Шагая по звездам
Шрифт:
Он вспомнил, как давным-давно в церкви держал грудного Алекса и давал обещание позаботиться о нем, если с родителями что-то случится. Этому обещанию после смерти Клеменса Карсона он никогда не изменял, при всей своей загруженности находил время для крестника, выкраивая по паре часов хотя бы раз в неделю. А когда стало понятно, что Лавиния не в состоянии заботиться о сыне, взял на себя почти все хлопоты о нем и его будущем. К счастью, к этому моменту Алекс подрос, и постоянный присмотр ему не требовался. Зато помощь оказалась неоценимой, когда у Алекса начался пубертатный возраст и подростковый максимализм просто зашкаливал. Дэн зашивался на работе, Лавиния уже давно жила в своем мире, а подросток оказался практически предоставлен сам себе. И все могло бы закончиться плохо, но вовремя
К восемнадцати Алекс перерос желание кому-то что-то доказывать, подстригся, вернул себе природный цвет волос, вытащил тоннели из ушей и пирсинг из пупка. Напоминанием о подростковом бунте служила только татуировка на плече с изображением глаза Гора. Когда-то Алекс верил, что она защитит его от обмана и лжи, позволит увидеть истину. Вера закончилась одновременно с взрослением.
А вот Брюсу так понравился новый образ, что он решил его сохранить. Разве что бороду в тон волосам перекрасил: разноцветная косичка нравилась ему гораздо больше натуральной, рыжеватой. Знал, что своим внешним видом немного шокирует окружающих, особенно когда они узнают в нем всемирно известного врача. Он видел это по ошарашенным взглядам, которые постоянно его сопровождали. Но в конце концов люди пожимали плечами: у каждого свои тараканы. И пока они не мешают хорошо делать свою работу, всем на них наплевать.
И вот теперь этот невысокий человечек сидел за рабочим столом и медитировал. Ему предстояла сложная операция. И сложнее она была оттого, что пациент не просто какой-то чужой человек, а тот, кто заменил ему сына. Права на ошибку у него не было никогда. А сейчас – вдвойне. Он должен был сделать все возможное, чтобы вернуть Алексу зрение.
Глава 13
Утро следующего дня выдалось для Энн Диккенс непростым. Ей предстояло собрать вещи (которых, к счастью или к сожалению, было немного), поехать в дом Карсонов, а там… Что будет там, Энни пока не знала. Надеялась, что ее примут хорошо ну или хотя бы отнесутся равнодушно. Это лучше, чем неприязнь. Как могут мстить слуги, она знала не понаслышке.
Макбрайты ко всем живущим в доме и приходящим работникам относились хорошо. Даже слишком, по мнению самой Энн. Но они считали всех этих людей не прислугой, а помощниками: хорошо платили, содержали, помогали решать проблемы, устраивать детей в школы, а пожилых родственников – в дома престарелых, если ухаживать за ними в домашних условиях было невозможно. И даже при всем этом находились те, кого вечно что-то не устраивало.
Когда новая горничная, Бьянка, появилась в доме, Энни сразу поняла, что от нее будут одни неприятности. Знойная красотка со смуглой кожей, длинными вьющимися волосами и явно южными корнями знала себе цену и умело пользовалась внешними данными. Все работники в доме разве что слюни не пускали при виде нее. Она никого не желала слушать, а Энн называла не иначе как «нянька». Девушка была ленива, груба, но старательно делала вид, что она невинная овечка, а все просто придираются. Однажды Энн застала ее в комнате Миранды, когда та ушла на прием с мужем. Бьянка в гардеробной примеряла вещи хозяйки. Энни аж дар речи потеряла от такой наглости. Взашей выгнав ее из комнаты, пригрозила увольнением без рекомендаций. Девушка зло сверкнула глазами, но промолчала.
После этого она начала мстить. То чай Энни вместо сладкого был соленым, то ручки подноса, на котором Энн приносила мистеру Макбрайту кофе, оказывались намазаны клеем, то в комнате экономки появлялась неизвестно откуда кошачья шерсть, на которую у нее была аллергия… Фантазия Бьянки была неисчерпаемой, вот только никто ее так ни разу за руку и не поймал. А сама она тем временем вела себя все хуже и хуже. Пользуясь добротой хозяев, стала позволять себе слишком многое. Никакие слова Энни до сознания Уильяма и Миранды не доходили; им казалось, что все в порядке, а экономка действительно слишком строга.
