Шаг к звездам [= Вспышка]
Шрифт:
Сергей остановился на площадке третьего этажа, мельком взглянув на незамысловатые образцы граффити, перед которыми экстремальные выходки протестующей американской молодежи казались наивным детским лепетом. Самый безобидный образчик настенной живописи имел явный сексуально-политический оттенок и был снабжен поясняющей надписью: «Вот тут я вас видел». Где — становилось понятно из рисунка.
Хмыкнув в ответ своим мыслям, Давыдов толкнул дверь и попал в длинный коридор, похожий на застенок изолятора временного содержания. Тусклые лампы, давно лишившиеся плафонов, горели тут через одну, озаряя нездоровым желтоватым сиянием замызганные коврики, небрежно брошенные на пол перед дверьми, ведущими в
Взгляд Сергея скользнул по номерным табличкам, невольно подметив многочисленные следы взломов, которым периодически подвергались незатейливые врезные замки, словно тут как минимум раз в неделю проходили учения армейского спецназа…
Ироничная мысль носила горьковатый оттенок юмора — на самом деле Давыдов отлично знал, как это бывает… Его детство и юность действительно прошли в похожем общежитии, и не было никакой разницы в том, что «родная» общага располагалась не тут, а в Питере. Смысл оставался один, и удручающая, многократно повторяющаяся адекватность подобных мест работала в унисон с памятью, возрождая в ее глубинах образ собственного отца, который, подвыпив, частенько ломал двери только лишь потому, что не мог попасть ключом в замочную скважину…
Сергей встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нервы и так были натянуты, но не от той «работы», что пришлось проделать пару часов назад, а от гнетущего ожидания встречи, которая по определению не могла принести никакой радости.
Злые растерзанные мысли безвыходно копились в рассудке, словно там прижился паразит, медленно высасывающий из души остатки человечности. «Прав Саня…» — подумалось в этот миг. — «Мало мне своих проблем…»
Давыдов сплюнул на пол и медленно пошел вдоль коридора. Он был в этом общежитии всего один раз, четыре года назад, и плохо запомнил номер нужной ему комнаты — не то тридцать семь, не то семьдесят три…
«Нет… не вспомнить. Нужно спросить у кого-нибудь…»
— Эй, мужик! — Он призывно и требовательно взмахнул рукой, заметив возникшую в конце коридора смутную тень.
Силуэт застыл, как вкопанный.
— Тебе, тебе говорю, — повторил Сергей. — Иди сюда, дело есть.
Фигура, смутно различимая в полумраке, не решилась протестовать, сделав неуверенный шаг к Давыдову. В этот миг в конце коридора внезапно распахнулась дверь, и оттуда вместе со светом вырвался поток бессвязной матерной ругани.
В плотном прокуренном сумраке за спиной обитателя общежития возникла еще одна тень, и Сергей, без интереса наблюдавший эту сцену, увидел, как вдогонку мужику, сомнамбулически перемещающемуся вдоль стены, полетело что-то шуршащее, бесформенное.
— Куртку свою забери, козел!
Голос был женским.
Мужик равнодушно подобрал брошенную вслед верхнюю одежду. Остановившись, он пошатнулся, обвел Давыдова мутным взглядом, с трудом удержался растопыренной пятерней за стену и сипло процедил:
— Ну, чего тебе?..
— Антона Извалова знаешь? — спросил у него Сергей. — Молодой парень, несколько лет назад из Чечни вернулся.
Обитатель общежития стоял, слегка покачиваясь на нетвердых ногах.
— Закурить есть? — наконец сфокусировался он на фигуре в черном длиннополом пальто, которая казалась ему призраком.
— На. — Давыдов равнодушно протянул ему полупустую пачку «Camel». — Я спрашиваю, Антона Извалова знаешь? Мне нужен номер его комнаты.
На некоторое время в коридоре повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь невнятные, доносящиеся из-за дверей звуки да сиплое дыхание пьяного обитателя общаги, взгляд которого медленно перемешался с пачки импортных сигарет на Давыдова и обратно, отражая вялый мыслительный процесс.
— Извалов?.. — хрипло переспросил он спустя некоторое время. —
— Забирай. Только скажи, в какой комнате он живет?
— А?.. — Собеседник Давыдова опять начал выпадать из реальности, что-то бормоча себе под нос.
«Прав был Саня, тупая это затея…» — вновь подумал Давыдов, хотя знал, что уже не повернет назад. Не в его привычках было останавливаться на полпути, да и увидеть Антона нужно — это желание уже твердо оформилось внутри и, как любая запавшая в разум мысль, не даст покоя, пока не будет осуществлено. О душе Сергей не вспоминал. От нее давно не поступало никаких позывов, и все, что он делал, по большей части диктовал больной, истерзанный рассудок, который порой помимо его воли искал горьких, зачастую ненужных встреч, уводил его в такие места, где остро оживали воспоминания, словно подсознание надеялось, что в какой-то момент очнется загнанная в угол Душа, и тогда все пойдет по-другому…
«Тщета…»
— Блин, мужик, я тебя по-русски спрашиваю… — Сергей начал заводиться. — НОМЕР КОМНАТЫ АНТОНА ИЗВАЛОВА?!
Если бы не тошнотный запах, исходящий от собеседника, Давыдов взял бы его за ворот и пару раз тряхнул об стенку, для ясности мышления.
— А… это комната тридцать семь. — Алкаш, заметив неладное, тут же протрезвел на несколько секунд. — Но только ты это… Не трогай меня… Я пошел… А он контуженый… Ты к нему стучись сначала… — Мужичонка развернулся и нетвердой походкой направился назад, к той двери, откуда минуту назад вылетела его куртка. — Эй, Машка… Открывай, я курить нашел… — Вялый кулак забарабанил в дверь. — Открывай, я кому говорю… — Через некоторое время что-то затрещало в конце длинного коридора, — очевидно, вылетал очередной, тысячный по счету шпингалет, но Давыдова совершенно не интересовала развязка этой сцены. Остановившись напротив двери с номером «37», он прислушался.
Тихо бормотал телевизор.
Он постучал.
Из-за двери не ответили. Сергей подождал минуту, потом опять постучался и, не удостоившись ответа, толкнул дверь. Она поддалась с неожиданной легкостью, и вдруг… в образовавшуюся щель, отскочив от истершегося порожка, с глухим, неприятным стуком вылетела «эфка»… [4]
Мышцы сработали машинально, без участия разума, на уровне рефлексов.
Граната еще выкатывалась в вонючий коридор, а он уже влетел внутрь комнаты и застыл, вжавшись в простенок, с таким расчетом, чтобы не достало осколками через дверной проем.
4
«Эфка», она же лимонка, — ручная граната «Ф-1».
Глухой ток крови в висках отсчитывал секунды. Одна… Вторая… Третья…
— Не взорвется, — внезапно оборвал мысленный отсчет глухой голос, на миг перекрывший бормотание телевизора. — Это муляж. Принеси, а то пацаны увидят, утащат.
Вернувшись в комнату с ребристым муляжом «эфки», Давыдов еще несколько секунд привыкал зрением к густому сумраку, щедро сдобренному сизым, вонючим папиросным дымом.
Все оказалось много хуже, чем он предчувствовал…
Взгляд постепенно стал различать окружающие предметы, учитывая, что единственным источником света в тесной пеналообразной келье являлся черно-белый ламповый телевизор, экран которого таинственно мерцал рябью помех, — изображение на нем было смазанным, нечетким, и только приглушенный голос звучал вполне внятно.