Шаманы, целители, знахари. Древнейшие учения, дарованные самой жизнью
Шрифт:
Может внезапно произойти так, что обнаруживается чей-то тайный грех, который должен был быть сокрыт, тогда заклинатель высказывает облегчение и кричит: «Вот оно! Вот оно! Вот оно!» Часто совсем юные девушки оказываются повинными в том, что несчастье постигло их местность. Если же женщины молоды и готовы к покаянию, то это всегда верный знак того, что это хорошие женщины. Как только они рассказывают о своей вине, то получают также прощение владычицы морских животных. Всех наполняет радость в связи с тем, что несчастье удалось отвести, и все твердо верят, что вода будет кишмя кишеть животными [152] .
152
1946,39
Чтобы представить себе напряженную атмосферу, сопровождающую церемонию заклинания духов, мы должны воспроизвести настроение публики. Здесь нет безучастных зрителей, играет каждый. Своими песнопениями, вопросами к духам, своими ожиданиями и надеждами на то, что их умершие родственники, как духи, будут стоять рядом с ними, они возводят шаманов в ранг посредников между разными мирами. Возгласы собравшихся разжигают его, вводят в транс. Взвинченность, напряженное ожидание всех присутствующих,
153
которое переходит из отдельно звучащих звуков и голосов животных в адское скопление таинственных звучаний, а ответы духов часто создают у участников приподнятое настроение
154
если кто-то нуждается в объяснении этого понятия
Фон из песнопений сопровождает экстатическое совместное действо. Песни присутствующих не являются изысканными стихами, они приходят изнутри, дают выход силам человеческой психики, выражают клич древнего мирового единства. Это экстатическое совместное переживание способствует возникновению состояния транса у шамана, а направленность ощущений всех участников на общую цель производит нечто, охарактеризованное современной психологией как «переживание движения», как совместное качание в ритме коллективной психики. Сеансы и ночные заклинания охотно посещаются как обещающие совместный праздник с предшествующими ритуалами очищения и завершающими их пиршествами, это праздники соприкосновения с потусторонним, на которых на некоторое время отходят от привычного, получают доступ к некому совершенному миру и тем самым очищают себя глубоко и духовно.
Под этим углом зрения нам следует по-новому отнестись ко всем социальным событиям, праздникам, танцам и т. п. устремлениям общественного сознания к единению и совместному пребыванию. Праздник дает возможность для соединения в общем порыве, в гармонии с той насыщенностью ощущений, которая совершенно утрачена одномерной повседневностью. Праздник дает выход мощному потоку чувств, подогреваемому танцем, ритмом, общим воодушевлением, в особых случаях психоактивными наркотиками и устремлением к наивысшему пределу своего выражения. Часто в юные годы этот поиск оргиастических ощущений становится жизненной целью, а иногда поддерживается даже мировоззренческими установками. В западных культурах само возбуждение с помощью алкоголя является попыткой преодолеть навязываемое нашими механистическими установками поведение, последним порывом отвоевать вновь экстатические мистические ценности жизни и вернуть в пределы человеческого бытия. Хотя столь распространенное наслаждение алкоголем уводит в совершенно противоположное направление, оно, воплощая экстаз маленького человека, выражает тоску по высшему эмоциональному переживанию, сравнимому с охарактеризованным нами измененным состоянием сознания, которое по своей глубинной сути является состоянием вне времени и характеризуется слиянием с окружающим миром.
Во время наших весьма сдержанных праздников, музыкальных, танцевальных и певческих представлений остаются не реализованными готовность к трансу и надежды на экстатические созвучия со всем бытием.
Состояние удовлетворения, возникающее в результате участия в описанном сеансе, бывает, по замечанию этнографа Широкогорова [155] , несравнимо сильнее тех, что сопровождают конвенциональное театрализованное представление западного мира. Участники сами способствуют удачному исходу заклинания духов и сами проникают в предтрансовое состояние шамана.
