он еще маленький, хотя иногда и казался взрослым, наверное, оттого что его мать всегда разговаривала с ним, как с мужчиной. Но он все равно оставался ребенком. Тилли так же воспитывала своих мальчиков после смерти их отца. На нее нахлынули воспоминания при виде ребенка, заглядывающего в лицо матери перед тем местом в саду, где они проработали весь день до самого ее приезда.
– Мы сделали это для тебя. Половина – цветы, половина – овощи, чтобы тебе было из чего делать салаты. Знаешь, перец и всякая всячина. А на следующей неделе посадим зелень. Ты ведь любишь зелень? – Вдруг он стал очень серьезным. – Я хочу посадить тыквы и кокосы.
Кейт заулыбалась и снова нагнулась поцеловать сына.
– Как красиво, Тайг.
– Пока не очень. Но будет. Мы посадили много разных цветов. Все семена купили еще на прошлой неделе. И я их спрятал. – Вот почему у него был такой таинственный вид сегодня утром. Его первый сад...
– Он делал всю тяжелую работу сам. – Тилли подошла поближе и потрепала мальчика по плечу. – Он будет гордиться, когда увидит свой чудный сад в цвету. Совсем уже скоро.
– И помидоры тоже.
У Кейт комок застрял в горле, и вдруг ей стало смешно. Она волновалась
– Знаешь что, Тайг? Я никогда в жизни не получала таких прекрасных подарков.
– Взаправду? Почему?
– Это твоя работа, и мы вместе будем наблюдать, какие вырастут плоды, есть вкусные салаты из овощей, выращенных твоими руками, и рвать красивые цветы. Это и есть самый лучший в мире подарок, солнышко мое.
– Да. – Он огляделся, довольный собой, и торжественно пожал руку Тилли. Обе женщины чуть не лопнули от смеха. Это был замечательный момент.
Вдруг Тилли встрепенулась, вспомнив что-то важное.
– Вам звонили. – Наверное, Фелиция. Кейт кивнула, довольная, но без особого интереса. – Из Нью-Йорка.
– Из Нью-Йорка? – На мгновение у нее екнуло сердце. Нью-Йорк? Не может быть. Наверное, из главного офиса ее страховой компании. Или что-то в этом роде. Нечего так волноваться. Все ясно. Прошло шесть лет, чего она могла ожидать еще.
– Они просили, чтобы вы позвонили.
– Сейчас, наверное, уже поздно. – Было уже пять тридцать на Западе, тремя часами позже на Востоке. Но Кейт не расстроилась.
Тилли неторопливо покачала головой:
– Да. Он так и сказал, что, может быть, слишком поздно. И оставил номер телефона в Лос-Анджелесе.
Ее сердце снова екнуло. На этот раз сильнее. Смешно, сама с собой играет в кошки-мышки. Почему она сегодня такая взвинченная?
– Я все записала.
– Пойду-ка в дом посмотрю. – И, взглянув на Тайга с нежной улыбкой, Кейт ласково сказала: – Спасибо за прекрасный сад, солнышко мое. Я люблю его, и я люблю тебя. – Она нагнулась к нему и крепко прижала к себе. Потом, взявшись за руки, они направились в дом, сопровождаемые прыгающим вокруг Бортом. – Выпьете чашечку кофе, Тилли?
Но пожилая женщина отрицательно покачала головой:
– Мне надо домой. Сегодня у нас ужинают дети Джейка, а у меня еще ничего не готово. – Она, как всегда, преуменьшала. У Джейка девять детей, так что ей надо было рассчитывать на двенадцать, а то и больше человек. Дети всегда норовили привести к Тилли своих друзей. Но Тилли была всегда наготове.
Женщина села в свой джип, помахав на прощание, высунулась в окно и спросила:
– У тебя на этой неделе еще будут занятия, Кейт?
Странно, что она об этом спрашивала. Кейт, прищурившись, посмотрела на нее. Как правило, она навещала Тома два раза в неделю, но сегодня по дороге домой вдруг засомневалась, ехать ли второй раз на этой неделе.
– Можно, я скажу завтра? – Это никак не отразилось бы на зарплате Тилли, на сумме, установленной за работу два раза в неделю ежемесячно. Так было проще – выписывать чек раз в месяц, и это устраивало обеих. Если Кейт хотелось пойти в кино, она забрасывала Тайга к Тилли, а на обратном пути забирала. Тилли не тяготилась мальчиком, она относилась к нему как к одному из своих внучат. Правда, Кейт не так уж часто выбиралась из дома. Обычно она проводила все вечера за машинкой. Вечерние выходы напоминали ей прежнюю жизнь с Томом, и ей очень не хватало его.