Шальные миллионы
Шрифт:
— Совет тебе дам один: научись разгадывать, нет ли за тобой хвоста. На такую машину подонки разные зарятся.
— Буду осторожна.
Задумалась. Смотрела в открытую дверь балкона. Знать, опасная работа у Кости, коль предупреждает. Болело за него сердце, лезли в душу дурные предчувствия. И он, видимо, понял ход ее тайных мыслей.
— О чем думаешь, Анюта? Не обо мне ль кручина?
Повернулась дева в его сторону, смотрит на Костю. И такой теплый, лучистый свет льется из ее больших серо-синих, как донская вода, глаз! Так она по-домашнему хороша в накинутой на плечи вязаной кофте, такая свежесть от пухлых губ, румяного лица, от всей ее девичьей, туго сбитой фигуры. Костя смотрел на нее и боялся, что все тайные мысли она разгадает, что поймет: он любит ее, как не любил никого на свете, что с того дня, как он ее увидел, вся его жизнь наполнилась одним единственным желанием видеть ее, слышать ее голос и что нет для него выше счастья, чем сознавать: она рядом, он может с ней общаться, говорить, смотреть в ее ясные и такие завораживающие глаза.
— Уехать тебе надо, Аннушка, — проговорил тихо, и тревога электрическим током пронзила ее сердце.
— Куда?
— Домой. На время, пока я не позову.
— Нет! — сказала она твердо. — Я не поеду. Останусь с вами. И буду помогать. Вы только укажите, что мне делать.
Он помешал кочергой в камине, стал накладывать дрова. Не глядел в сторону Анюты, но знал: она смотрит на него неотрывно, ждет ответа. А он, в свою очередь, понял, что Анюта одного его не оставит. И это вселяло надежду: она может его полюбить, может быть, уже любит. Возникло желание рассказать ей о предстоящем деле, но, посмотрев на лежащую перед нею на столе тетрадь, подумал: «У нее свой путь, не надо навязывать ей опасную работу». В раздумье проговорил:
— Хорошо. Оставайся здесь. Но обещай: ты будешь меня слушаться.
Она кивнула:
— Готова повиноваться. Мне приятно иметь господина.
Костя подошел к Анне, взял ее за руку, повыше локтя.
— Умница! Я сейчас поеду, а тебе из города позвоню.
Анюта поднялась.
— А можно вас попросить, милый, дорогой Костя: звоните почаще. Мне тогда будет покойнее, и легче пойдет моя работа.
— Буду звонить.
И он вышел.
К операции подступился не сразу, начал с посещения музея. Поднялся на второй этаж в крыло служебных помещений, прошел по длинному коридору в самый конец; здесь в укромных уголках стояли двое «искусствоведов в штатском». Метнул на них взгляд, — одного узнал: видел его в кабинете Старрока, — кажется, в погонах капитана. «Наши! Старрок уже взял объект под контроль. Будут помогать».
На Косте был черный парик «а ля батька Махно» и ловко приклеенная седая клиновидная бородка. Открыл дверь, громко спросил:
— Николай Иванович был?
— Какой Николай Иванович? — заскрипела старуха.
Костя деловито оглядел комнату, стараясь запомнить расстановку мебели, — в углу у двери старинный, с резной отделкой шкаф. «Здесь. Всё здесь».
Старуха — не на что смотреть. Будь у нее палка или метла — готовая ведьма. «Раскольников бы ее топориком — хрясь! И дело с концом», — пришла в голову шальная, игривая мысль.
— Вы слышите, гражданин, — какой Николай Иванович?
Костя по-хозяйски продолжал осматривать комнату, подошел к окну и окинул взглядом окна третьего этажа дома, стоявшего рядом. Оттуда можно наблюдать за старухой. И хотя здесь висят шторы, но днем они, похоже, раздвинуты. Осмотрел потолок.
— Лепка отвалилась, придется ремонтировать.
— Не надо ничего ремонтировать!
— А это вы… Николаю Ивановичу скажете. Стены не вызывали подозрений: очевидно, ход в сейф или в нишу из шкафа идет.
И — ни здравствуй, ни прощай, — даже не взглянув на колченогую ведьму, вышел из комнаты. Походка у него была старческая: он сутулился и смешно, по-чаплински, двигал ногами.
Считал шаги, — сколько их по коридору и до поворота направо, а здесь спуск по лестнице, постовой, — тоже наш человек, и этого видел в новой, центральной милиции. «Хорошо, — отметил про себя Костя. — Старрок все предусмотрел».
Старрок, получив звание генерала, был сразу же переведен в милицию поближе к центру. Костя, как они и договаривались, перевелся с ним. И здесь, в новом коллективе, он еще не всех знал. Этого, стоящего на выходе в вестибюль, он не видел.
Очутившись на улице, вошел в подъезд соседнего дома, поднялся на третий этаж. Дверь открыла пожилая женщина, — открыла сразу, не спрашивая, кто звонит, зачем.
— Можно к вам?
Пропустила, — и тоже запросто, без видимых опасений. «Доверчивы, как дети», — подумал Костя.
— Нужна комната для одинокой девушки, на месяц, на два. Не сдадите?
— Комната есть, но нет желания ее сдавать. Да вы проходите.
Зашли в эту самую свободную комнату — кабинет с письменным столом, с книжными шкафами и полками. Мебель старая, добротная, — по всему видно, жильцы небогатые, за модой не гнались.
— Муж недавно умер, ученый, профессор. Его кабинет. — Женщина заплакала.
Костя сидел молча, не утешал, не нарушал печальной святой тишины.
— Дети есть, но сын живет в Москве, дочь с зятем за границей, — он дипломат. Слава Богу, живут хорошо. А вы… Вам эта девушка кем доводится?
— Я офицер, вот документ, — вынул из кармана удостоверение, но женщина смотреть не стала, — верила на слово. — А девушка — моя родственница, живет на Дону, но хочет посмотреть наш город, пожить, а если понравится, найдем ей работу.
— Если б я была уверена…
Костя снова вынул документ.
— А вот — моя служба, мой телефон, мой адрес… Могу поручиться и готов отвечать за нее, да тут и отвечать нечего. Девушка строгого поведения, с высшим образованием.
— Признаться, мне нужна помощница. У меня давление, кружится голова, — не могу стоять в очередях. А иногда ночью будто валится потолок, и я падаю. Ужасное состояние!.. Я боюсь оставаться одна. Забываюсь, начинаю звать мужа, словно он на кухне или здесь, в кабинете.
Женщина вновь заплакала. Костя подошел к ней, положил на плечо руку.
— Мужа не вернете. И не надо нагонять себе давление. Вот будет жить с вами Анна — вы совсем иначе себя почувствуете. Для начала познакомлю вас.
Позвонил Анюте:
— Приезжай по адресу… Да, сейчас.
И снова сидели, говорили. Хозяйка назвала себя:
— Светлана Сергеевна Конычева.
Костя тоже представился.
— Можно мне подождать Анюту?
— Да, конечно. Я сейчас приготовлю чай. — Светлана Сергеевна пошла на кухню, и Костя — за ней. Женщина поставила на огонь чайник, но потом смущенно стала оправдываться: — Ах, беда! К чаю ничего нет. Сахар есть, но чего другого…