Шалун в ее постели
Шрифт:
— Я не играю, а раскладываю пасьянс, — ответил Джаррет.
— Дорогая, ты же знаешь нашего Джаррета, — вмещался их брат Гейб. — Ему нет покоя без карточной колоды в руках.
— Лучше сказать, ему нет покоя, если он не выигрывает, — заметила Минерва, другая сестра.
— Значит, в данный момент ему точно нет покоя, — подытожил Гейб. — В последнее время он постоянно проигрывает.
Джаррет невольно поморщился. В последнее время он действительно проигрывал, и это стало серьезной проблемой, ибо только выигрыши позволяли ему жить на широкую ногу. Гейб же
— Нельзя все время выигрывать, если не жульничаешь, — заметила Минерва.
— Я никогда не жульничаю! — решительно заявил Джаррет, и это была чистейшая правда — просто он обладал почти сверхъестественной способностью отслеживать путь каждой карты.
— Не жульничаешь? — переспросил Гейб с язвительной усмешкой. — Наверное, этого не происходит только в тех случаях, когда ты проигрываешь.
— Хватит препираться! — воскликнула Селия, и ее карие глаза наполнились слезами. Она бросила взгляд на дверь и тихо добавила: — Как вы можете ссориться, когда бабуля, возможно, умирает?
— Бабуля вовсе не умирает, — возразила Минерва, известная своей практичностью. Она была на четыре года младше Джаррета и не обладала склонностью к драматизму — разве что в готических романах, которые писала. К тому же Минерва, знавшая бабушку гораздо лучше, чем их младшая сестра Селия, была абсолютно уверена: бабуля просто не могла умереть, а ее «болезнь» являлась очередной уловкой, к которой она прибегла, чтобы заставить их ходить по струнке.
Бабуля уже объявила им ультиматум: все они должны были вступить в брак, — мол, иначе лишит наследства. Конечно, Джаррет мог бы наплевать на эту ее угрозу, но он не имел права лишать своих братьев и сестер средств к существованию.
Оливер сначала пытался спорить с бабушкой, а потом вдруг удивил всех, позволив одной американке сковать его по рукам и ногам. Но бабулю это не удовлетворило, она желала урвать по куску мяса от каждого, и до истечения срока ее ультиматума оставалось менее десяти месяцев.
Именно попытки бабушки женить его на первой же женщине, не испугавшейся репутаций семейства Шарп, и стали для Джаррета в последнее время помехой в карточной игре. Он безрассудно стремился выиграть предельно крупную сумму — чтобы обеспечить своим братьям и сестрам безбедное существование и чтобы они могли послать бабулю ко всем чертям вместе с ее проклятым наследством.
Но безрассудство за карточным столом вело к катастрофе. Для успеха ему требовалась холодная голова, а безрассудство неизменно толкало на необдуманный риск, и в результате он раз за разом проигрывал, причем в последнее время такое случалось все чаще.
Но на что же рассчитывала бабуля, заставляя их вступить в брак? Ведь этим своим требованием она могла лишь породить такие же несчастные семьи, какой была семья их родителей…
Однако Оливер не был несчастным.
Что ж, Оливеру действительно повезло. Он нашел женщину, прекрасно мирившуюся с его сумасбродством и дурной репутацией. Но шансы на то, что подобное могло случиться и с другими членами их семейства, были очень малы, скорее даже ничтожны. Ее величество Фортуна в жизни была не менее капризна, чем в картах.
Джаррет нахмурился и, поднявшись из-за стола, начал прохаживаться по комнате. В отличие от кабинета в Холстед-Холле бабушкин кабинет был довольно просторным и светлым, к тому же он был обставлен по последней моде, а на столе розового дерева красовалась модель пивоварни Пламтри.
О, черт бы побрал эту проклятую пивоварню! Бабуля управляла ею так долго, что теперь считала возможным распоряжаться и их жизнями. Она всегда и во всем держала бразды правления в собственных руках. Но достаточно было лишь взглянуть на солидную кипу бумаг, громоздившуюся у нее на столе, и сразу становилось ясно: теперь, в семьдесят один год, управление пивоварней сделалось для нее тяжкой обузой. Но все же упрямая женщина отказывалась нанимать управляющего, как бы Оливер ни настаивал.
— Джаррет, ты написал письмо Оливеру? — поинтересовалась Минерва.
— Да, написал, пока ты ходила в аптеку. Слуга уже отнес его на почту.
Хотя Оливер с молодой женой уже отбыл в Америку, где ему предстояло познакомиться с ее родственниками, Джаррет и Минерва хотели, чтобы он знал о болезни бабули, на случай если недуг, все же окажется серьезным.
— Надеюсь, они с Марией хорошо проводят время в Массачусетсе, — сказала Минерва. — В тот день, в библиотеке, мне показалось, что он очень подавлен.
— Ты бы чувствовала себя так же, если бы считала, что стала причиной смерти своих родителей, — заметил Гейб.
Оливер тогда удивил их, признавшись, что в день трагедии они с матушкой повздорили, в результате чего она в ярости отправилась на розыски отца.
— Думаешь, Оливер прав? — спросила Селия. — Думаешь, он и впрямь виноват в том, что мама выстрелила в отца?
Селии было всего четыре года, когда все это случилось, и она почти ничего не помнила о том времени. В отличие от Джаррета.
— Нет, я так не думаю. — Он покачал головой.
— Почему же не думаешь? — спросила Минерва. — Может, ты запомнил… что-то особенное?
Джаррет медлил с ответом. И действительно, что он мог им сказать? Конечно, он кое-что помнил, однако…
Нет, он не должен был высказывать беспочвенные обвинения, кого бы они ни касались.
— Так что же ты молчишь? — допытывалась Минерва.
— Например, я очень хорошо помню, как отец на пикнике пробормотал: «Черт побери, куда она направляется?» Взглянув на поле, я увидел мать верхом на лошади, и она скакала в сторону охотничьего домика. С тех пор это воспоминание не давало мне покоя.
— Но если бы мать отправилась на поиски отца, как думал Оливер, то она нашла бы его на пикнике, — заметил Гейб. — Для этого не нужно было никуда ехать.
— Да, конечно, — согласился Джаррет.
— И это значит, что бабулина версия произошедшего верна, — подхватила Минерва. — Мать поскакала в охотничий домик, потому что была расстроена и хотела побыть одна. Там она уснула, а потом… Появление отца ее испугало, она спросонок, не разобравшись, выстрелила в него.