Шах и мат
Шрифт:
И все же нет сомнений, что все трое девчонок Гринлиф сделаны из одного теста; мы не слишком похожи на маму с ее загорелой кожей и поседевшими волосами, некогда темными. Если она и думает о том, что мы все пошли в отца, то никогда об этом не говорит.
– Почему вы вообще встали? – спрашивает она, поцеловав Дарси в лоб и поворачиваясь к Сабрине. – У вас тренировка?
Сабрина напрягается.
– Мои начнутся только на следующей неделе. Хотя есть шанс не попасть на них, если кое-кто не удосужится записать меня в лагерь Ассоциации роллер-дерби. Это нужно сделать до следующей пятницы.
– Все оплачу вовремя, – заверяю я.
Она смотрит на меня с максимальным скепсисом и недоверием. Будто я много раз разбивала ей сердце своей ничтожной зарплатой автомеханика.
– Почему ты не можешь заплатить сейчас?
– Потому что мне нравится играть с тобой, как пауку со своей жертвой.
И потому что мне нужно отработать еще несколько смен в гараже, чтобы накопить нужную сумму.
Сабрина щурится:
– У тебя нет денег, да?
Мое сердце пропускает удар.
– Конечно есть.
– Я уже почти взрослая. А Маккензи давно работает в этом месте с замороженным йогуртом, так что я могла бы спросить у нее…
– Никакая ты не взрослая. – Мысль о том, что Сабрине придется беспокоиться о деньгах, причиняет мне физическую боль. – Ходят слухи, что ты полная какашка.
– Раз уж мы заговорили о том, что нам нужно, – вмешивается Дарси с полным ртом зубной пасты, – Голиафу все еще одиноко без подружки.
– М-м-м, – я прикидываю количество отходов, которое смогут произвести два Голиафа. Фу. – В любом случае Истон любезно предложила отвезти вас в лагерь на следующей неделе. Я не буду просить вас хорошо себя вести. Даже сносно не буду. Потому что мне нравится ее выбешивать. Не благодарите.
Я выхожу из ванной, но перед этим замечаю, как сестры обмениваются удивленными взглядами. Их сильная любовь к Истон осталась в прошлом.
– Выглядишь очень мило сегодня, – говорит мне мама на кухне.
– Спасибочки, – я обнажаю зубы. – Воспользовалась зубной нитью.
– Шикарно. Может, еще и душ приняла?
– Воу, угомонись. Я тебе не модный инфлюенсер.
Она хихикает:
– Ты сегодня не в костюме.
– Это называется комбинезон, но спасибо за комплимент.
Я смотрю вниз на свою белую футболку, заправленную в ярко-желтую юбку с вышивкой.
– Я не собираюсь в гараж.
– Свидание? Давно ты на них не ходила.
– Никаких свиданий. Я обещала Истон, что… – замолкаю.
Мама чудесная. Самый добрый, терпеливый родитель из всех, что я знаю. Она бы не возражала, если бы я сказала ей, что иду на шахматный турнир. Но сегодня она взяла трость. Ее суставы выглядят набухшими и воспаленными. И я не произносила при ней слова на букву «ш» уже три года. Зачем ломать рекорд?
– Она уезжает в Боулдер через пару недель, так что мы поедем потусить в Нью-Йорк.
Мамино лицо мрачнеет.
– Мне бы так хотелось, чтобы ты еще раз подумала о том, чтобы продолжить учебу…
– Ну, ма-ам, – ною я обиженным тоном.
Методом проб и ошибок я пришла к лучшему способу заставить маму поменять тему. Обычно я говорю, что вообще не хочу в колледж и меня ранит, что она не уважает мой выбор. Возможно, это не совсем правда, да и я не в восторге, что приходится врать, но все ради маминого блага. Не хочу, чтобы кто-то в моей семье думал, что чем-то мне обязан, или чувствовал вину за мои решения. Так не должно быть, потому что я знаю, на что иду.
И если кого-то здесь можно винить, то только меня.
– Хорошо. Прости, пожалуйста. Я очень рада, что ты проведешь время с Истон.
– Правда?
– Конечно. Это твоя юность. Делай все, что делают другие девчонки, когда им восемнадцать, – мама задумчиво смотрит на меня. – Я просто рада, что у тебя выходной. Живем много раз, все такое.
– Правильно говорить «живем один раз», мам.
– Уверена?
Я смеюсь и, подхватывая сумочку, целую ее в щеку.
– Буду к вечеру. Ничего, что я оставляю тебя с этими мартышками? В холодильнике есть кое-что готовое. Сабрина была абсолютной занозой на прошлой неделе, так что если Маккензи или кто-то из друзей пригласит ее к себе домой, то не пускай.
Мама вздыхает:
– Ты помнишь, что тоже моя дочь? Ты не должна воспитывать их вместо меня.
– Эй, – я притворно улыбаюсь. – Я что, плохо справляюсь? Может, мне добавить седативного в завтрак маленьких гарпий?
Я так хочу, чтобы мама снова засмеялась, но она лишь качает головой:
– Мне не нравится, что я удивлена, когда ты берешь выходной для себя. Или что Сабрина смотрит в твою сторону, когда ей нужны деньги. Это не…
– Мама. Мам, – я улыбаюсь как можно более искренне. – Честное слово, все в порядке.
На самом деле, наверное, нет. Не в порядке.
Есть что-то глубоко неправильное в том, что на стартовой странице «Википедии» у нас сохранена статья о ревматоидном артрите. Или что по морщинам у маминого рта можно предсказать, насколько плох будет день. В прошлом году мне пришлось объяснять Дарси, что «хронический» означает «навсегда». Неизлечимый. Болезнь никуда не денется.
У мамы магистерская степень в области биологии, и она профессиональный медицинский писатель, причем чертовски хороший. Она написала множество образовательных материалов на тему здоровья, документы для Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, а также изысканные заявки на гранты, которые приносили ее клиентам миллионы долларов. Но она фрилансер. Когда папа еще был с нами и она могла работать ежедневно, это не было проблемой. К сожалению, сейчас это не вариант. В некоторые дни боль мучает ее так сильно, что она едва может встать с кровати, не говоря уже о том, чтобы брать какие-то проекты. Ее запутанное донельзя заявление на получение пособия по инвалидности отклоняли уже четыре раза.