Шакал
Шрифт:
– Дядя Костя, а можно я тоже попробую? – вдруг спросил Коля.
– Сиди, тебе еще рано, – отрезала мать, незаметно допивая весь коньяк.
– Тогда я пойду. Меня друзья звали в бассейн после обеда…
– Если только бассейн, – строго сказала она. – Никакого моря. После еды нельзя.
– В бассейн. Только в бассейн, – заверил Коля.
Его сдуло как ветром. И через пару секунд он уже бежал за стеклянной стеной к выходу. Верников проводил его взглядом. Потом посмотрел в другую сторону. Прямо напротив стола
Весь в белом, вплоть до великолепных кроссовок, он напоминал дорогой унитаз.
– Ой, Костя… Я весь твой коньяк выпила.
– Неважно, – усмехнулся Верников. – Я сейчас себе еще попрошу.
– Надо к бару идти… Давай я схожу.
– Сиди, мне сейчас принесут… Bitte, ein Moment, herr Ober! – поднял палец он, когда мимо пробегал турок-официант.
– Ja, Bitte? – остановился тот.
– Ein viermalige Konjak, Bitte.
– Vier Konjak?
– Nein. Ein Konjak, aber vier Dosen in eines Glas.
Поняв, что нужно, турок умчался дальше со своим подносом. Вскоре вернулся, поставив перед Верниковым рюмку, до половины налитую коньяком.
– Vielendank, herr Ober, – поклонился Верников. – …Вот видишь, быстро и без физических усилий.
– Дааа… – протянул Сергей, молча наблюдавший все это. – Как ты назвал официанта?
– Herr Ober.
– А почему? Ober – это же по-немецки полковник?
– Полковник – Oberst. Ober – сокращенное от Oberkelner. То есть «старший официант». Гитлеровское, кажется, нововведение. Заигрывание с низшими слоями служащих.
– Откуда ты знаешь немецкий?
– В школе учил. И вообще полезный язык.
– Но как тебе удалось так быстро получить заказ? Другие сами ходят, турки им ничего не носят.
– С помощью языка, Ирина. И еще благодаря черной памяти Адольфа Алоисовича.
– Какого – Алоисовича? – не понял Анохин.
– Гитлера.
– А причем тут Гитлер?
– При том, что сапоги Вермахта вбили уважение в немецкому языку во всю Европу и половину Азии. Так глубоко, что не выветрилось до сих пор.
– Да ну… – Сергей махнул рукой. – При чем тут Гитлер, язык… Просто официант вежливый попался.
– А ты попробуй по-английски что-нибудь ему закажи, – усмехнулся Верников. – По-русски и не пытайся, они русского в этом отеле не знают.
– Ну… – Анохин пожал плечами. – Я вообще-то… Технический язык знаю, компьютерный. Но бытовой разговорный… Вряд ли.
– Скажи лучше, что не знаешь вообще ничего, – с неожиданной язвительностью добавила Ирина. – А так легко, как Костя, вообще не сможешь говорить. Чего уж там.
– Да ладно. Если надо, я и вам закажу, – утихомирил ее Верников.
– Слушай, а ведь ты и в магазине можешь по-немецки поговорить, да? – вдруг спросила Ирина.
– Могу, конечно. И увидишь – цена для немца окажется меньше.
– Ну это уж ты загнул, – возразил Сергей. – Из области мистики.
– Давай сходим вечером в маркет, тут поблизости, и сам убедишься.
– А я здесь тебя хотела попросить. Тут в одной из лавок какие-то травы турецкие продаются… А хозяин по-английски двух слов связать не может…
– Спросить можно, но зачем тебе травы?
– Так натуральные же лекарства. Жена моего папы говорила, что у него рак подозревают. Все лучше таблеток…
– Как говорит мой друг Ульянов относительно лечения серьезных болезней народными средствами – «Лечатся лекарствами; травами – травятся».
– Слушай, твой Ульянов… Ты столько про него рассказывал. Он кто, я забыла?
– Хороший человек. И врач от бога. Доктор медицинских наук.
Кандидатскую, кстати, защищал по абортам. И до сих пор делает их лучше всех в городе. У него руки невесомые. Так что ты имей в виду, если что… – усмехнулся он, посмотрев на Ирину.
– Ты знаешь, – засмеялась она. – К сорока годам я научилась не беременеть.
– Правда? – серьезно переспросил Верников. – Знаешь, а вот я перестал беременеть гораздо раньше.
И все трое искренне захохотали. Весело и дружно.
– Ты не отнекивайся, у тебя сын растет, – вдруг сказал Сергей.
– Почему это «у меня». У нас, между прочим… Вот, Костя, Анохин в последнее время полностью дистанцировался. «Твой сын», «у тебя растет»…Ты что имел в виду?
– А ты сама подумай.
– А, это… Между прочим, я Коле недавно презервативы купила и объяснила, как пользоваться, – слегка покраснев, призналась Ирина. – А то действительно к твоему Ульянову придется кого-нибудь отправлять.
– Или в ЗАГС вести, – вредным голосом добавил Сергей.
– А ну тебя, Анохин. Вот возьму и брошу, и уйду от вас вообще, живите вдвоем, как хотите.
Ирина замолчала, нехорошо сверкнув глазами, и снова потянулась к Верниковскому коньяку.
– Ох, ребята… – заговорил Верников, чувствуя, что опять начинает зреть скандал. – Без вас бы я пропал. Все-таки здорово, Сергей – в аэропорт приехали, машину ты там оставил, назад без проблем вернемся. Ну, конечно, мы бы могли и на моей «восьмерке» поехать. Но не поместились бы все четверо с багажом.
– Да уж, – подтвердила Ирина. – Багажа у нас много. И в основном – мой, как Анохин ни сопротивлялся.
– Вот я и говорю. Ко мне не полезло бы, а в твою «карину»…
– Не «карина», а «калдина», – поправил Сергей. – Это другого класса автомобиль.
– Не знаю вообще, зачем Анохину понадобился этот гробовоз.
– Как зачем? Сели все вместе, и весь багаж поместился.
– Сергей правильно говорит, – поддержал друга Верников. – Большая машина бывает нужна в самый неожиданный момент.