Шаман-гора
Шрифт:
— Эхма, — с тоскою протянула одна из женщин, — везёт же некоторым. А нам ишто маяться да маяться.
— Не печалуйся, тётка Василина, — тряхнул чубом Степан. — Давече обсказывал наш есаул, что недолго некоторым маяться осталось.
— Эвто как же? — все присутствующие недоверчиво устремили свои взгляды на казака.
— А очень просто, — Степан хитро посмотрел на Катерину и закашлялся.
Женщины терпеливо ждали продолжения степанова рассказа.
— Чтой-то в горле першит, — просипел тот. — Никак слова на волю проскакивать
Догадливые переселенки засуетились вокруг внезапно осипшего казака.
— Оно и верно, Степан Северьянович. Сухая ложка горло дерёт. Мужикам-то мы харчи с собой сгоношили. И нам на ночь грядущую не грех чайком побаловаться, — будущая тёща Степана на правах родственницы взяла бразды правления в свои руки.
У костра возникла суетливая толчея, и уже через несколько минут раздался голос: — Сидайте до стола, господа солдаты. Откушайте чайку и, могёт, ишто чего покрепше.
Упрашивать Степана дважды не было никакой необходимости.
Стараясь не встречаться глазами с Катериной, он произнёс:
— Ну, ты что, Михайло? Не стой столбом. Негоже хозяек обижать. Тем более что есть повод. Эко ты меня так лихо просватал!
— У тебя повод завсегда найдётся, — недовольно вымолвила Катерина. — Кто бы сумлевался…
Но применять к своему суженому более экстремальные меры воздействия не стала. Слишком праздничным было настроение после предложения Степана.
— Ну, так как же насчёт того вопросу? — робко полюбопытствовала Аглая, после того как мы со Степаном «усугубили чего покрепше».
— Был я давече у нашего есаула. Состоит он, значит, при барже с провиантом, — начал Степан, — и вот обсказал нам есаул, кого куда будут расселять. Завтра, у нанайского стойбища Милк, высадят последних пермяков — солёны уши. Далее сплавом пойдут только лишь ваши, тамбовские. Первое поселение будет основано у устья реки Горин.
— А сколько до той реки нам ишто плыть? — раздались повеселевшие голоса.
— Ежели погода будет благоприятствовать, то не более трёх дён, — уверенно ответил Степан. — Тут расстояние-то всего ничего. Вёрст семьдесят с гаком. А далее, через двадцать вёрст ниже по Амуру, у стойбища Хульсань высадят ещё несколько семей.
Там, кстати, стоит военный пост. Караульная команда стережёт амбары с продовольствием.
Хульсань? Что-то очень знакомое. Так это же и есть современное село Нижнетамбовское — дошло до меня. Стойбища Хульсань там уже, конечно, давно нет, но зато осталась речка Хальзан.
А если учесть неистребимую привычку русского человека переиначивать все названия на свой лад, то всё сходится.
Неужто осталось проплыть меньше недели, и я увижу знакомые амурские берега и скалы Шаман-горы? Так долго длится моя водная эпопея, что уже и не верится.
— А чьё эвто продовольствие? — полюбопытствовала тётка Праскева.
— Казённое. Его заранее завозят для того, чтобы на обратном пути сплавщики голодную смерть не приняли. Как эвто случилось с третьим Сибирским батальоном линейцев.
— Аглая, не перебивай господина казака. Нехай дальше говорит, — раздались нетерпеливые голоса.
— Ну а далее, вёрст за пятьдесят от Хульсана, высадят ещё несколько семей. Но хужее всех придётся тем, кто пойдёт далее.
— Как далее? Да куды ужо дальше? — раздались беспокойные голоса. — И без того почитай на самый край земли завезли.
— Да, бабоньки, далее, — развёл руками Степан. — Почитай до самого Николаевского поста. Двадцать шесть семей, более ста душ будут обустраивать два селения. Могу сказать даже, как называются те селения.
Но удручённые новостями женщины даже не поинтересовались, как будут называться те селения. Степан был явно разочарован таким невниманием.
— Ну и как? — спросил я его.
— Када и Койма, — удручённо ответил тот. — И будут они находиться ещё ниже по течению Амура, чем Софийск и Мариинск.
— Ну, ты, Стёпа, даёшь. Ты думаешь, что ты их обрадовал? — кивнул я в сторону поникших женщин.
— Дак они слухать не хотят. Я-то ведь не всё сказал, — обиделся Степан.
— Ну и какой булыжник ты за пазухой утаил на этот раз? — поинтересовался я.
Услышав наш диалог, женщины повернули к нам огорчённые лица.
— Никакой не булыжник, — засопел казак. — Господа охвицеры уже жребий утвердили кому где селиться. Вам всем, окромя семей братьев Шишкиных, в устье реки Горин. А Шишкиным — у стойбища Хульсань.
Последние слова казака повисли в полнейшей тишине. Женщины, раскрыв рты, недоверчиво смотрели на Степана.
— Дак чего ж ты изгалялся над нами, ирод, — пришла в себя первой Катерина. — Надо было попервоначалу об эвтом сказать.
А ты Када, Койма, — передразнила она казака.
Остальные женщины взволнованно заохали и стали утирать радостные слёзы. Степан, словно не понимая, какой груз снял с их плеч, равномерно двигал челюстями, пережёвывая остатки пищи. Затем, словно очнувшись, проговорил: — Дак в тех двух низовых селениях для переселенцев избы ставят солдаты. По причине того, что прибудет туда сплав уже к холодам.
— Да пошёл ты к лешему со своими избами и со своими низовыми селениями, — вспылила новоиспечённая невеста. — Заладил, как сорока, одно и то же. Када, Койма… На кой ляд они нам сдались!?
Степан обидчиво замолчал.
— А избы, Степан Северьянович, наши мужики сами сладят.
Такие, какие нам по ндраву придутся, — примирительно произнесла Аглая.
Затем она перекрестилась и добавила: — Лишь бы ужо до места добраться. А тамотка, даст Бог, не пропадём.
Степан, всё ещё продолжая дуться, отодвинулся от костра под защиту сумерек. Я уже давно облюбовал себе это место и теперь сидел себе тихонечко и наблюдал за окружающими. Вернее, мой взгляд постоянно натыкался на одну из присутствующих. Нетрудно догадаться — на кого.