Шахматы для одного
Шрифт:
– Надеюсь только в бою… – пробормотала Ольга, уплетая что-то из сладкого.
– Оля, ты… – строго заговорила Женя.
– Ты не могла бы нам сыграть что-нибудь? – подхватил Джек, движимый желанием уйти живым из-за стола.
– Нет, я сегодня не в настроении ни играть, ни петь. Спасибо за ужин и за компанию. Доброй ночи.
Ольга встала, вытерла руки и, бросив полотенце на свой стул, вышла из гостиной.
– Я тоже отойду, – сообщил Артур, вставая из-за стола.
– Не стоит, – тихо сказала Женя, но ее уже никто не слушал.
Трое остались за столом. Переведя дыхание, они решили продолжить
У лестницы Артур догнал Ольгу, остановил ее и встал на ступеньку ниже, чем она.
– Зачем ты приехал? Тебе снова стало скучно? – тихо и зло спросила Трубецкая.
– Я приехал посмотреть, может, что в мире изменилось, – почесав затылок и оглядевшись, ответил он.
– И как? – изогнув левую бровь, прошипела Ольга.
– Небо все еще над головой, рубль растет, за границей говорят по-английски, – все по-прежнему бессмысленно тоскливо, – печально констатировал Артур.
– Убей кого-нибудь, развеешься,– бросила Трубецкая и собралась уходить, но Артур не дал ей этого сделать, крепко схватив за руку.
– Тебе прекрасно известна правда, – прошептал он, а затем, отпустив руку, уже громким голосом добавил, – но ты вольна называть это как хочешь.
– Скажи мне честно, – умерив свой пыл, сказала Ольга, – зачем ты явился в мой дом, зачем ужинаешь с моей семьей, шутишь и улыбаешься, что ты опять задумал? Что ты молчишь?
– Ты знаешь, зачем, – коротко обозначил молодой человек.
Такой дерзкий ответ поразил Ольгу до глубины души, это было через чур большое количество ошибок и проблем для одной невинной поездки к сестре. Опустив глаза в пол и отмахиваясь, она бормотала:
– Я не знаю, не понимаю тебя и не хочу больше никогда тебя понимать.
– За что ты на меня так злишься? – стараясь поймать ее взгляд, мягко говорил Цхавребов.
– Артур, – строго начала Ольга, – я не злюсь на тебя. Если ты думаешь, что я смогу достать тебя из твоей вечной скуки, то извини и найди себе другую игрушку для забавы.
– Я не ищу забавы, – он покачал головой.
– Просто хочешь развеять скуку, – всплеснув руками, сказала Ольга, – Мне все равно, называй как угодно. Оставь меня.
– Я действительно приехал из-за соревнований, но как только узнал, что вы здесь…
– Что? – воскликнула Трубецкая, – Что произошло? Решил не упустить момента и поиграть еще чьими-нибудь жизнями?
– Я пришел сдержать свое слово, – стойко выдержав все обвинения, пояснил Артур.
– Какое слово? – устало спросила Ольга.
Артур потупил взгляд, немного помолчал, переминаясь с ноги на ногу, и, взяв себя в руки, заговорил:
– Ты просила меня ответить на твой вопрос, и я дал слово ответить правду.
Ольга широко раскрыла глаза в изумлении, почувствовала, как что-то кольнуло слева в груди, и ,шумно выдохнув, сказала:
– Это уже не важно. Мне сейчас это не интересно, как, впрочем, и тогда.
Артур хитро сверкнул глазами, увидев небезразличие со стороны собеседницы, ухмыльнулся и продолжил говорить:
– Я безнадежный эгоист, так что я отвечу на твой вопрос, раз уж я нашел на него ответ.
Ольга покраснела от смущения и гнева, охвативших ее.
– А я-то думаю, неужели и, правда, изменился, – иронизировала она, – Нет, все
– Ты спросила меня, зачем я делаю все это, – не обращая внимания на протесты Ольги, говорил Артур.
– На этот вопрос я знаю ответ.
– Рад, что ты умеешь анализировать, прошу не перебивать больше, – уверенным властный голосом сказал Цхавребов и, смотря прямо в глаза Ольге, произнес, – Так вот второй и, в сущности, единственный вопрос твой – любил ли я тебя. Отвечаю – да, любил.
Ноги ее немного подкосились, голова пошла кругом.
– Чтобы ответить на этот вопрос тебе понадобилось три года, – постепенно приходя в себя, говорила Трубецкая, – Не многовато ли? И к тому же, слово «люблю» имеет слишком размытые границы значения. Все проходит и это прошло. Я прошу тебя больше никогда не появляться. Прощай, Артур.
– А отец знает? – в голосе Артура появились тревожные для Ольги нотки.
– Знает что? – осторожно переспросила Ольга.
– Он знает, что его любимая дочь выбрала себе в пару графа Дракулу? – ухмыляясь, отвечал Артур, и тревожные нотки переросли в симфонию подлости и ненависти.
– Прощай, Артур, – оскалившись, выпалила Ольга, а затем скорым шагом прошла до входной двери, открыла ее и указала рукой выход.
Артур скользко улыбнулся, кивнул головой так, словно был опечален таким результатом разговора, и вышел. Из гостиной высунулись три головы, Юлина кудрявая осторожно, как бы мимоходом спросила:
– А… где Артур?
– Ушел, – прошипела Ольга и взбежала по лестнице, направляясь в свою спальню.
Джек Дейли был человеком, что называется, старой закалки, но при этом гармонично вливавшимся в современное общество. Ему легко давались новые технологии, были понятны любые вехи истории, он чувствовал повороты моды, шутки его всегда приходились к месту и были до неприличия смешны. Он строго держался в компании едва знакомых людей, и спокойно и расковано – с друзьями. Год его рождения не известен, да и не особенно значим, но он был старше, чем двое его братьев. Около пятидесяти лет назад он открыл собственное издательство, будучи сведущим в литературных делах и в бизнесе. Дело это оказалось прибыльным и полезным, со временем Джек оброс нужными связями и сделался влиятельным человеком в этой сфере. Через него проходили почти все начинающие писатели и поэты, некоторым он давал шанс и возлагал большие надежды, а некоторым открыто давал понять, что ничего на этом поприще им не светит.
При первой же встрече с Ольгой Джек пригласил ее на экскурсию в издательство. Стоит заметить, что отношения между ними сложились доверительные и теплые, они могли проводить часы вместе, разговаривая и философствуя. Сегодня настал как раз тот день, когда Ольга и Джек отправились в издательство.
– Мне представляется, – говорил Джек, подходя к дверям огромного здания на одной из центральных улиц Лос-Анджелеса, – что искусство свободно от мнений людей. Все, что над ним властно, все, что определяет его сущность, – это время. «Лицом к лицу лица не увидать», но спустя время, пусть сто лет, пусть пятьдесят, что-то из творений канет в пустоту, а что-то будет ярко гореть в истории. Искусство – живая самостоятельная система, оно само решает, что останется, а что нет.