«Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале
Шрифт:
– А что, действительно, – сказал я, – почему они не найдут ещё машиниста на смену Капитонову?
– В том-то и дело, что в лаву люди идут, а на комбайн желающих нет. Учебный пункт никак не может никого уговорить учиться на машиниста комбайна. Сложное это дело. Это не то что бери больше, кидай дальше. Тут ума не надо.
Пришли в лаву. Комбайн стоял на исходной позиции. Капитонов с помощником ушли ставить стойку, к которой крепится блок лебёдки. Бригада, пользуясь случаем, тут же прилегла отдохнуть. Возле комбайна лежала сумка с резцами и ключ. Я осмотрел бар, увидел многие стёртые резцы, взял ключ и начал менять их. Чтобы надёжнее закрепить резцы, я ложился на почву
Я ответил: «Сколько было – поменял». Он помолчал, а потом с какой-то надеждой спросил: а ты что, в комбайнах уже разбираешься? «Во всяком случае, эту модель я знаю неплохо».
– А вот корочки у тебя есть?
– А вот корочек у меня нет.
– Ну, ладно, посмотрим, – и сунул мне пульт.
– Вот, на, попробуй, поработай немного.
– Я взял пульт в руки, какое-то смущение или волнение было, но я его тщательно скрыл, включил бар, погонял его на разной скорости, потом включил лебёдку на самую малую подачу. Комбайн двинулся вперёд и впился в пласт. Гидравликой регулировал подъём бара, сообразуясь с мощностью пласта. Где уголь был чище, без примазки, там я немного увеличивал скорость подачи лебёдки. Где примазка на кровле, то есть порода была толще, то я снижал бар, обходя её, молотя только чистый уголь, оттого резцы стираются не так быстро. Порода их съедала моментально.
Капитонов находился рядом и заметил это. Он даже восхитился: ловко ты это примазку обходишь. Молодец. Он забрал у меня пульт и дальше поехал сам. Я же возвратился в бригаду к своей основной специализации: «бери больше, кидай дальше». Бригада пока работала за того парня, то есть за меня, но никто не возмутился, скорее наоборот: а наш-то, наш… и уже перестали меня с некоторой долей презрения называть студентом. А то как же, в промсоюз они меня уже приняли.
Прошло два-три дня, в лаве шла нормальная работа. Капитонов работал на комбайне, бригада грузила нарубленный уголь на транспортёр.
В это время в лаве появилось несколько человек, которые, пригибаясь, добежали до работающего комбайна и остановились. Комбайн тоже замолчал. Через некоторое время Капитонов подозвал меня. Он сунул мне в руки пульт: возьми, поработай. Я, не спеша, как умел, всё сделал как полагается, плавно переключал скорости, где надо, немного опускал бар, когда проходил примазку. Визитёры ползли рядом, внимательно наблюдая за моей работой. Потом подали мне сигнал, чтобы я остановил комбайн. Это, как оказалось, была специальная комиссия. В этой комиссии были: начальник участка, механик и директор учебного пункта.
Они задавали мне вопросы по профилю, на которые получали точные, достаточно квалифицированные ответы. Они ещё о чём-то переговорили и быстро ушли. Когда я пришёл на работу на следующий день, начальник участка отстранил меня от работы и отправил в учебный пункт. Я не стал расспрашивать: начальству виднее. В учебном пункте меня почти сразу пригласили в кабинет директора, где был он сам и его инспекторы. Сразу бросилось в глаза, что кисти правой руки у начальника не было. Мне предложили присесть и стали терзать вопросами. Сколько я проучился, какие практики были. Наконец вопросы иссякли. Я расписался в журналах, начальник вышел из-за стола, протянул мне удостоверение.
Для рукопожатия он подал левую руку и добродушно добавил, что ему правую лапу оторвало в шахте. Потом веселее добавил, что я им очень помог с подготовкой очень нужного специалиста для шахты и что это может сказаться на их премиальных. Тут он посмотрел на своих инспекторов, и те благожелательно пожелали мне удачи в работе. Да, я был очень удовлетворён таким делом, так как привезти после практики такое удостоверение – это большая удача, но всё равно больше всех радовался машинист комбайна Капитонов. Начальник участка ему тут же подписал полный отпуск.
По неписаному закону на последнюю смену перед отпуском шахтёр не выходит на работу. Я был обязан взять жетон Капитонова, опустить перед началом смены в «Табельной», а потом забрать в конце смены. Сам Капитонов в это время приготовил угощение для бригады. Во время застолья он посадил меня рядом с собой, и казалось, он во мне души не чаял.
С работой я справился вполне. Даже на две недели я переработал положенную мне практику, так как Капитонов прислал телеграмму и попросил об этом начальника. Я, как истый тимуровец, отказать, конечно, не смог. В самой работе было много специфики, но она была интересна только для меня да для участка, на котором я работал.
Я со своим свежим взглядом что-то предлагал, но, оказывается, дельное, так как это после некоторого обдумывания принималось к исполнению. Так как я ловко обходил бугры примазки на кровле, помимо того, что уменьшилась зольность, стало легче работать с углём, при его погрузке на транспортёр. Уголь ведь значительно легче породы. Да и лава прорубалась быстрее. Резцы меньше тупились, лава крепилась органным щитом, состоявшим из чугунных тумб. Между тумбами ставились кусты. Несколько стоек вплотную друг к другу. При усилении давления кровли они начинали потрескивать, обостряя тем самым внимание к этому грозному явлению.
Когда я стал работать машинистом комбайна, я как бы получил статус внештатного надзирателя за техникой безопасности. Я тщательно проверил состояние каждой из чугунных тумб и выявил негодность около десятка их, из-за почти полного износа. Об этом я назидательно сообщил начальнику участка. Тот, разумеется, согласился, хотя и с оговоркой: это приличных денег стоит. Но была ещё очень свежа память, когда на одной из ближайших шахт, аналогичной нашей, кровлю обрезало по самый забой, раздавив всю бригаду. Как выяснилось, причиной была экономия на этих чугунных тумбах, срок эксплуатации которых давно вышел.
Глава 21. Стильная музыка
Приполярная весна была в самом разгаре. Днём и даже по вечерам окна общежития были широко раскрыты. Из одного из этих окон громко звучала музыка. Это крутил свои пласты Рудик Меньщиков, с которым я познакомился и даже подружился. Пластинки он доставал по тем временам самые стильные. Среди них были латиноамериканские самбы, румбы, была неплохая коллекция немецких шлягеров. Ещё бы, в жилах у Рудольфа текла немецкая кровь. Сам Рудик об этом старался умалчивать, но быстро понял, что со мной можно откровенничать на любые темы. Мало того, у Рудика был свой передатчик, этакая радиостанция, небольшого радиуса действия. Тогда очень многие увлекались подобным радиолюбительством, что повышало коммуникабельность среди «продвинутых». Были среди этого сообщества и радиолюбительницы. Настроит Рудик свою волну, общается с кем-нибудь, транслирует свои музыкальные шедевры, а его товарищ по комнате, Виктор, по прозвищу «Конь», следит за улицей, и как только появляется решётка радиолокатора, предупреждённый Рудик тут же сматывает удочки, то есть разбирает свою радиоустановку.