Сгинувшее Время. Рождение Смерти
Шрифт:
– Что ж. Иди, раз так. Все можете быть свободны, – сказал Эйрогас, ощущая, как гнев и беспомощность душат его. Он с трудом сдержался, чтобы снова не ударить сына.
Этому мелкому сученышу все нипочем! Что еще надо сделать, дабы его, наконец, проняло?!
Но тут вдруг на короля снизошло озарение. Если Алгода не пугает боль физическая, то, быть может, душевная заставит его образумиться.
– Алгод, – окликнул Эйрогас пугающе ласково. – Постой. – Принц остановился и повернулся к отцу; вместе с ним замерли и все остальные. – Я тут подумал, раз твой Ворон доставляет всем нам столько хлопот, разумнее всего будет избавиться от
– Будет сделано, Ваше Величество, – бесстрастно ответил управляющий и незамедлительно отправился выполнять поручение.
В тронном зале повисла гнетущая тишина. Пейврад и Фридэсс ошарашенно таращились на отца, от которого никак не ожидали подобного. Впрочем, никто не ожидал, даже Селия. Эйрогас внимательно следил за реакцией Алгода. Принц смотрел на отца, не моргая, а потом опустил голову в легком поклоне и ответил, небрежно махнув рукой:
– Воля ваша, мой король. Друзья приходят и уходят. В конце концов, это всего лишь конь. Уверен, вскоре вы подарите мне нового. Возможно, на день рождения? Оно у нас с братьями уже через два месяца, если вы вдруг запамятовали.
На короля будто вылили ушат ледяной воды, ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не выдать негодования и растерянности. Неужто в этом ребенке не живет ничего, кроме жестокости и безразличия?
Не дождавшись от отца ответа, Алгод быстрым шагом покинул тронный зал, остальные последовали за ним чуть погодя, и никто не видел, как принц до боли закусил нижнюю губу, а по щеке его скатилась одинокая слеза.
Глава 2. Бойся
Алгод сидел в камере на тюфяке, уткнувшись лбом в колени, подтянутые к груди. Вообще, заключенные в подземельях обычно спали на соломе, сваленной в кучу, но для принца сделали исключение. Ему даже выделили тонкое стеганое одеяло, а в углу стояло ведро, которое ради него слуги удосужились как следует отмыть от присохших экскрементов предыдущих пленников. Негоже королевскому отпрыску валяться на холодных камнях и вдыхать запах нечистот. Хотя самому Алгоду было абсолютно все равно, на чем лежать и куда справлять нужду. Он был не столь привередлив в быту, как братья или Тория. К тому же ему не впервой доводилось спать на соломе. Не единожды принц ночевал в конюшне в стойле Ворона, когда тому делалось плохо из-за нерадивых конюхов.
Об этом не знал никто, кроме Чершеза, который как-то раз случайно наткнулся на мальчишку ранним утром. Ворон тогда был еще жеребенком, Алгоду исполнилось восемь, а сам Логан едва перешагнул восемнадцатилетний рубеж и только поступил на службу в королевский замок, о должности капитана в те дни он и мечтать не смел. Чершез знатно опешил, когда заметил принца, спящего в обнимку с конем. Ребенок же жутко растерялся, смутился, а потом привычно разозлился и приказал Логану молчать об увиденном.
В тот день отношение Чершеза к Алгоду в корне изменилось. Теперь на многие выходки принца мужчина смотрел иначе, большинство из них он, конечно, по-прежнему не одобрял, но чуял в Алгоде то, чего так недоставало его братьям: твердость характера, стальную волю и полное отсутствие жалости к себе. Качества, необходимые каждому лидеру и правителю. Не увидь Чершез все собственными глазами, ни за что бы не поверил, будто изнеженный сын короля может ночевать в конюшне, еще и в самый разгар зимы, ради того, чтобы жеребенку было легче привыкнуть к
За время, проведенное вместе, Логан сильно привязался к странному мальчику. С годами эта привязанность лишь крепла. И сейчас, оставляя Алгода в холодной, пахнущей сыростью камере, освещаемой тусклым светом факелов, льющимся из коридора через крошечное зарешеченное окошко в двери, Чершез чувствовал себя паршиво.
– Неужели нельзя было изобразить раскаяние, Годи? – Логан единственный из подданных мог позволить себе обращаться к принцу по имени или использовать его детское прозвище.
– Неужели нельзя просто заткнуться и оставить меня в покое? – привычно огрызнулся парень.
– Твоя несдержанность стоила Ворону жизни, – продолжил напирать капитан. – Этого ты добивался?
– Иди к черту, Чершез, – прошипел Алгод, взглянув на собеседника исподлобья. – Сказано же, проваливай!
Логан покачал головой. Безумный взгляд, полный ненависти, нечеловеческий оскал и растрепанные серые волосы, прикрывающие обнаженную, иссеченную розгами спину, делали Алгода похожим на дикого зверя, угодившего в капкан. Принц страдал, и далеко не физическая боль терзала его. Отчасти капитан понимал, почему король так поступил, но знал он также и то, что убить Ворона было наихудшим из решений, когда-либо принятых Его Величеством. Алгод не простит: ни отца, ни Гранта, ни Одли, ни бедолагу Юэна, который, Чершез был абсолютно уверен в этом, не проживет и пары дней после того, как покинет лазарет.
Младший принц испытывал по-настоящему нежные чувства только к трем существам: Тории, Чершезу и Ворону. Забрать у него кого-то одного – значило нажить смертельного врага. Логан не сомневался в том, что в голове Алгода уже зреет кровавый план мести. Не сразу, но за смерть Ворона поплатится каждый причастный. Принц умел выжидать, когда того требовали обстоятельства, и капитана крайне беспокоил тот факт, что король поддался эмоциям и поступил столь опрометчиво. Получить врага в лице собственного сына. Как же глупо! Но кто Чершез такой, чтобы судить правителя Элхеона.
– Алгод. – Логан присел на корточки рядом с принцем, он выговаривал слова мягко и осторожно, пристально следя за реакцией собеседника, ведь тот впадал в бешенство так же легко, как вспыхивала сухая трава от малейшей искры. – Поступать так было нельзя. Ты уже не впервой теряешь в гневе контроль над собой. Вспомни служанку, которую ты столкнул с лестницы, сломанную руку сына графа Долгмана, упавшего с коня и разбившего себе голову сэра Томаса, который выжил лишь чудом. Я могу перечислять еще очень долго, а между тем все будет становиться только хуже, если ты не научишься мириться с человеческими слабостями. Люди ошибаются, дружище, и не всегда поступают обдуманно. Часто в поступках других нет злого умысла, Годи, они просто недостаточно умны, чтобы просчитать все наперед и обдумать последствия. Ведь и ты сам знатно облажался сегодня. Не так ли?