Шальная магия. Здесь

Агатова Анна

Фернон уже затащил Альбину в хвост процессии, которая медленно, но верно тянулась к главе города. Их паре уже аплодировали гости, когда Альбина почувствовала, что её аккуратно подхватили под другую руку. Глянула — господин Бономме, Альберт. Он прошептал одними губами: «Помочь?», будто хотел быть уверенным в её решении.

Когда ты стоишь перед мэром, чтобы заключить помолвку, выход из ситуации, хоть и с небольшими нюансами, только один — к столу градоправителя. Нюансы заключались лишь в том, с кем к этому столу подойти:

с мерзавцем Ферноном, светским красавцем, игроком, погрязшим в долгах, или с Альбертом Бономме, немолодым, состоятельным, давно овдовевшим, но хранящим верность умершей жене дельцом, в чьем благородном происхождении всезнающий Кито сомневался.

Альбина сглотнула колючий ком в горле. Решение за ней: мерзавец или старик.

Старик или мерзавец.

Если мерзавец, то… сколько она проживет после свадьбы? А если старик?

Альбина ещё раз глянула на Бономме…

… Люба пожала плечами, недовольно хмыкнула. Ну какой он старик? Что там говорил про него Кито? Тридцать шесть? Просто, когда тебе восемнадцать, то тридцать шесть — невероятно много, а через десяток лет все будет выглядеть совсем по-другому.

Ну и потом. Это прошлого она, Люба, не может изменить, а вот будущее творит собственными руками и девочку подстрахует…

Да почему старик? Он лет на пять-шесть старше Фернона, но не подлец. Даже в этот страшный момент спрашивает её согласия, понимая, что им придется не только объявить о помолвке, но и обвенчаться как можно раньше, чтобы обезопасить Альбину от нападок Фернона!

И Альбина выдохнула едва слышно:

— Да, помогите.

И Альберт вступил в игру в ту же секунду:

— Простите, господин Фернон. Вы случайно ведете к помолвке чужую невесту.

И протянув свободную руку, разжал пальцы аристократа, убирая её с локтя Альбины. Кто-то в толпе ахнул, кто-то сказал удивленно: «О!». Покатилась волна шепотков, люди задвигались, загомонили. А Альбина впервые увидела на лице Фернона что-то, отличное от надменности и издевки. Удивление?

— Это моя невеста! — Резко проговорил он и прищурился, всматриваясь в соперника, хотя уже и не пытался уцепиться за её локоть.

— Вы ошибаетесь, господин Фернон. Помолвка прошла вчера в узком семейном кругу, — вежливо ответил господин Бонноме и надел на палец Альбины свой перстень, ничуть не смущаясь немного запоздалого, если поверить во вчерашнюю помолвку, действа. — А объявить мы решили сегодня, на балу. Ведь так, дорогая?

И лукавый, лучащийся улыбкой взгляд господина Бонноме обратился к Альбине.

— Да, — хрипло согласилась она. Прокашлялась и пояснила: — Мы так решили: нельзя не воспользоваться такой возможностью, как Осенний бал.

— Господа? — раздалось от помоста.

Стоявшие впереди пары уже получили свои свитки и ушли,

а на их троицу с удивлением взирал седой градоправитель.

— Мы готовы, — всё с той же дружелюбной и сдержанной улыбкой ответил господин Бономме. — Я, Альберт Бономме, согласен взять в жены Альбину Реисит.

— Я, Альбина Реисит, согласна выйти замуж… — Альбина снова откашлялась и продолжила громче и увереннее, чтобы слышали все: — за Альберта Бономме.

Градоправитель уточнил, дабы развеять все сомнения:

— И как скоро состоится ваша свадьба?

— К примеру, через месяц. — Спокойно ответил Альберт. — Как вы к этому относитесь, дорогая?

У Альбины звенело в ушах от невероятности происходящего, и она сказала немного громче, чем было нужно:

— Я согласна.

Отступивший в сторону Фернон, не сводя тяжелого взгляда с вновь образованной пары, прошипел:

— Вы ещё об этом пожалеете.

Альберт глянул на Альбину, тепло улыбнулся и чуть повернул голову к неудачливому сопернику.

— Или не пожалеем.

Ободряюще похлопав Альбину по руке, нервно вздрагивавшей на его предплечье, господин Бономме повел её на возвышение за грамотой, в которую градоправитель прямо в эту минуту вписывал их имена и фамилии.

Глава 32. Здесь

Глава 32. Здесь

Тефику было совсем плохо. Он перестал вставать, лежал на боку и поскуливал. Весь отекший, с тусклой, клочьями вылезающей шерстью, он был не похож на самого себя. Капельницы не помогали, и Люба поняла, что конец совсем близко.

Придя на работу раньше всех, с трудом дождалась начальницу.

— Ольга Викторовна, безоплатных, пару дней надо. Собака… — голос сорвался, — собака умирает.

Начальница недовольно поджала губы — подумаешь, собака. Тут есть план, есть график, и он совсем не учитывает отсутствие на работе какого-либо сотрудника. Но тут подошла Варя прямо так, как была, в куртке, висящей на одном плече, с шапкой в руках.

— Ольга Викторовна, на минутку.

И пока Люба, комкая промокший шарф, давила рыдания и пыталась взять себя в руки, тихо и очень быстро что-то говорила главному бухгалтеру. Та всё поджимала недовольно губы, но когда обернулась, проговорила:

— Пишите, Любовь Никитична, в счет отпуска. На неделю.

Люба села писать. Руки дрожали и буквы получались корявыми, а ещё и носовым платком приходилось удерживать слезы, чтобы не капали на заявление. Вялую мысль о том, что же такого нашептала Варя начальнице, Люба прогнала без усилий — да какая разница?

На выходе из отдела, когда заявление было написано, подписано и одобрено, к Любе подошла Варя — в глазах сочувствие:

— Ты ноут возьми, может, отвлечешься хоть? И звони, если нужно будет. В любое время звони, слышишь?