Шагая по звездам
Шрифт:
– Как только ты пропала, мистер Уильям стал сам не свой. И заправлял всем этот гнусный тип, мистер Харридж. – Экономка дернула плечами, будто от омерзения, и продолжила: – Половину слуг уволил сразу. Собрал всех и заявил, что теперь он хозяин дома. За месяц выгнал всех, кроме меня и садовника. А потом привел своих людей.
– А за что он их уволил? – Шен помнила слуг как абсолютно преданных, честных людей.
– Так за верность мистеру Уильяму. Подчиняться этой змее подколодной никто не хотел, вот он и злился.
– А что папа? Неужели даже не защитил никого? Ведь вы все долгие годы у нас работали.
Экономка
– Энни, что случилось с папой? – В голосе были слышны слезы. Несмотря ни на что, она отца любила.
– Он почти из комнаты не выходит. Запил он, по-черному. Я его последний раз таким видела, когда мама твоя, помилуй, господи, ее душу, пропала. – Экономка приложила платочек к глазам.
– А я не помню, что он тогда пил. – Шен нахмурилась.
– Так ведь ты совсем малышкой была, тебе никто и не говорил. Сказали, что папа очень занят, работает – ты и поверила. Незачем ребенку такие подробности знать. А сейчас… Боюсь я за него, детка. – Голос Энни снизился до шепота. – Он из комнаты не выходит, почти не ест, ему слуги эти, пришлые, только бутылки из погреба таскают. И видеть он никого не хочет. Когда я еду приносила, даже внимания на меня не обратил. Сидел, уставившись в одну точку, и к бутылке прикладывался. И так каждый день. Я его разговорить пыталась, так он только посмотрел мутным взглядом и отвернулся. Ну я сдуру и пошла к поганцу этому, мистеру Харриджу. Опасения высказала. Мол, сердце ведь может не выдержать, надо что-то делать. А тот улыбнулся недобро и сказал, что позаботится об этом. Вот и позаботился. Наутро вызвал меня, сунул конверт и сказал, что я больше в этом доме не работаю. И на сборы дал два часа. А куда мне идти? Так и спросила у него. Он лишь рассмеялся и ответил, что его это не касается. Он мне денег дает, и я могу отправляться куда душе угодно, хоть к черту на рога. Еще и пригрозил, если кому-нибудь расскажу о том, что в доме творится, то мне не поздоровится. А когда я уходила, заявился этот «кузен», как Харридж его назвал.
– Кристофер?
– Он самый.
– Расскажи о нем. – Шен вдруг стало любопытно.
– Да нечего рассказывать. Я видела-то его пару минут, пока такси ждала. Приехал на дорогой машине, весь такой из себя важный, в костюме, а глазами так и зыркает. И взгляд такой тяжелый, нехороший. Увидел меня и улыбнулся. А улыбка фальшивая насквозь. Чует мое сердце, неспроста он объявился. А ты его откуда знаешь? – Энни внезапно прищурилась и внимательно посмотрела на Шеннон.
– Да не знаю я его, – возмутилась та. – Вчера пыталась до отца дозвониться, так этот Крис трубку взял, а потом отдал Харриджу. Тот и представил его как кузена.
– Держись от него подальше, детка. Нехороший он человек. Еще похуже Харриджа. Тот на крыльцо встречать вышел, увидел меня и крикнул: «Ты еще здесь? А ну проваливай!» А кузен этот оскалился – иначе и не назвать – и бровь одну приподнял, словно говоря: «Не слышала, что сказано?» Пришлось мне за воротами такси ждать.
– И где же ты теперь?
– Ну пока в гостинице, а потом… – Экономка заплакала. – Даже не представляю. Денег надолго не хватит, дочь у меня непутевая, сама знаешь. Я даже представления не имею, где она может быть. Наверняка с какими-нибудь очередными рокерами по стране ездит. А кроме нее, родственников и нет. Вы были моей семьей. Есть у меня домик маленький, так далеко находится. И я там совсем одна буду.
У Шен сердце сжалось от жалости. Она обняла пожилую женщину, которая заменила ей мать. Энни была не только экономкой, но и няней. Она знала о своей воспитаннице все. Все секреты, все тайны и мечты. И сама Шеннон всегда считала свою няню членом семьи, как и родители.
– Не переживай. Я что-нибудь придумаю, обещаю. Я не оставлю тебя. Ты заботилась обо мне, обо всех нас, теперь моя очередь.
Они просидели бы так до вечера, если бы вдруг в палате не объявился тот, кого они меньше всего ожидали увидеть – Джонатан Харридж собственной персоной. Заметив Энни, он побагровел, но быстро взял себя в руки и буквально прошипел:
– А ты что здесь делаешь? Я же тебе ясно сказал – уходи и никогда больше не попадайся мне на глаза.
Энни повернулась и испуганно посмотрела на мужчину, который с силой сжимал в руке трость. Казалось, еще чуть-чуть – и он ударит экономку.
– Это я ее позвала! – Шен вскочила и встала между ними. – Не смейте так разговаривать с моей няней! Она меня вырастила, была мне вместо матери, она моя семья. Если вы не прекратите ей угрожать, я отменю свадьбу. Пусть даже придется побираться.
– А как же твой отец? – вкрадчиво поинтересовался Харридж, чуть ослабив хватку на набалдашнике трости.
– Он взрослый мужчина, сам о себе позаботится. – Шеннон гордо вскинула подбородок. В больничной одежде, с повязками на руках, выглядела она явно нелепо и напоминала нахохлившегося петушка, но ей было все равно. В душе ярко горело пламя ненависти, подпитывая мысли о мести. Вернее, она это называла справедливостью.
– Ну ладно, ладно. – Харридж поднял руки в примиряющем жесте. – Я вас, пожалуй, оставлю. Не люблю слушать бабские разговоры. Одни сплетни. Но смотрите у меня. – Он погрозил пальцем, угрожающе взглянул на бывшую экономку и вышел.
– Зря ты так с ним разговаривала. Опасный он человек. Может отыграться потом на тебе за эти слова.
– Я не игрушка. Пусть привыкает. Хочет меня в жены? Отлично. Покажу ему, какова я на самом деле. Думает, скромную девочку-пансионерку замуж берет? Как бы не так. – Шеннон злилась. И было из-за чего. Ее ненависть к жениху росла с каждым днем в геометрической прогрессии. Он был ей противен, мысль, что придется выйти за него замуж, вызывала рвотные позывы. Но она сдерживалась. – Я найду способ освободиться от него. Должна найти. Вот только выйду отсюда, поговорю с отцом, и все наладится.
– Дай-то бог, детка, дай-то бог. – Энни сокрушенно качала головой, как наяву представляя Шеннон в лапах этого чудовища. Несладко ей придется. Но она девочка сильная, справится. Характером в маму пошла. Та тоже бунтаркой была, никогда правилам не подчинялась. Вот и сгинула. Экономка надеялась, что Шен избежит подобной участи. Хотя девушка отличалась буйным нравом и непослушанием, стальной стержень у нее был всегда, с самого детства. Если она чего-то хотела, никто не мог ей помешать.
– Шеннон, милая! – Уильям бросился к дочери. – Где же ты была, девочка моя? Куда-то ушла, никому не сказала. – Макбрайт посмотрел на полицейского. – Где вы ее нашли, офицер?