Сфинксы северных ворот
Шрифт:
— Только час назад я говорила с уезжавшим садовником о том, что в той части парка настолько топкая почва, что туда невозможно пробраться. Сразу проваливаешься по щиколотку, потом по колено. И вот кто-то светлый перепархивал там от дерева к дереву, словно ничего не весил или вовсе не касался земли.
— Быть может, птица, — без особого энтузиазма произнес Пьер. Было ясно, что он выдвигает эту версию не впервые и сам не чувствует к ней доверия. — Большая птица. Альбатрос с Сены!
— Какая птица? — так же без полемического пыла, явно не в
Александре вспомнилась огромная белая дворняга, встретившая их с Дидье во дворе, сразу по приезде. Во время вчерашней прогулки с Симоной по парку пес не показывался.
— А ваша собака? — решилась спросить она. — У нее белая шерсть.
Но эта скромная версия также была отвергнута — пса, как выяснилось, завели как раз после этого загадочного явления, для охраны. Впрочем, пес оказался на редкость ленив и все время проводил либо за едой, либо во сне. Он жил в сторожке у Жанны и вылезал оттуда, чтобы приветствовать гостей или подлизаться к хозяевам.
— Собака тут ни при чем, — вздохнул Пьер. — Да в тамошнем болоте такая большая собака увязла бы. К тому же наш Люка обычно делает всего несколько шагов, от миски к подстилке. В парк он никогда не забредает…
— Он боится туда ходить, — бросила Симона. — Ни разу там не был с тех пор, как Жанна его привела из деревни.
И это замечание произвело на Александру самое сильное впечатление из того, что было ею услышано. «Люди могут напридумывать себе, что угодно. Но собака чувствует иначе. Она видит то, что видит, чует то, что чует. И если большой сильный пес ни разу не поддался искушению поразмяться в парке, это чего-нибудь да стоит!»
— Ну… а что-нибудь еще случалось? — Александра задала вопрос, сделав легкий нажим на слове «еще». — Ведь ничего страшного не произошло?…
— Ничего… — с горечью ответила Симона, — ничего особенного не случалось и ничего страшного не произошло, вы правы. Но я не могу по-прежнему радоваться своей покупке… Этот парк, этот склеп, который мы никак не можем восстановить… Он словно заколдованный! И эти сфинксы, которые ни за какие деньги нельзя было купить у Делавиня и за которых теперь уцепилась Натали…
— Почему вы думаете, что, если сфинксы вернутся на прежнее место, вы больше не будете бояться этого парка? — задала прямой вопрос Александра. — Они ведь имели чисто символическое значение стражей ворот, к тому же совсем не христианское… Намного лучше оставить их там, где они есть, раз уж за них так держатся в «Доме полковника».
— Сфинксы должны вернуться на прежние места и охранять склеп, — упрямо повторила Симона. — Они были поставлены не зря. Их присутствие в «Доме полковника» принесло несчастье тому дому. Их отсутствие здесь приносит несчастье нам.
Она произнесла эти слова так веско, что Александра не решилась ее разубеждать. Художница поняла, что ни один рациональный довод не устроит хозяйку новенького роскошного особняка, в который было вложено так
— Я сожалею, что вы не можете договориться с Натальей, — только и сказала она.
В коридоре послышались шаги. Вошла Жанна и с непроницаемым лицом поставила на стол другой кофейник, из носика которого поднимался пар. Пьер раздраженно бросил ей:
— Где ты запропала?
— Так… Задержалась, уж извините. Собака сдохла.
Скрестив руки на груди, служанка стояла неподвижно, тощая, плоская и прямая, словно деревянная скульптура из готического собора, и оглядывала пронзительно голубыми глазами всех собравшихся за столом.
— Люка умер?! — воскликнула Симона. — Отчего?
— Кто знает, — сквозь зубы ответила Жанна. — От своей смерти, вот отчего. Если вам любопытно, идите, посмотрите. На террасе лежит, под задней дверью, со стороны парка. Как его туда занесло?
Пьер торопливо отпер стеклянную дверь, ведущую на заднюю террасу, и выбежал наружу. Симона, сдавленно ахая, последовала за ним. Александра, остановившись на пороге, наблюдала, как супруги склоняются над трупом собаки, тормоша пса, окликая на все лады. Она видела вытянутое, казавшееся непомерно длинным тело, и ей было ясно — собака мертва и успела окоченеть.
Жанна тоже остановилась на пороге и с равнодушным видом громко комментировала происходящее:
— Утром, когда я пришла из деревни, он не выбежал мне навстречу, как всегда делал. Я решила, что он вчера объелся и крепко спит позади сторожки, в кустах. Потом возилась на кухне, готовила вам завтрак. Выглянула на террасу, а он тут лежит. Вжался в дверь, будто убегал от кого-то, а дверь-то была закрыта на ночь…
— Но отчего он все-таки умер, Жанна? — Симона подняла на служанку глаза, наполнившиеся слезами. — Он ведь был еще не старый!
— И раны я никакой не вижу… — поддержал ее муж. Он с усилием перевернул собаку на другой бок, и теперь Александра могла видеть страдальчески оскаленную морду бедного пса.
— Значит, за ним пришла его смерть, — заключила Жанна с некоторой торжественностью. — Давайте-ка я прихвачу тачку, лопату и закопаю его в парке. Нечего падали тут лежать, возле кухни.
Высоко задрав подбородок, она спустилась с террасы и зашагала в сторону ворот, к своей сторожке. Симона поднялась с колен. У нее стучали зубы, она крепилась, чтобы не расплакаться в голос.
— Наверное, ночью Люка почувствовал, что умирает, и пытался попроситься в дом, — проговорила она, не сводя глаз с белой шерсти пса, которую теребил налетавший из парка порывистый ветер. Небо обещало близкий дождь. — Или он испугался чего-то до смерти… А мы не слышали…
— Я слышала кое-что этой ночью, — внезапно припомнила Александра. Утренний разговор с хозяевами заставил ее на время позабыть о своем мимолетном ночном страхе, но теперь это воспоминание заставило сильнее забиться сердце. — В коридоре, рядом с моей комнатой, было какое-то движение. Кажется, кто-то ходил под дверью.