Но когда Миранда исчезла, Бьянка пустилась во все тяжкие. Она и до этого вела себя не слишком прилично (ее юбки были слишком короткими, а декольте почти не оставляло места воображению), заигрывала со всеми работниками мужского пола, и, как подозревала Энни, дело редко ограничивалось одним флиртом. Теперь же она стала кидать томные взгляды в сторону мистера Макбрайта, стрелять глазками, вздыхать по любому поводу. У нее даже появилось рвение к работе, но выражалось оно только в стремлении убирать комнату хозяина. Желательно, когда он в этот момент находился в ней. Однажды во время такой «уборки» Энни зашла к Уильяму и обомлела. Хозяин сидел в кресле и не сводил изумленного взгляда с Бьянки, которая, встав к нему спиной и наклонившись, старательно терла поверхность стеклянного журнального столика. Взгляду мистера Макбрайта предстала филейная часть горничной, едва прикрытая стрингами. Учитывая, что юбка прелестницы не доходила даже до середины бедра, можно легко представить, какая картина открылась Уильяму.
Когда через пару мгновений Энни отошла от шока, то быстро подошла, схватила Бьянку за волосы и под истошные крики последней выволокла из комнаты. Дотащив таким образом девушку до кухни, силой усадила ее на стул и устроила выволочку. Месть обозленной красавицы не заставила себя ждать. Бьянка отыскала в комнате Миранды кольцо, которая та оставила, когда уходила, и подложила его в комнату экономки. А потом «нашла». Вот только она просчиталась. Между женщиной, заменившей мать его дочери, и молодой горничной, которая вела себя явно неподобающе, мистер Макбрайт логично выбрал первую. Экономке он доверял больше, чем себе. Поэтому Бьянка была с позором изгнана из дома, а Энни наконец вздохнула спокойно.
И вот теперь у бывшей экономки Макбрайтов на душе кошки скребли. Новый человек в сложившемся коллективе обычно вызывает если не неприязнь, то легкое отторжение. Хотя ей не привыкать. Уж лучше так, чем оказаться на улице. Выдохнув, она застегнула сумку и спустилась в холл гостиницы. Багаж уже грузили в такси.
Проехав центральную часть города и въехав в пригород, машина свернула на тенистую аллею и через несколько минут оказалась у ворот огромного дома. Вернее было бы сказать – замка, настолько он был величественен. Ворота открылись, и колеса такси зашуршали по широкой подъездной дороге из гравия. Перед крыльцом красовался фонтан, струи которого сверкали в лучах солнца, а мелкие брызги доставали аж до крыльца, создавая в воздухе небольшую радугу. Прибавить к этому ярко-синее небо, высокие сосны, обступавшие громадный трехэтажный дом, выстроившихся на крыльце встречающих, – понятно, почему у Энни перехватило дыхание одновременно от восторга и от страха.
Через окно она заметила на крыльце встречающих и поежилась. Высокий статный седой мужчина в идеально отглаженном костюме и полноватая женщина в добротном платье и белом переднике выглядели сошедшими с обложек книг. Они следили за приближавшейся машиной, но их лица ничего не выражали.
Подъехав к крыльцу, такси остановилось, и Энни вышла, оглядываясь по сторонам. До нее долетали мелкие брызги, оседая бриллиантовой пылью на одежде. Таксист открыл багажник и выгрузил единственную сумку. Энни расплатилась, водитель козырнул, сел в машину и уехал. Она осталась наедине с встречающими.
Стоило ей протянуть руку к багажу, как мужчина быстро сошел со ступенек и молча взял сумку. Она хотела возразить, но он только укоризненно посмотрел. И хотя выражение его лица оставалось невозмутимым, в его глазах Энн заметила искорки веселья. От сердца отлегло.
Они поднялись на крыльцо, и женщина в переднике приветливо улыбнулась.
– Здравствуйте, я Кэтрин, экономка мистера Карсона. А вы, должно быть, миссис Диккенс?
Энни кивнула и обернулась к мужчине.
– Я Джеймс, дворецкий. Мистер Карсон предупредил, что вы сегодня приедете, миссис Диккенс.