Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Раз нужно, так нужно, — сказал Гурген. — В двенадцать поедем в больницу.
Оперативку проводил поверенный в делах Демушкин.
В дни, когда отсутствовал посол, Демушкин преображался. Его обычно вялое лицо приобретало жесткое выражение, фигура распрямлялась, в голосе пробивались металлические нотки, он старался во всем подражать послу.
Приглядываясь к поверенному, Антонов часто раздумывал: какие прихоти судьбы толкнули этого человека на путь дипломатической работы, сложной, беспокойной, требующей многих достоинств, а в условиях Тропической Африки еще и приличного здоровья. Непонятно, как мог Демушкин, такой бесцветный, вялый человек дослужиться до высокого чина — советника-посланника. Быть бы ему где-нибудь бухгалтером
С первого месяца пребывания в Дагосе у Антонова и Демушкина возникла взаимная неприязнь. Как-то в воскресенье Антоновы поехали на пляж. У советского посольства здесь было небольшое бунгало: четыре дощатые стены под шиферной крышей. Возле бунгало под тростниковым навесом были расставлены алюминиевые раскладные столы и стулья — для трапез на лоне природы. Посол всячески поощрял коллективные выезды сотрудников советских учреждений и их семей по субботам и воскресеньям к океану. В то воскресное утро народу здесь собралось много — кто приехал на посольском автобусе, кто на закрепленных по службе машинах. Посол прибыл на пляж последним.
Стоило ему появиться у бунгало, как жена Демушкина подтолкнула вперед свою семилетнюю дочку, та проворно подбежала к послу, присела перед ним в легком книксене, жеманно приподняв юбочку.
— Добрый день, Василий Гаврилович! — пропищала она тоненьким голоском и протянула хиленький букетик местных лесных цветов, заранее собранных дальновидной мамой.
Посол, человек прямолинейный и бесхитростный, был явно шокирован очевидной запланированностью этой сцены, в которой заставили участвовать ребенка. Он взял протянутый ему букетик, коротко поблагодарил, но даже не улыбнулся и тем более не умилился, как рассчитывали родители.
— А девочка-то шустрая, — громко заметила Ольга, вроде бы обращаясь к своему мужу, но явно ко всем собравшимся. — Такая малюсенькая, а уже знает, с кем здороваться обязательно, а кого можно и не замечать. Далеко пойдет!
Это был первый случай публичного проявления в колонии личности Ольги Веснянской. Оброненной фразой она как бы заранее объявляла, что намерена говорить то, что думает, — такая уж, не взыщите, и карьера мужа для нее не самое главное, поскольку она считает, что карьеры должны делаться не угодничеством.
Брошенное Ольгой замечание, по-видимому, послу понравилось, он внимательно взглянул на нее и чуть заметно улыбнулся. Эта улыбка не ускользнула от взгляда насторожившегося Демушкина. Он метнул в сторону Ольги быстрый, полный неприязни взгляд, и сразу стало ясно, что Антоновы только что нажили врага в стране, куда они всего неделю назад прибыли.
И вот сейчас, ожидая начала совещания, Антонов заранее знал, что поверенный не пропустит возможности отыграться на нем, тем более что он действительно нарушил инструкцию по сопровождению дипкурьеров.
В просторном кабинете посла у каждого было свое, давно обсиженное место. По правую руку от посла за стол заседаний садился поверенный, по левую — советник Канашевич, затем торгпред Макин, далее экономический советник Рябинкин, недавно назначенный в эту страну военный атташе Четверик, первый секретарь, консул… Стул отсутствующего консула, а точнее, заведующего консульским отделом посольства Антонов не занимал, хотя и исполнял обязанности консула и был полностью облечен его властью. Он нашел себе место у окна, где сидели работники второго эшелона — второй и третий секретари, атташе, корреспонденты, представитель АПН, которых тоже приглашали на совещание.
