Шаг в бездну
Шрифт:
А для чего, казалось бы, рисковал? Из-за денег? Нет. Не только из-за них. Они были скорее приятным дополнением, чем основной целью. Да и, в конечном счете, они нужны для того, чтобы о них не думать. Когда все еще начиналось, он мечтал о тихой и спокойной жизни в своем собственном доме, подальше от делегаций беспокойных соседей и шума. Он хотел лишь одного: жить так, как ему нравится, где никто не будет топить тебя сверху, оставляя опостылевшие желтые разводы на стенах и потолке. Где никто не долбит стены перфоратором на протяжении нескольких месяцев, что порой возникает желание прийти и засунуть эту
Городу, потерянному для него навсегда.
Он шел по улице и смотрел на окружающих людей и обстановку, стараясь при этом не терять безразличного, почти заледенелого вида, который замечался у большинства прохожих. Вряд ли кто-то из них подскажет дорогу, если вдруг обратиться к ним с таким вопросом. Лишь за редким исключением в людском потоке встречались лица с живым, осмысленным взглядом. И они не отводили его сразу, встретив взгляд Проводника, как это делали другие. В их усталых глазах он видел еще теплящуюся энергию людей, которым не безразлично то, что они видят.
Чем дальше Проводник отдалялся от пустыря, тем больше людей он видел на улице, будто бы все они инстинктивно сторонились этого мертвого, заполненного мусором и обломками места. И тем больше он видел замороженных, лишенных всяких эмоций прохожих, которым было абсолютно плевать, где они и что сейчас с ними происходит. Единственное, пожалуй, чувство, которое отражалось на их серых лицах, это глубокая меланхолия. Мрачная, холодная и сырая, как затопленный зловонной жижей погреб брошенного жилища.
Что-то случилось с этими людьми. Это что-то разрушало их изнутри, превращая в серые и безжизненные муляжи, лишенные даже самых мелких радостей. Они напоминали ему людей из его родного города, когда на тот обрушились страшные события, порожденные аномалиями. Многие тогда бежали прочь, пытаясь спастись из кошмара, обернувшегося реальностью. Те, кто остался и выжил, постепенно деградировали, превращаясь в угрюмых и мрачных существ, людей снаружи и тяжелой пустотой внутри. Он и сам едва не стал одним из них, таким же черствым, холодным и пустым. Некоторая часть этого холода оставалась с ним и теперь, напоминая о себе, как давний, но по-прежнему свежий в памяти шрам.
Этот мир распадается, — подумал Проводник, глядя на окружающую его серость. — Так же, как и мой.
Да. Всего лишь иллюзия реальности, один из миллиардов ее возможных вариаций, подходящий к своему логическому концу. Кто знает, как бы все сложилось в ином варианте.
Он представил, как бы выглядело, если собрать все его копии в каком-то одном месте. С одной стороны, это казалось забавным — нескончаемые ряды одинаковых людей, но с разными в определенной степени воспоминаниями, мыслями, желаниями… но с другой, это вызывало настороженность, быть может, даже страх: как бы он повел себя в обществе своих копий? В обществе всевозможных вариаций своего "я"? Проводник не мог сказать однозначно. Да и слово-то какое: копии. Ведь, по сути, он сам и есть копия. Каков же оригинал и насколько он мог быть отличен? Вопрос без ответа.
Минут через сорок он дошел до широкого десятиэтажного здания с огромной эмблемой змеи, обволакивающей чашу. Этакая большая коробка из железобетона и множеством одинаковых окон, делавших похожей ее скорее на тюрьму, чем на госпиталь. Всю его территорию обнесли черным решетчатым забором, за которым Проводник не увидел ни единого дерева. Газонов тоже не было. Да и с чего им тут быть при такой экологии? Только асфальтовая дорожка, ведущая к главному входу, скамейки, симметрично расставленные парами и бетонная плитка там, где когда-то была голая земля. Несмотря на то, что время близилось к полудню, пасмурное небо погружало все в серые, блеклые тона старой черно-белой фотографии. В некоторых окнах горел свет, такой же блеклый и лишенный тепла.
Проводник окинул взглядом это пристанище меланхолика. Внезапным порывом ветер поднял с дорожки пыль и понес ее прочь. Уж что-что, а пыль в этом мире была повсюду.
Подойдя к входу, он обратил внимание на конструкцию дверей: металлические, с небольшими оконцами из толстого стекла. За ними другие такие же. Когда он подошел почти вплотную, двери прошипели и разошлись в стороны. Он вошел в небольшое пространство и двери позади него тут же закрылись. Слева было окно с таким же толстым стеклом, как и в дверях. В комнатке по ту его сторону за столом сидела уже давно немолодая женщина. Она нажала кнопку на переговорном устройстве и из динамика под окном раздался ее голос:
— Говорите.
— Здравствуйте, — слова искажала маска, делая их глухими и невнятными, — у вас числится пациентка… — не успел он договорить, как женщина перебила его:
— Фамилия, имя, отчество, дата поступления.
Проводник издал смешок. Он понятия не имел, какая у Кореллии фамилия. Ему даже в голову не приходило спросить.
— Я знаю только имя, — ответил он, виновато разведя руками.
— Ну так чего пришли? Я вам что, ясновидящая, знать, кто из двух сотен пациентов вам нужен?
— Она у вас недавно, дней пять назад должны были привезти. Зовут Кореллия. Сине-серая такая, не ошибетесь.
— А, — вспомнила женщина, — эта. Она в стационаре, посещения ограничены.
— Мне нужно с ней поговорить. Это ненадолго, — заверил ее Проводник.
Женщина недовольно нахмурилась:
— Я вам что, неясно сказала? Посещения ограничены. Приходите завтра, до обеда. — На последнем слове она нажала кнопку еще раз, и динамик замолк. К пожаловавшему посетителю она более не испытывала никакого интереса, погрузившись в разгадывание кроссворда.
Проводник постучал по стеклу.
— Ну что еще? — недовольно произнесла она, нажав кнопку. — Мужчина, я сейчас охрану вызову, если вы сейчас же не уберетесь отсюда.
— Всего на несколько минут, — сказал Проводник, посмотрев ей в глаза. — Просто хочу с ней увидеться, пока у меня есть время. Завтра ну никак не получается. Работа, знаете ли, — пожал он плечами.
Женщина посмотрела на него, решая впускать или нет. По ее лицу было видно, что он за это короткое время уже успел надоесть, а перспектива дальнейшего общения ей явно не импонировала.