Шальная магия. Здесь
Шрифт:
Матушка торопясь подошла к дочери и обняла её.
— Моя девочка, не плачь, не плачь, всё обошлось, — гладила по голове, пытаясь успокоить.
Фекла Фроловна до сих пор вздрагивала, думая о том, как все могло повернуться, не окажись рядом господина Бономме. Кому как ни ей помнить бессонные ночи у постели дочки, когда внутри боролись страх потерять единственного ребенка, если не дать лекарство, и страх последствий, если дать. А Виктора… Виктора она помнила, как же не помнить: и пригласительную карточку ему писали, и место за столом
— Как же сказать тогда, Алечка?
Вопрос не был жалобным или беспомощным. Это было деловитое «как лучше сделать, дочь?» Да, матушка ещё с пристрастием выспросит про Фернона: и почему он гадкий, и когда это Виктор убеждал в обратном. Но это будет потом, а сейчас она выйдет к гостю и защитит свою единственную дочь.
И Альбина улыбнулась благодарно:
— Матушка, скажите, что я плохо себя чувствую. Или что вам ещё надо подумать. Будем тянуть с ответом, а он как умный человек рано или поздно сам всё поймет.
Фёкла Фроловна улыбнулась и вышла из кухни…
…Люба вздохнула. Жаль, конечно. Этот Виктор симпатичный парень. Но получить на всю жизнь такое несчастье, как её Димка, никому не пожелаешь.
Чуть нахмурившись, поднесла руки к носу. Кажется, или все-таки пованивают после уборки? Чертовы соседи! Спицы! Где её спицы?!
Люба взглянула на часы — ещё не так и поздно — и снова принялась за вязание…
Глава 30. Там
Глава 30. Там
Альбина опасалась выходить в свет, чтобы не встретить Виктора или Ольгерда. Это был глупо, какой-то даже детский страх. Но она ничего не могла с этим поделать.
Все приглашения, что после её дня рождения приходили на званые вечера или балы, она отклоняла под благовидным предлогом. Но куда-то выходить все равно было нужно, и она позволила матушке уговорить себя выйти в Центральный парк. Для прогулки выбрала день, когда точно знала, что Виктор будет в Вышечках на верховой прогулке. А Фернон, если верить тому же Виктору, пешком ходить не любит, и значит, риск встретить его там невелик. В прошлый же раз не встретили…
Погода стояла теплая и солнечная. А матушка готова была гулять часами: она любила цветы, и поэтому благоволила к этому парку. Здесь все напоминало ей тот садик, который она разбила у себя дома под окнами, и который остался далеко, и о судьбе которого волновалась не меньше, чем о судьбе дочери.
— У нас тоже есть такая роза! Помнишь, Алечка? — говорила она, радуясь, как ребенок, когда встречала знакомый сорт. — Только у нас куст совсем молодой, а тут уж несколько лет цветет. А вот такой у нас под оградой, только длинной полосой, а здесь отдельным кустом. Ай, как красиво! Надо и себе такое сделать, да, Алечка?
В этой благоухающей атмосфере вспоминался родной
Тем болезненнее было разочарование, когда она услышала знакомый голос:
— Добрый день, мадам. Добрый день, мадмуазель.
Она оборачивалась медленно, понимая, что хороший день закончен: аромат роз приобрел резкую горечь, от которой першило в горле, а тихий щебет птиц в кронах высоких деревьев показался зловещим.
— Добрый день, господин Фернон, — Альбина чуть присела, обозначая приветствие.
Откуда он взялся? Ведь всё было так хорошо! Он же не любит ходить пешком. Или Виктор ошибся? А может, злонамеренно соврал?! Да нет, не стоит во всем видеть подлость. Виктор, может, и слаб, может, и простоват, но не подлец.
— Здравствуйте, молодой человек. — Фекла Фроловна стушевалась под неприветливым взглядом черных глаз, а её рука на предплечье дочери дрогнула.
— Прекрасная погода, не правда ли?
Альбина не ответила. Хотелось сказать, что погода — гадость, а парк и вовсе не стоит внимания. Но это было бы совсем уже смешно.
Да и вся эта ситуация настолько походило на встречу с Виктором, только в каком-то чудовищном кошмаре, что у Альбины на миг отказали зрение и слух. В себя привела мысль, что, если Ольгерд завел светскую беседу, значит, простым приветствием и дальнейшей прогулкой каждого в свою сторону не обойдется. А если так, то он наговорит гадостей, и поутихшее было мерзкое ощущение разрастется и станет ещё гаже.
Матушка молчала, растерянно глядя по сторонам. Она снова стала той стареющей бестолковой женщиной, от которой помощи не дождешься, и от которой Альбина уже начала отвыкать. И это было плохо — надеяться на то, что в ней снова проснется та решительность, которая спасла их при сватовстве Виктора, не стоило.
Альбина тогда же, после ухода гостя, рассказала матушке о неприятном инциденте в полутемной гостиной чужого дома, смягчая краски настолько, насколько смогла, и о спасительной роли Виктора в той истории тоже упомянула. Матушка должна была это знать, должна! Так Альбине казалось тогда. Но сейчас она поняла, что лучше бы промолчала — Фёкла Фроловна была настолько напугана, что двух слов связать не могла.
Ах, как же Альбине это не нравилось!
И если она осталась одна, на помощь звать некого, значит, нельзя молчать, изображая из себя жертву, надо бороться.
— Погода хороша, — подтвердила девушка, как ей казалось, бодро, при этом прикладывая невероятные усилия, чтобы в голосе не сквозила обреченность, которую она испытывала остро, как боль от разбитой в детстве коленки.
— Мне кажется, ваша матушка устала, мадмуазель Альбина, — всё с той же кривоватой улыбкой проговорил Фернон. — Стоит позволить ей присесть.