Шаман-гора
Шрифт:
Егорша виновато хлопал глазами и шмыгал носом. Солдаты, пересмеиваясь, умывались и готовили завтрак.
В ограниченном общением мужском коллективе всегда найдётся кто-то на роль клоуна и всеобщего посмешища. Такими уж нас создал Господь Бог. Мы всегда должны самоутверждаться за счёт других.
После завтрака Батурин построил наше маленькое формирование и объявил: — Мне приказано на время постройки плотов и во время сплава распределить вас меж казенных крестьян. Для оказания им всевозможной помочи. Таких рек они
Потом унтер-офицер самолично развёл нас по закреплённым командам. Меня приставили к группе переселенцев из Тамбовской губернии.
— Господин унтер-офицер, — наконец-то я решил обратиться к суровому унтеру.
— Чего тебе, Манычев?
— А я ведь тоже в сплавы не ходил.
— Как это? — не понял он меня. — А где же ты служил?
Я решил блефовать.
— Дак в Иркутске. А туда попал по рекрутской повинности из России. Так что не извольте гневаться, а большим сплавом ходить не довелось.
— А вообще, по рекам-то хоть плавал? — степень крайней досады не позволила ему даже загнуть матом.
— О, это сколько угодно, господин унтер-офицер. На малых судах могу ходить. Доводилось и в штормах побывать.
— Ладно, солдат, приказа я нарушить не могу. Раз с судами малыми дело имел, то и с плотом управишься. А пока присматривайся да на ус мотай, как другие делают. — Раздосадованно сплюнув на песок, он пошёл прочь.
Я подошёл к своим новым попутчикам. За время, прошедшее после вчерашнего вечера, люди коренным образом переменились.
Женские лица были свежи и привлекательны. Мужики сидели с аккуратно подстриженными бородами. Дети с весёлым визгом носились между шалашами.
А самое главное, над ними не витал тошнотворный запах немытых тел. Баня сделала своё дело. Даже жесты и движения людей стали совершенно иными: в них уже не было той тоски и обречённости, как при первой встрече.
— Проходи, служивый, гостем будешь, — широким жестом невысокий, но крепкий мужик пригласил меня к костру.
— Благодарствую, православные, — ляпнул я, вновь вспомнив какой-то очередной исторический фильм.
В глазах мужика промелькнуло удивление. Я понял, что сморозил глупость. Наверное, так разговаривали какие-нибудь монахи или староверы. А катись оно всё к чёрту. Надоело. Больше не буду ни под кого подстраиваться.
Я решительно прошёл к костру и уселся на свободное место.
Мужики выжидающе молчали. Оглядев направленные ко мне лица, я произнёс: — Здорово, мужики.
— И тебе не кашлять, — ответил мне чей-то задорный голос.
Я посмотрел на хозяина голоса. Это был молодой статный казак, может быть немногим постарше меня. А что казак, то было видно по шароварам с лампасами да по папахе с кокардою. На боку у него висела шашка, а рядом, прислонённой к пеньку, стояла винтовка.
— Как тебя маманя с батей кликали, паря? — спросил он меня.
Я понял, что пора представиться. Возможно, что с этими людьми мне придётся съесть не один пуд соли.
— Михаил Манычев. Следую в распоряжение командования третьего Восточно-Сибирского батальона, — ответил я официально.
— Степан Кольцо. Казак второго полка Забайкальского казачьего войска, — передразнивая меня, представился весёлый казак. — Сопровождаю казённых крестьян к месту их нового проживания.
— Ну и шутолом ты, Степан, — слегка пожурил казака тот самый мужик, который пригласил меня к костру. — Ты, служивый, не тушуйся, это он так шутит.
Но было видно, что к казаку он относится с уважением.
— Пошто шутолом, дядька Кузьма? Я зараз и вас отрекомендую, — усмехнулся казак. — А это, господин линеец, казённые крестьяне Тамбовской губернии. Вот дядька Кузьма, вот дядька Филипп, вот дядька Ефим, а там ещё дядька Василий. А дядька Роман до лесу подался. Не можется ему чего-то.
Поочерёдно называл он мужиков уже в солидном возрасте, как я понял — хозяев семейств. Молодёжь представлять, похоже, было не принято. Не доросли.
Тут, обращаясь к своим школьным познаниям по истории страны, я стал вспоминать, что же это такое, казённые крестьяне? Крепостное право отменят только в следующем году. Значит, обживать неосвоенные территории гнали крестьян государственных, которые принадлежали казне. Поэтому и казённые. Интересно, а согласие у них спрашивали? Скорее всего, нет.
— А скажи-ка, дядька Кузьма, — обратился я к мужику, — своей волей на новые земли едете или принудили?
— Пошто ж принудили? Жребий тянули. Кому выпала повинность, тот и наладился в дальние земли. Эвона Ефим, так сам напросился. А другие заместо своих богатеев едут, — охотно пояснил мне мужик.
— Это как — вместо богатеев? — не понял я.
— Ну, ты, Михайло, словно только на свет народился, — расхохотался Степан, — чего проще. Мужик, что побогаче, платит деньги беспортошному, а тот вместо него берёт на себя жребий.
— Ну, а окромя этого, наши семьи на десять лет ослобождаются от рекрутской повинности и от подушной подати. Дают по сто десятин земли. Ну и переселяемся мы за счёт казны. Опять же коровёнка, лошадь, — добавил Ефим.
— Были бы руки, авось не пропадём, — раздались нестройные голоса.
Что не пропадут, я знал не понаслышке. Видел потомков этих переселенцев. Может, кто-то даже и по фамилиям знаком. Но не всё сразу. Дорога дальняя, успеем ещё друг другу надоесть, а не только познакомиться.
— Ладно, мужики, хватит лясы точить. Опосля договорите.
Пора за работу приниматься, — сочно потягиваясь, проговорил казак.
Крестьяне без лишней суеты и нервотрёпки вооружились топорами, пилами, молотками. А Степан направился к начальникам, узнать какую работу необходимо выполнить в первую очередь.