Шаг за черту
Шрифт:
Сегодня я представляю этот фильм, хотя существует опасность, что участие в этом такой оглашенной личности, как я, может дать в руки наставникам религиозных фанатиков условное оружие, ибо я полагаю, что убийства можно остановить только в том случае, если мировое сообщество возмутится и заставит уничтожить полицию мысли. В конце концов, оружие, из которого был убит Тахар Джаут, вовсе не было условным. Это было огнестрельное оружие.
Ни одна религия не оправдывает убийства. Когда убийцы маскируются, прикрываясь плащом веры, это не должно нас обманывать. Исламский фундаментализм — движение не религиозное, а политическое. Давайте же, в память Джаута, назовем тиранию ее настоящим именем!
Существует мысленный образ Сараево, воображаемое Сараево, изгнанниками и мучениками которого являемся мы все. То Сараево — что-то вроде идеала; город, в котором такие ценности, как плюрализм, терпимость и сосуществование, создали уникальную и гибкую культуру. В том Сараево исповедуется светский ислам, за который борется столько людей в разных странах мира. Жители того Сараево не делятся по вере или национальности, а просто и достойно считают себя гражданами. Если этот город будет разрушен, беженцами станем мы все. Если культура того Сараево погибнет, все мы осиротеем. А потому писатели и художники Сараево борются за нас, как за самих себя. На волне радио «Зид» или на встречах во время недавнего кинофестиваля в Сараево — подумать только, посреди такой войны организовать фестиваль, в котором участвует более сотни фильмов! — свеча продолжает гореть.
Относиться к жителям Сараево как к объектам материальной помощи означает нанести им второе унижение; низводя их до уровня среднестатистических жертв, мы тем самым отвергаем их как личностей с уникальными особенностями — короче говоря, лишаем человеческой сущности. А потому, что бы ни заявляли правительства и силы ООН, давайте настаивать на том, что культура Сараево не менее важна, чем продовольствие и медикаменты; что народ Боснии нуждается и в защите культуры. Давайте настаивать на том, что в военное время, когда силы зла торжествуют, культура — это не роскошь; что борьба за сохранение уникальной культуры Сараево является в то же время борьбой за все, что важно в этой жизни для всех нас.
Писатели являются гражданами многих стран: конечной и ограниченной повседневности, безграничного царства воображения, полузатерянной земли памяти, федераций холодного и горячего сердец, соединенных штатов разума (мирного и беспокойного, широкого и узкого, упорядоченного и вольного), небесных и преисподних миров страсти, а также — может, важнейшей страны из всех — свободной республики языка. И наш Парламент писателей имеет право с искренней гордостью и одновременно со смирением представлять их. Все вместе они составляют гораздо более обширную территорию, чем любая из известных держав: однако наши рубежи охраняются гораздо слабее.
Литературное творчество требует в качестве основного условия, чтобы писатель свободно передвигался между своими странами по собственному выбору, не нуждаясь ни в паспорте, ни в визе, и делал с ними все, что душа пожелает. Мы рудокопы и ювелиры, правдолюбцы и лжецы, шуты и полководцы, полукровки и подкидыши, родители и любовники, архитекторы и разрушители. Дух творчества по своей природе не терпит границ и стеснений, отрицает власть цензоров и запретов. По этой причине его часто считают врагом все могущественные или мелкие властители, отрицающие силу искусства в построении такой картины мира, которая способна опровергнуть или подорвать их собственные мирки, гораздо более примитивные и менее открытые.
Но слабо не искусство, уязвимы сами художники. Поэзия Овидия бессмертна; жизнь Овидия погубили власть имущие. Поэзия Мандельштама жива и по сей день; сам поэт уничтожен тираном, которого он осмелился задеть. В наше время во всем мире литература продолжает противостоять тирании: не тем, что возражает ей, а тем, что отрицает ее власть, идет своим путем и заявляет о своей независимости. Лучшее из созданного литературой выживет; но мы не можем ждать, пока будущее освободит нас от оков цензуры.
Дорогая Таслима Насрин, уверен, вам надоело, что вас постоянно именуют «Салманом Рушди в женском облике» — какое это должно быть нелепое и комичное существо! — ведь вам известно наверняка, что вы самая что ни на есть Таслима Насрин в женском облике. Сожалею, что мое имя налепили на вас вроде ярлыка, но, прошу вас, поверьте, что во многих странах множество людей делает все возможное, чтобы такой ярлык не повредил ни вашей репутации, ни уникальным особенностям вашего положения, ни необходимости защищать вас и ваши права от тех, кто страстно желает вам смерти.
188
Таслима Насрин (Насрин Джахан Таслима, р. 1962) — бенгальская писательница-феминистка, врач-терапевт. Получила известность благодаря своим выступлениям против ислама и религии вообще. Живет в изгнании.
На самом деле похожи между собой наши противники, которые, видимо, поверили в то, что им даровано свыше право судить и убивать людей. Поэтому, вместо того чтобы превращать вас в женское подобие меня, журналистам следовало бы назвать ваших противников «бангладешскими иранцами». Как, должно быть, печально верить в кровавое божество! Во что превратили ислам эти апологеты смерти, и как важно иметь мужество, чтобы противостоять этому.
Таслима, меня попросили начать раздел открытых писем в вашу поддержку, писем, которые будут публиковаться примерно в двадцати странах Европы. Участвовать в кампании солидарности с вами дали согласие выдающиеся писатели: Чеслав Милош, Марио Варгас Льоса, Милан Кундера и многие другие. Когда такие кампании организовывались в мою защиту, они придавали мне сил и бодрости, и я уверен, что они помогли сформировать общественное мнение и реакцию правительств во многих странах. Надеюсь, что наши письма также придадут вам бодрости и уверенности, а давление, которое они окажут на общественность, принесет пользу.
Вы открыто заявляете об угнетении женщин исламскими режимами, и то, что вы высказали, следовало высказать. Здесь, на Западе, найдется немало краснобаев, готовых убеждать публику вымыслом о том, что в мусульманских странах женщин вовсе никто не угнетает; а если и угнетает, то вовсе не по религиозным мотивам. Сексуальное подавление женщин, согласно этим доводам, не имеет опоры в исламе; в теории оно, может, и так, но на практике во многих странах подавление продолжается, и духовные лидеры поддерживают его целиком и полностью. Добавьте сюда бесчисленные случаи домашнего насилия, правовое неравенство, которое выражается, в частности, в том, что свидетельство женщины ценится ниже, чем свидетельство мужчины, массовое увольнение женщин с рабочих мест во всех странах, где исламисты приходят к власти или имеют большое влияние; это и многое другое.
Вы также написали о гонениях на индусов в Бангладеш после разрушения мечети Бабура в Айодхье, в Индии, индуистскими экстремистами. За это ваш роман «Лайя» подвергся нападкам религиозных фанатиков, а ваша жизнь оказалась в опасности. Однако любой справедливый человек согласится, что религиозные гонения на невинных индуистов со стороны мусульман ничем не лучше религиозных гонений на невинных мусульман со стороны индуистов. Эта справедливая истина неизменно вызывает гнев у ревнителей ислама, а потому, защищая вас, мы защищаем справедливость.