Сфера
Шрифт:
– Но, сэр, базу Земана мы посещали вместе и я все время был у вас на глазах! – возразил Маллинз.
– Нет, Эндрю, я тут повспоминал на досуге и насчитал три или четыре возможности, когда ты мог сбросить передатчик. Далее, передатчик был получен с нашего склада, забирал его старшина Альц, но затем к нему заглянул водитель тягача Лоример и украл новый передатчик в упаковке, пока Альц доставал ему с полки положенную пару ботинок. Разумеется, кладовщик не смог доказать вину Лоримера, тот просто послал его подальше и все дела, но оказавшись на этом стуле, Лоример запел, как птичка, и рассказал,
– Да, предлагал, но я отказался, мне он был не нужен.
– Не совсем так. Ты единственный из всех, кому был предложен этот передатчик, кто вскрыл коробку, вставил аккумулятор, проверил, как работают программные коды, и только затем вернул аппарат Лоримеру и отказался от него.
– Но я же отказался! – воскликнул Маллинз в отчаянии.
– Не спеши, – улыбнулся Двоор, покачиваясь на каблуках. – Облапав передатчик, ты не только проверил его работу, но и в присутствии верного свидетеля оставил на нем свои биологические следы, чтобы потом никто не мог сказать наверняка, что это ты его программировал. Вот это я называю высшим классом.
– А при чем здесь карьер?
– Третьего дня в карьер столкнули беднягу Лоримера, однако к тому времени он уже дал нам показания. С этим ты опоздал, Эндрю.
– Я никого не сталкивал!
– Сталкивал-сталкивал, там остались следы твоих новых ботинок.
– Да мало ли одинаковых ботинок в группе?
– Этой серии – с пупырышком на подошве – всего три пары одного размера. Двое других владельцев уже предоставили нам полное алиби – они все время были на виду и только ты, друг мой, ничего не можешь доказать.
– Я спал в казарме, это видел дневальный!
– Дневальный видел тебя лишь пару раз, когда заходил в офицерское помещение, а остальное время ты был предоставлен самому себе – иди куда хочешь, сталкивай кого хочешь в меловой карьер.
– Но я слышал, что Лоример жив, он в госпитале – об этом все говорят! Спросите у него!
– Он ничего не видел, ведь ты огрел его по голове камнем, а уже потом сбросил вниз.
– Но, сэр, может, в управлении и три пары каких-то ботинок, но у карьера проезжая дорога, там мог оказаться кто угодно в таких же ботинках!..
Двоор помолчал, глядя на Маллинза. Да, пока все улики были только косвенными, но ведь в дело еще не вступали Бринт и Проуд. Эта парочка, случалось, превращала едва заметные подозрения в чистосердечные признания.
– Ты думаешь, все дело в это жалком фугасе, Эндрю?
– А в чем же тогда? – удивился Маллинз.
– Ты предупредил своих друзей вовсе не о фугасе, по крайней мере не только о нем, главной темой сообщения была пушка «голиаф». Именно для ее нейтрализации ты начал создавать группу, но тебе не хватало информации, потому что я приказал закрыть эти сведения даже для работников отдела. А вчера мы перехватили еще одну прямую передачу с холмов на западе долины. Полагаю, этот агент пытался о чем-то известить свое начальство, мол, пушка прибыла, нужно срочно что-то предпринимать. Но предпринимать уже поздно, Эндрю, у вас нет времени перебросить диверсионную группу, у вас нет информации о маршруте доставки.
– Но это бред, сэр! Я слышал о возможном прибытии «голиафа», но я понятия не имею, где и как он будет доставляться, вы ведь сами это только что сказали – сведения для сотрудников закрыты!..
В дверь камеры требовательно постучали.
– Ты уже понял, Эндрю, что мне известно почти все и, когда я вернусь, меня будет интересовать следующий вопрос: когда тебя завербовали – до госпиталя или уже там, воспользовались, так сказать, твоей слабостью?
Сказав это, капитан Двоор вышел в коридор, где его ждал лейтенант из отделения связи. Он был савояром, страдал от комплексов, связанных со своей кажущейся неполноценностью, и оттого выглядел испуганным.
– Что, Плечик? Что на этот раз?
– Бойцы Егеря, они взбунтовались! – выпалил лейтенант.
– Как взбунтовались, где взбунтовались? Где сам Егерь?
– Они его ликвидировали, сэр, и открыли огонь по ущелью из автоматических минометов.
– А пушка, Плечик, пушка?! – закричал Двоор, хватая лейтенанта за лацканы. – Что с пушкой, она цела?!
– То… только с… ствол.
– Только ствол? – уже тише спросил Двоор, отпуская лейтенанта.
– Так точно, сэр. Только ствол. Вся оснастка, механизмы, боекомплект уничтожены. Там был шквальный обстрел, около двухсот мин, половина попала в объект, а потом еще обстреляли из противотанковых гранатометов.
– И все это сделали бойцы Егеря?
– Так точно, сэр. Одно из отделений. Другие их не поддержали, но их было мало и они были сметены огнем.
– Сметены огнем, – повторил капитан Двоор.
Значит, пока он тут кривлялся перед беднягой Маллинзом, выдавливая из него предполагаемые признания в подготовке к уничтожению «голиафа», реальный враг просто перевербовал часть группы Егеря. До чего же просто. И не нужно перебрасывать никаких диверсионных групп, не нужно собирать секретные сведения, ведь он сам допустил этих людей к сопровождению «голиафа», потому что они его никогда не подводили.
«Стоп», – сказал себе Двоор, понимая, что ищет оправдания, а ему требовалось срочно что-то придумать, чтобы смягчить удар.
– Вот что, Плечик, пока никому не докладывай. Я объявляю эти сведения под грифом для внутреннего пользования.
– Слушаюсь, сэр.
– Все, иди.
Лейтенант развернулся и убежал, а Двоор перевел дух, одернул китель и, открыв дверь, зашел в камеру.
– Отстегните его, – сказал он, и сержанты, ничуть не удивившись, тотчас отстегнули пленника и, подняв его, встали по бокам, готовые выполнить любой приказ Двоора. А он приблизился к сбитому с толку Маллинзу и сказал:
– Поздравляю вас, лейтенант, с успешно пройденной проверкой. Отправляйтесь в свою комнату, приведите себя в порядок и после обеда заступайте на службу.
И он пожал Маллинзу руку, а тот щелкнул каблуками и вышел строевым шагом.
«Умный, мерзавец, – подумал Двоор. – Умный и хитрый».
105
Машина подпрыгивала на камнях, заставляя вздрагивать метку на крохотном экране блока наведения. Поначалу Джека это слегка беспокоило, но Ферлин заверил, что это не страшно: