Шаг в темноту
Шрифт:
– Не представляешь, как я сожалею, что твои родные не присутствовали на свадьбе. Мне до сих пор неловко. Это несправедливо по отношению к тебе и к твоей матери. Мало ли, вдруг она… – Карин запнулась, – вообще бы наложила запрет. Я даже не могу показать и убедить, что ты в безопасности.
Инга решила не шутить о том, что её мама скорее беспокоилась бы за безопасность окружающих. У них своеобразные отношения.
– Мам, она меня видела и в обморок не упала. Это как хороший знак, – хмыкнул Давид.
– Судя по рассказам, ты был неестественно любезен, – усмехнулась Инга. – На самом деле ничего страшного. В Анионе с праздниками туго, поэтому я слабо представляю, как можно было бы собрать гостей с моей стороны. Все катастрофически заняты, в разъездах, проектах, не помнят, какое сейчас время года, и забудут, куда их пригласили, примерно через час. Если мы когда-нибудь пересечёмся, никто слова поперёк не скажет.
– Ты в случае чего обязательно передай, что я всегда рада встрече.
Карин привела их в гостиную с окном, занимающим почти всю стену. Вместо штор с карниза свисали растения с мелкими пёстрыми листиками, среди которых угадывались белые цветы, наполняющие комнату лёгким сладковатым запахом. Мебель на тонких прозрачных ножках будто парила в воздухе. На столике между белыми диванами стояли вазочки с фруктами. Особенно выделялись шикарные кисти винограда разных сортов. Был даже розовый, Инга такого ещё не видела. Рядом – стаканы и графин с напитком насыщенного лимонного оттенка. Карин жестом предложила Инге угощаться, а сама опустилась на один из диванов.
– Забыла сказать, вам продолжают присылать подарки и поздравления на свадьбу.
– Если это можно есть – не вздумай, – Давид усмехнулся, разваливаясь напротив неё. – Там точно яд.
– Я ждала этих слов, но ответной шутки не придумала, – Карин'дала развела руками. – Не волнуйся, большая часть оседает у тех, кто их принимает. Как ни странно, ещё ни одна горничная не умерла и не заболела.
– Иммунитет? – невозмутимо предположил Давид. – Учитывая, сколько они едят, не удивлён.
– А может тебя ненавидят не так сильно, как ты думаешь? – повторила мимику Карин. – К тому же подарки подписаны… Все, кроме одного. Вам, точнее, Инге, вчера прислали лошадь. Породистую, хорошо обученную, явно из дорогих и в полной сбруе. Имени дарящего не указано и это… подозрительно. Мы её осмотрели, конечно, но ничего странного или опасного, каких-либо заклятий не обнаружили.
– Инге, значит? – Давид сузил глаза. – И когда ты успела заиметь такого любовника? Радует, что он хоть богатый. Если что, сможешь мне еду какую со стола приносить или одежду. Если, конечно, размеры подходят.
– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невозмутимо ответила она. – Так называемый любовник, видно, не знает, что мои навыки верховой езды лежат где-то между «плохо» и «очень плохо». Или, наоборот, знает, но тогда это попытка убийства. Следовательно, – она скопировала выражение его лица, – лошадь прислала чья-то богатая любовница. Звучит вероятнее, тебе не кажется?
– Очень слабая попытка, Инга. Плохо стараешься.
– А может, ты вместо того чтобы придумать, к чему придраться, пойдёшь и сам посмотришь? – Карин'дала склонила голову к плечу.
– И поищу улики, указывающие на личность этого тайного поклонника. – Давид поднялся. – Готовься к страшному разоблачению, невероятному скандалу и истерике.
– Без них домой не приходи, – с серьёзным видом кивнула Инга. – А ещё постарайся не словить моё проклятие и не пострадать в общении с подарком.
– Я управлялся даже с конём твоего названного братишки. А ты сама помнишь, что у этой демонической твари в голове не все дома.
– Родной, я не собиралась принижать твои умения. Это называется проявление заботы. Ты мой муж, и мне положено беспокоиться за тебя.
Давид вместо ответа хмыкнул, но Инга заметила, как уголки губ подрагивают в улыбке, которую он старательно пытается подавить. Ещё бы. Он же тогда делается милым, а это идёт вразрез с образом того, «кто никому не нравится» и «кого все хотят, если не убить, то покалечить». Битву с улыбкой Давид начал проигрывать, поэтому поспешно вышел.
– Давно я не видела его таким счастливым, – Карин'дала проводила сына взглядом. – Знала бы ты, как я благодарна за всё, что ты для него делаешь.
– Он делает для меня куда больше, – улыбнулась Инга, срывая виноградину. – Но мне тоже нравится, когда он такой. После всего, что случилось, в одном только Анионе его улыбка стала для меня личным вызовом.
Карин вздохнула.
– Ему с детства внушили, что у него ужасный характер, а он поверил. Вот тебя и вся Воля.
– В честь чего? Давид не похож на того, кто задирает без повода, лезет в драки или ещё что. Он и сейчас скорее защищается.
– Или защищает. Нет, я не утверждаю, что мой сын – идеал. Сама знаешь, его издёвки могут довести до самоубийства, но в детстве… Он был замкнутым, даже застенчивым, – Карин приложила к уголку губ ребро ладони, – но не признается. Потом встретил свою истинную, которая… я не знаю. Может, таким образом решила его отгородить от остальных, чтобы Давид только с ней дружил. Моя вина. Я упустила момент, когда её заявления, обоснованные и нет, получили огласку. Убеждать она умела, так что Давида стали считать мальчиком с ужасным характером, а она якобы общается из-за жалости. Сам Давид тоже начал так считать.
– Если постоянно слушать, поверишь даже в то, что радуга чёрная, – Инга вздохнула и прикинула в уме. – Выходит, Избранные его первые друзья? Здесь он почти ни с кем не говорит дольше, чем «привет-пока».
– Так и есть. Но он и тогда отличился. Додумался сцепиться с Воплощением Силы. Я думала, его убьют, сама знаешь, сдержанностью Сила не отличается. Но… теперь они лучшие друзья, и Давид называет его братом. Один из немногих, за кого мой сын отдаст всё, включая и жизнь. Ужасный характер, да? – С иронией переспросила Карин.
– Всем нужно с кем-то говорить и дружить. И, раз у Давида мало примеров, ему трудно принять факт, что не все считают его мерзавцем. Осталось закрепить урок, чтобы сам в это поверил. Но ничего. Как я поняла по твоей реакции, прогресс уже виден.
– Мне кажется, он виден и тебе тоже.
– Да, ворчать поменьше стал. Хотя иногда будто проверяет границы. Натворит чего-нибудь или скажет, а потом смотрит, признаю я и другие ребята, что он ужасен или нет.
– Скорее всего не верит, что вы и правда с ним дружите, – Карин вздохнула. – Знаешь, в чём ирония? Он был идеальным ребёнком. Почти не плакал, не капризничал, был очень спокойным и послушным. А потом мне вдруг сообщают, что он ужасен. Даже пытаются жалеть, что я от безысходности воспитываю воплощение зла. Я думала, это шутка.