Шаман-гора
Шрифт:
Луиза сидела освещённая пламенем костра и отрешённо смотрела в огонь. Она, так же как и я, понимала, что слова Степана означают скорое расставание. Женщины, не обращая на нас внимания, оживлённо обсуждали свалившиеся на них новости.
— Послушай, Мишь, а чего они так взбеленились? — спросил Степан недоумённо. — Чем плохи Када и Койма? Тем более что приедут уже к готовым хатам.
— Дурак ты, Степан. Знаешь, сколько времени они уже в пути? Они ведь не цыгане. На черта им сдались твои хаты? Скажи им сейчас выгружаться, и они сию минуту начнут таскать
— Да-а дело, — удручённо промолвил Степан.
— Послушай, Степан, как ты понимаешь смысл жизни? В чём он заключается? — спросил я, не отрывая взгляда от раскрасневшегося от огня лица Луизы.
— Что-то ты, Мишаня, больно мудрённо говоришь. Вот вы все, которые из их благородиев, дюже пытаетесь всё запутать. Везде какую-то хитринку ищете.
— Не понял? — я недоумённо посмотрел на Степана.
— А что тут непонятного. Жизнь, она и есть жизнь. Живи, детишков плоди да Бога не гневи. Ну и об отечестве своём не забывай. Потому как в нём опосля тебя твоим детям и внукам жить, — ответил Степан не задумываясь.
Я несколько мгновений разглядывал своего друга. Вот так, спокойно и незатейливо человек, едва умеющий читать и писать, объяснил мне то, над чём каждый человек хоть раз в жизни серьёзно задумывался. А может быть, так оно и есть? Зачем эти изматывающие душу самокопания в поисках ускользающей истины?
Нет. Не всё так просто. Есть какая-то высшая цель в нашем существовании. Вот только какая? Нет и не будет на этот вопрос однозначного ответа.
Я стоял на посту предрассветную смену. Мужики уже давно откосились и с помощью женщин перетаскали траву на плоты.
Пермские тоже угомонились. Лишь молодёжь пока ещё не вернулась из ночного.
Погода стояла безветренная, и ярко светившиеся в небе звёзды укрыл плотный туман. Он поднялся и наполз на сплав со стороны Хумминского озера. Я прислушивался к прохладной тишине и предавался невесёлым раздумьям. Вдруг моё внимание привлекло уже знакомое похрюкивание. Медведь! Какого чёрта?!
Я подтянул к себе берданку и, поднявшись, осторожно направился в сторону странных звуков, но косолапый, учуяв моё приближение, убежал в прибрежную чащу. Я понял это по удаляющемуся в глубь леса треску кустов. Когда я вернулся к едва тлеющему костру, то увидел, что меня ждут. Кто бы мог это быть?
Но сердце уже тягуче заныло. Его не обманешь.
Я подхватил Луизу на руки и, покрывая её лицо поцелуями, понёс подальше от костра. Она покорно приникла к моей груди и доверчиво отвечала на ласки.
Когда мы уткнулись в прибрежную стену тальника, я опустил Луизу на поваленное дерево и встал перед ней на колени.
— За что нам всё это? — уткнулся я головой в её тёплые колени. — Каких-то четыре дня, и всё. Свидимся ли ещё?
— А ты, Мишенька, верь. Без веры никак нельзя, — сквозь слёзы шептала Луиза. — Ты ведь заберёшь меня на свой остров?
— Девочка ты моя наивная, — я осторожно прикоснулся кончиками пальцев к её щеке. — Куда же я без тебя? Что я там один буду делать? Ты будешь принцессой этого острова и королевой моего сердца.
— И мы будем править там справедливо и милосердно, — улыбнулась она сквозь слёзы.
— Это уж как получится, — я поднёс к губам её ладонь. — Но мы постараемся. Мы очень постараемся.
Время неумолимо отсчитывало оставшиеся до подъёма мгновения. Оно не подкупно. И как бы мы ни пытались его обмануть, всё равно одна минута складывается из шестидесяти секунд, а час — из шестидесяти минут. Так было и будет всегда. Вот только одного я не могу до сих пор понять, почему оно изменило своему правилу и открыло передо мной двери в глубины своего прошлого? Но в этот час на нашей стороне была сама природа.
Плотное покрывало из утреннего тумана надёжно укрыло нас от посторонних глаз. Мы прижимались друг к другу горячими телами и никак не могли насытиться этой близостью. Деревья щедро поили нас утренней росой, а разгорячённые тела радостно впитывали живительную влагу. Это было наше утро. И никакие силы не смогли бы его у нас отнять.
— Давай не будем думать, что у нас осталось всего четыре дня, а скажем, что судьба нам дарит ещё целых четыре дня, — прошептал я на ухо Луизе.
— Да, любимый, — едва слышно прозвучал ответ.
С берега Амура донеслось конское ржание и голоса возвращающейся из ночного молодёжи. Луиза тревожно встрепенулась и, окатив меня на прощание жаром своих запёкшихся губ, подхватила своё платье и скрылась в тумане.
Наступило утро нового дня. Продолжить свой путь мы смогли лишь к девяти часам утра. Не давал туман. Теперь каждая задержка в пути была нам с Луизой на руку. К отпущенному лимиту природа прибавляла неучтённые часы. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, неправда. Нам тогда так не казалось.
Едва минул полдень, как показались знакомые очертания береговой линии там, где сейчас стоит город Комсомольск-на-Амуре.
Без привычной громады железнодорожного моста через Амур и чадящих труб городских предприятий и ТЭЦ берег выглядел унылым и скучным. А без красавца речного вокзала и вовсе казался сиротой. Ставшая привычной для комсомольчан коса, которая выползла из-под водной глади прямо напротив городского пляжа, во времена, о которых я повествую, отсутствовала вовсе. В береговой зелени, медленно проплывавшей мимо плотов, я тщетно пытался разглядеть чумы нанайского стойбища Мылки.
Но ни чумы, ни какие-либо другие признаки жизни разглядеть было невозможно.
К моему великому сожалению, весь караван останавливаться в районе будущего села Пермское не стал. Начальство торопилось до наступления холодов высадить на берег последних поселенцев. А тем, в свою очередь, надо было успеть к зимним морозам, срубить какое-никакое жильё. В общем, все торопились. И такое, в будущем знаменательное, событие прошло обыденно и неинтересно. В полной тишине часть плотов отвалила от общего сплава и направилась к берегу. Остающиеся с завистью провожали глазами удаляющиеся плоты. А крестьяне, определённые на поселение в районе устья реки Горин, облегчённо вздохнули.