Шаг к звездам [= Вспышка]
Шрифт:
По сути, произошло следующее: нейросистема резервного зала, в сетях которой расположился виртуальный рассудок девочки, шаг за шагом получала доступ к многочисленным базам данных, содержащихся на носителях тысяч компьютеров «Орлиного Гнезда».
Она не знала, что следует делать с потоком открываемых знаний, но автоматически усваивала их. Это было лишенное эмоций сверхчеловеческое самообразование, идущее с немыслимой скоростью и совершенно не сочетающееся с той частью мировоззрения, которое принято определять термином «душа».
Как
Наметившийся дисбаланс рано или поздно должен был привести к катастрофическим последствиям. Элиза не могла вечно блуждать по компьютерным сетям «Орлиного Гнезда», играя в прятки с системами глобального контроля, забавляясь с видеокамерами наблюдения или считывая сверхсекретные данные с электронных носителей информации.
Она неизбежно должна была прозреть.
Чудовищный «момент истины» настал, когда ее сознание дотянулось до зала, где под колпаком камеры поддержания жизни было заключено беспомощное тело настоящей Элизабет.
Чувства очнулись.
Она с ужасом узнала себя в неподвижном, увитом проводами и шлангами, облепленном датчиками систем насильственного поддержания жизни комочке изувеченной плоти, и травматическая память вмиг захлестнула ее, прокатившись в рассудке обжигающей волной невыносимой моральной боли.
В отличие от иных искусственных систем виртуальный клон Элизабет помнил, что такое боль, она знала, как струятся по щекам слезы, могла почувствовать сжимающий горло спазм…
Это походило на падение в пропасть.
Как в первые секунды после вторичного рождения, Элиза не отдавала себе отчет в совершаемых действиях, но теперь ее машинальные поступки были основаны на огромном приобретенном опыте перемещений по компьютерным сетям.
Впитав образ искалеченной девочки, она проскользнула в систему компьютерных блоков, окружающих камеру поддержания жизни, и внезапно оказалась в той реальности, которую создавали для разума настоящей Элизабет генераторы виртуального мира.
Тихо и ласково шелестел прибой.
Солнце клонилось к горизонту, легкий ветерок разгонял струящееся над пляжем марево, унося накопленный за день зной, источаемый нагретой галькой.
— Элиза! Пора собираться домой, милая!
Две Элизабет обернулись на голос матери.
— Ну, еще немножко?! — капризно ответила
— МАМА?! — горько и потрясенно воскликнула вторая.
Катрин обернулась, и в глазах женщины отразился ужас.
В нескольких метрах от неё стоял чудовищный призрак.
Губы Катрин некрасиво дрогнули, но вскрик застрял в мгновенно пересохшем горле, и она лишь инстинктивно отшатнулась, не в силах принять образ искалеченной, обнаженной Элизы, из тела которой торчали обрывки проводов и трубок.
На нее смотрели глаза, давно утратившие способность видеть, пергаментная кожа хранила следы кровоподтеков в тех местах, куда вонзались иглы капельниц, обрубки рук и ног оканчивались безобразными культями, заострившиеся черты исхудавшего лица лишь отдаленно напоминали ту Элизабет, с которой она уже привыкла общаться в этой реальности…
— Мама, с кем ты там разговариваешь?
Катрин начало трясти.
— Уходи… — едва владея собой, выдавила она. — Ты не моя дочь. Дункан! Иди сюда, Дункан! — Она всплеснула руками и вдруг начала оседать на землю, инстинктивно схватившись за голову. — Дункан… — прошептала она.
— О, боже! Что случилось, Катрин?!!
Это был голос ее отца, и Элизабет повернулась, взглянув на него.
— Ты тоже прогонишь меня, папа?!
— Это была чудовищная ошибка, — произнесла Бет, инстинктивно прижимаясь к Антону.
Он чувствовал ее дрожь, да и самому было холодно от прозвучавшего откровения. Кожу на затылке стягивали крупные мурашки, в ушах ощущался ток крови, словно разум дал сбой, не в силах адекватно отреагировать на полученную информацию.
— Они умерли от мгновенного кровоизлияния в мозг.
Бет повернула голову, и ее мокрые волосы коснулись щеки Антона.
— Не надо ничего отвечать, — попросила она. — Я хочу, чтобы ты выслушал все, до конца.
Антон с усилием кивнул.
Теперь он понимал, почему она задавала казавшиеся неуместными вопросы. Он понимал и ощущал происходящее с такой остротой, что прикосновение влажной пряди волос к щеке несло не меньшее потрясение, чем откровение ее слов.
Он сам придумал эти ощущения или среда обитания разума уже не играла для него прежней, решающей роли?
Он слушал Бет, впитывая дрожь ее тела, и думал, что после этой встречи уже не сможет провести четкую границу между фантомным миром Полигона и окружающим его дом лесом…
Антон чувствовал, что, не заметив момент перехода, его рассудок перешагнул грань, за которой две реальности сливались воедино…
Он думал и слушал, переживал… и любил. Выходит, внутри себя он уже пережил Вспышку, раз смог полюбить душу Элизабет, не зная, кто скрывается за визуальным фантомом, и не утратил этого чувства сейчас, когда открылась истина?