Оперативка продолжалась, как всегда, ровно час. Атташе Юркин, бойкий молодой человек, на одном дыхании сделал обязательный недельный обзор местных газет. Асибия была для Юркина первой «заграницей», и будущее молодого дипломата зависело
Обзор выглядел убедительно, представлен был толково, с выводами несколько смелыми и даже спорными, но не поверхностными, а уверенно основанными на реальных фактах, может быть, не очень приятных, но не вызывающих сомнения. Из обзора вытекало, что положение в стране по-прежнему тревожное и идет к дальнейшему ухудшению. Реакционные круги собирают силы для решительной атаки на режим президента Кенума Абеоти, делается все для того, чтобы создать в Асибии обстановку напряженности, неуверенности в завтрашнем дне, подготовить население к мысли, что государственный переворот — единственный выход из создавшегося положения. Все шире распространяются подрывные слухи. Вчера, например, на базаре произошла паника: кто-то пустил слух, что мясо, поставленное для продажи государственной фермой, отравлено.
В противодействие реакции правительство пытается занять все более решительную позицию. Позавчера арестованы зачинщики первой забастовки врачей. В ответ сегодня врачи и старший медперсонал объявили новую забастовку, а они в этой стране прослойка хотя и малочисленная, но влиятельная…
Закончив свой не очень обнадеживающий доклад, Юркин стрельнул темными быстрыми глазами в сторону Демушкина, проверяя по выражению лица начальства произведенное впечатление, вздохнул и слегка развел руками: мол, увы, ничего более приятного сообщить не могу, уж извините!
После выступления Юркина слова попросил Антонов и рассказал о своей беседе с Прайсом у бензозаправочной станции. Сообщение всех заинтересовало: Прайса в посольстве знали, он человек осведомленный и если говорит такое, значит, дело серьезное.
Следующим делал сообщение представитель Минрыбхоза Богма. Это был грузный, немолодой мужчина с такой представительной глянцевитой лысиной, с таким сократовским лбом и такими глубокомысленно неподвижными глазами, что непосвященные иностранцы на приемах его иногда принимали за очень важного советского начальника и однажды кто-то даже обратился к Богме, как положено обращаться только к послу: «Ваше превосходительство». С тех пор Богму в советской колонии так в шутку и звали: «Ваше превосходительство». Он не обижался, его выпуклые глаза светлели, наливаясь смехом, а толстые щеки раздувались еще больше, изображая улыбку. Богма был добродушным человеком, медлительным, тугодумным, и странным казалось, что его прислали сюда, в Африку, на столь беспокойную организационную работу, при которой нужно каждодневно вертеться волчком.
Посол был постоянно недоволен Богмой, не скрывал этого, на совещаниях в присутствии других сотрудников к нему придирался, часто несправедливо. Человек энергичный, быстрый на решения, посол таких увальней, как Богма, не терпел. Тем более что речь шла о деле важнейшем, которым посол гордился, ибо был его инициатором. Идея создания в этой стране совместной советско-асибийской рыболовной кампании принадлежала именно ему, Василию Гавриловичу Кузовкину, он ее упорно и долго пробивал, видя в ее осуществлении акт большой политики. В республике после прихода к власти правительства Кенума Абеоти назревала угроза продовольственного кризиса. Западные компании, в руках которых издавна находилась система продуктовых поставок, ныне поставки эти все больше сокращали под самыми различными предлогами. Главная опасность шла со стороны «Африка фиш корпорейшн». Эта западная компания контролировала добычу рыбы в водах нескольких африканских стран и свою продукцию поставляла в основном на африканский рывок. Но цены на рыбу держала высокими, выше, чем у местных рыбаков, стараясь их взвинтить еще больше, пользуясь экономическими трудностями республики. У компании был железный принцип: «Не хотите — не берите! Возьмут другие». И действительно, брали другие. Ведь рыба — важнейший продукт для жителей многих африканских стран, примыкающих к океану. Мясо в Африке — редкость, особенно на побережье.