Шаг за край
Шрифт:
Пятнадцать лет в бизнесе, и темы потребления, стяжательства и славы канули в небытие. Пусто и одиноко, особенно на вершине, так называемой, пищевой цепочки.
Я отправился искать защиты у богов, но с религиями случилась та же история. Сколько ни учил христианские догмы или исламские заповеди, они не прилипали, потому что не отзывались в сердце. Правда там есть, но не вся, а значит, нет опоры. Даже четыре заповеди буддизма, самой простой, древней и мирной религии, не смогу повторить. Особенно далека соединяющая все основные религии тема спасения. Меня спасать не надо. Ни Христу, ни чёрту.
Затем настал черёд святая святых –
В итоге я не нашёл ничего надёжного, наполненного смыслом из всего того, что даёт цивилизация. Вроде всё в порядке, но чувствую, в чём-то ложь. В чём-то фундаментальном, основополагающем. Цивилизация не может объяснить мне, кто я, и где мой дом.
А кто тогда может?
Писатель Дэниел Куинн в книге «История Би» говорит о Великом Забвении. Наша цивилизация началась десять тысяч лет назад с появлением земледелия, городов, коммерции и королевств. Так случилось, что люди забыли, как они жили до этого, то есть предыдущие три миллиона лет. Вся культура, философия, религия с начала письменности до наших дней упускает этот период. Учёные называют этот период уничижительно – «доисторическим»,
а это 99,7% человеческой истории!
Куинн аргументирует, что, может быть, мы забыли самое интересное, потому что доисторические люди жили совершенно иначе, не зная большинства тех страданий, что принесла с собой цивилизация, главное из которых – воцарение человека над природой.
Главное отличие современной цивилизации от культуры наших предков – в отношении к природе. Для нас она мертва и дана нам как бесконечный ресурс наших растущих потребностей. А мы даны друг другу как конкуренты в борьбе за эти ресурсы. Для них – живое всё, от ветра до камня, и человек является такой же частью живой природы, ни в чём не превосходя и не уступая самой маленькой букашке. Тогда жизнь превращается в построение бесконечной сети отношений и партнёрств на всех уровнях, видимых и невидимых, с существами, имеющими одну и ту же цель – взаимное процветание.
Почему я об этом рассказываю? Потому что этот взгляд на мир откликается в самой глубине моего сердца. Стучит как истина на самом его дне. В этом – моя абсолютная, непреходящая, мощная опора. Здесь я нахожу себя и свой дом, подобно тому, как нашёл свой дом Джейк Салли в «Аватаре». Мне просто не может быть одиноко в такой огромной, мудрой, любящей компании.
Я понимаю, что «зелёная» тема банальна и немодна. Говорить с деревьями – клиника, слушать птиц – развлечение, следить за ходом солнца по небу – тоска. Все отброшено, отрезано, забыто за ненадобностью. В христианстве ни слова о природе, только о спасении. В языке появились жуткие слова: «окружающая среда, полезные ископаемые, лесные угодья».
Писатель и мыслитель Чарльз Эйзенштейн в книге «Наши сердца знают о возможности более прекрасного мира» пишет, что наша монокультура, доминирующий миф, построенный на принципе раздельности, приводит нас к беспомощности и одиночеству. Мы отделяемся от силы, породившей и питающей нас. Эта история больше не работает.
Я пишу для себя новую историю. Историю единения. «Я существую сквозь твоё существо»,– говорят в Южной Африке. У меня мало навыков, чтобы сразу начать жить по этому принципу, потому что десять тысяч лет цивилизации учили меня другому. Ничего, разберёмся, вон какие мощные учителя у меня за окном.
Ива над руслом реки, пчела на стекле, горлица на ветке тополя. Вот то, что я вижу сейчас. И это всё, что мне нужно, чтобы чувствовать себя нужным. Это мой дом.
Путь паломника
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога
Иосиф Бродский
Моё любимое место в Берлине – мост над железной дорогой к северу от MauerPark. Стою там подолгу, свесив голову над переплетением стальных нитей, провожаю взглядом неказистые поезда метро и изящные скоростные двухэтажные экспрессы, серебристыми змейками скользящие куда-то, где сходятся все пути. Скольжу за ними в их «куда-то», вхожу в транс, цепляясь за последний вагон. Они знают про дорогу всё. Я тоже хочу знать.
В Москве любимое место – Рижская эстакада. Там не постоишь спокойно, но проезжая её почти каждый день, я жался в правый ряд, чтобы одним глазком зацепить великое таинство рельса, надёжно связывавшего «здесь» и «там».
Похоже, дорога – мой крест. Никогда не чувствую такого возбуждения, как по пути в аэропорт или в вагоне поезда. Половина моих снов об одном: сборы, транспорт, билеты, расписания. Мне всё время нужно попасть отсюда туда. Только приехал – и уже пора дальше. На одном месте я неизбежно покрываюсь ряской и тиной, сплином да тоской противной. Чем крепче зад прирастает к стулу, тем сильнее рвётся душа во снах.
Я же с дальней дорогой знаком по-другому:
Как уеду, так тянет к далёкому дому.
А едва подойду к дорогому порогу —
Ничего не поделаешь – тянет в дорогу
Евгений Долматовский
Мой лучший антидепрессант – фильмы о дороге, такие как «Поезд на Дарджилинг». Сюжет: герой – долгая дорога – новый герой. Один из таких фильмов «Путь» («TheWay») вдохновил меня недавно. Пожилой американец едет в Испанию забрать тело неожиданно погибшего сына. Там он узнает, что сын хотел пройти путь знаменитого на весь мир паломничества «Путь Святого Иакова» длиной 800 км по северу Испании. Далёкий от эзотерики отец решает пройти этот путь вместо и вместе с сыном, сложив его прах в рюкзак.
За месяц перехода он проживает новую жизнь. Он сходится с людьми, которых в обычной жизни между гольфом и клиникой никогда бы не заметил, он выпускает страхи, которые в комфортной Калифорнии едва бы согласились его покинуть. Всё происходит само собой, без его ведома или согласия, с каждым новым шагом. В дороге нет времени думать и сопротивляться. Утром встал и вперёд, вечером выпил вина и уснул замертво. На следующий день просыпается уже другой человек.
Длинной-длинной серой ниткой