Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
Она взяла наполненную молоком соску и пощекотала ею нос детеныша. Но он не променял тепло ее колен на предложенный корм, даже глаз не открыл. Вика гладила его, чесала за круглым ушком. От этой ласки малыш совсем расквасился, засопел, а на носу повисла прозрачная капелька.
– Ну что мне с ним делать, а?
– обратилась она за помощью к Сэму.
– Я на съемки опаздываю. А он меня не отпускает.
Сэм присел рядом и потянул к себе голову малыша. Сопротивляясь, тот напряг шею, часто, сердито задышал и вдруг смешно и хрипло рявкнул на Сэма. Так взрослые самцы отгоняют от своего гарема чужаков.Все вокруг покатились со смеху.
– Ну-у, леди, кажется это серьезно. Вы покорили сердце морского льва!
– прокомментировал ситуацию Сэм.
– Он по матери скучает. Ему хочется зарыться носом в теплой шерсти ее брюшка и уснуть...
– Так за чем дело стало? Подставь своё.
– Скольким сразу?
– оценив юмор, не обиделась Вика.- Их тут тысячи - беззащитных, брошенных сирот.
– Вот мы их сейчас пытаемся спасти, - задумчиво проговорил Сэм.- Смотри, сколько нас. От волонтеров отбоя нет. Из соски кормим, сюсюкаем. А в начале прошлого века на этих самых берегах люди убивали их тысячами, чтобы приготовить из их кожи масло и клей. Ты, например, знаешь, что морские львы - одни из самых умных животных на Земле? У них феноменальная память. Про самку Рио слышала?
Вика отрицательно покачала головой, продолжая поглаживать уснувшего на ее колене малыша.
– В 1991 году в Калифорнийском университете Санта-Круз с этой самкой проводились довольно сложные эксперименты. Ей показывали карточки с разными изображениями. Рио должна была выбрать из них две одинаковые, за что тут же получала вознаграждение. Очень скоро она научилась делать это безошибочно. Она даже отличала букву от цифры. Но, знаешь, что самое удивительное? Когда 10 лет спустя решили повторить с ней тот же эксперимент, оказалось, что она ничего не забыла.
– Вот это да!
– поразилась Вика.
– По-моему даже человек на такое не способен.
– В том-то и дело. Мы явно недооцениваем наших соседей по планете, считая, что умнее и лучше нас нет и не может быть никого.
– А главное - добрее.
– Вика мрачно усмехнулась.- Показать бы этим жалостливым спасателям, ну хотя бы по телевидению, как на бойнях, ради их стола, ежедневно тысячами забивают животных. Показать бы крупным планом их умные, потрясающе красивые, кроткие глаза. И как они, чувствуя вокруг себя запах смерти, теряют голову от страха прежде, чем потерять ее от ножа.
– А сама-то ты ешь мясо?
– поинтересовался Сэм.
– С тринадцати лет не брала в рот ни кусочка.
– А я ем, - виновато признался Сэм.
– Ты просто еще не созрел. Но ты обязательно откажешься от него, - убежденно заверила его Вика и, бросив взгляд на часы, заторопилась.
– Ну все. Я побежала. Будь другом, проследи, чтобы все наши сели в автобус. А я возьму такси. Опаздываю по-черному.
Глава 43
Если раньше Давиду удавалось быть с Пегги неизмено ровным и доброжелательным, закрывать глаза на то, что ему не нравилось, то теперь их отношения окончательно зашли в тупик.Он не мог простить ей ее полного безразличия к быту, отсутствия женской руки в их по-прежнему - несмотря на новые стены и новую мебель - неуютном, холодном доме, куда он каждый раз насильно заставлял себя возвращаться. Он не мог простить ей, что она нарушила их договор - не заводить ребенка без обоюдного согласия. И он не мог простить ей главного - своего разрыва с Кариной, вносившей тепло и смысл в его, заполненную лишь скучными обязанностями, жизнь.
Пегги конечно же чувствовала отношение Давида к себе, поскольку они теперь почти не виделись. Он приходил домой только спать.Если раньше он находил отдушину в семье родителей, забегая к ним - с Пегги или в одиночку - при каждом удобном случае, то теперь, из-за стойкой неприязни к мужу сестры, который, казалось, постоянно там торчал, вынужден был отказывать себе и в этом, появляясь у родителей лишь по необходимости. И потому все свое время, а иными словами - всю свою жизнь, Давид отдавал работе, которая грела его карман, но и только. Ни о каком моральном удовлетворении от такой работы, разумеется, не могло быть и речи. Его окружали грубые материалы, грубые люди, грубые отношения, не требующие даже символического участия души. А что же делать с душой? С хиреющими в бездействии чувствами? С не реализованными духовными потребностями? Глядя на себя как бы со стороны, он видел, что с каждым прожитым днем все больше деградирует, превращаясь в робота, в раба своего бизнеса.
После той ночи, проведенной в вене, и финального разговора в кампусе университета он не сделал больше ни одной попытки увидеться с Кариной, приняв ее решение как данность, как неизбежность. Беременность Пегги становилась день ото дня заметнее, а это значило, что отцовство его не за горами, что он обязан был настроить себя на новый семейный лад. Более того, ему предстояло узаконить их отношения с Пегги, чтобы девочка (а они уже знали наверняка, что будет именно девочка), родившись, получила фамилию отца.
С этим последним шагом он все тянул и тянул, будучи не в силах пойти наперекор себе, заставить себя сделать то, против чего восставало все его естество.
Нет, дольше откладывать нельзя!- наконец, решился Давид. Выключил компьютер, запер ящики стола и, предупредив секретаршу, что сегодня уже не вернется, сел в свой новенький джип. Он не стал звонить Пегги и предупреждать ее заранее, зная, что в это время дня она всегда дома.
– Hey, Peggy! Where are you?
– позвал он.
Ответа не последовало. Он обошел все три комнаты, обе ванные и балкон. Ее нигде не было. Давид тронул мышку оставленного на sleep компьютера на ее письменном столе. Экран осветился. На нем была отпечатана короткая записка, адресованная ему:
“Honey, я перехожу жить к маме. Мне так будет спокойнее в моем нынешнем положении. Она присмотрит за мной. Не скучай. Пегги.”
Что испытал Давид в этот момент, трудно сказать - облегчение? щемящее чувство вины? жалость? растерянность? Наверное, все сразу.
Свободного времени у Ланы теперь было много, и несколько месяцев назад она снова вспомнила свою, проснувшуюся в Загорянке, страсть к земле. Здесь можно было заняться тем же с минимальной затратой сил и энергии и с несоизмеримо большим эффектом. Она накупила саженцев фруктовых деревьев - по одному каждого вида, и, привлекая Давида и Гарри как “дешевую рабочую силу”, рассадила своих новых питомцев во дворе, вдоль забора. А под окнами и перед парадным входом в дом развела цветники и мини розарий.
С энтузиазмом ухаживая за розами и деревцами, она исправно удобряла их, защищала от тли и полчищ улиток, так и норовивших слизать молодые побеги. Климат в Калифорнии благодатный. Лишь дай корням воду, и все начинает расти, как на дрожжах. Если что цветет, то так, чтоб даже листьев видно не было, если плодоносит, то чтоб ветки от тяжести ломились. Весной, которая здесь начиналась уже в середине февраля, молодые саженцы зацвели, а к началу лета дали первые и потому особенно желанные плоды. В день несколько раз Лана выходила в сад полюбоваться ими.