155
1935, 330
По утверждению многих западных зрителей, очень трудно отключиться от электризующего и заражающего приподнятого общего настроя и сохранить позицию интеллектуального практицизма. Присутствующие могут «соскользнуть» в одно из пограничных с массовым экстазом состояний — иное название которому, по-видимому, истерия, причем умаляющий привкус отношения к нему не допускает признания, что мы имеем здесь дело с механизмом коллективного целения, который так естественно используется родовыми обществами для самоочищения от обедняющих, сковывающих и ослепляющих условий существования, чтобы вновь стать открытым многообразию жизни, многообразию духовных форм воздействия и гармоническому ощущению единения, освобождающему от эгоцентристских импульсов. Сеанс высвобождает людей из плена возникающей в будничной жизни скованности и зажатости, помогает увидеть и понять земные барьеры, то сцепление отношений, в которые заключен человек. Духовное познание и высвобождение из плена эгоцентристских ощущений являются основой любого целения, они приводят нас к святому преображению жизни, и именно в этом заключается истинный смысл сеанса.
Я полагаю, что человек обладает врожденными импульсами, позволяющими ему освободиться от старых трафаретов поведения и мышления, чтобы так исцелиться. Не только отдельные люди, но и целые освободительные и религиозные движения, Cargo-Kult, возглавляемые харизматическими лидерами, искали счастья в мире гармоничных ощущений. Экстаз, транс, чувство святости, следует признать, являются исходными состояниями на пути к истинному здоровью и гармонии. Древние культуры признали это и поместили в центр своего святого или исцеляющего универсума.
Шаман должен не только достичь измененного состояния сознания, особое значение имеет его драматический талант. Если в его «представлении» отсутствует драматический элемент, если он недостаточно жизнен в изображении или пантомимически неловок, то ему не удается увлечь свою публику, и сеанс не находит отклика у присутствующих. Шаманский сеанс — это действо, сравнимое с нашими киносеансами и театральными представлениями. Во время сеанса смыкается круг, в котором оказываются земной и сверхъестественный миры. Сеанс не обязательно должен включать транс шамана и показывать установление связи с другими мирами. Он может быть просто мимически представленным путешествием в потусторонний мир. Именно таким описывается путешествие сибирского шамана к Эрлику, владыке подземного мира. Шаман сначала рассказывает, как он двигается по дороге, лежащей к югу, по приграничному с Китаем району, затем пересекающей границу, как на него действует тамошний ландшафт. Наконец, он попадает к Тенир Сайка, железной горе, вершина которой касается неба. Он изображает тяжелое восхождение, встречающиеся опасности, показывает на останки погибших шаманов на краю дороги и тяжело дышит, мимикой изображая восхождение. На своей лошади он скачет в пасть земли, в подземный мир. Там он приходит к озеру, над которым натянут тонкий волос. Этот опасный мост надо преодолеть. Он показывает воображаемые действия по обретению равновесия и указывает на сорвавшихся шаманов, чьи кости мерцают на дне озера, — этот смертельно опасный путь может преодолеть лишь чистая душа. Как только мост оказывается позади, он встречается с душами грешников, которые должны нести наказание соответственно своим деяниям. Наконец, он поднимается в жилище Эрлика, где должен преодолеть последнее препятствие — умилостивить подарками охранника Эрлика, Юртэ. Он встает перед троном Эрлика, кланяется и объясняет причину своего прихода. Кан же отвечает ему: «Имеющие крылья сюда не прилетают, имеющие кости сюда не приходят. Ты, черный, мерзко пахнущий жук, чего ты хочешь?» Его отпускают, и только с третьего захода он завоевывает доверие Эрлика и одаривает его вином, шкурами и одеждой. За это Эрлик Кан советует ему увеличить его стада оленей и сообщает, которая из кобыл принесет жеребенка. Назад шаман летит не на коне, а на гусе, крикам которого он учится подражать. Он трижды бьет по барабану, трет себе глаза и притворяется проснувшимся [156] .
156
Михайловский, 1895, 72
Пережитые самими шаманами или пересказанные, мотивы путешествия в «пасть земли» оказываются похожими. Краеугольными камнями шаманского универсума являются вера в оживляющую человека, витальную тонкую духовную структуру, душу, а также вера в выживание тела благодаря душе, которая отделяется после смерти от тела, попадает в царство мертвых и продолжает там свою жизнь в качестве духа. Без глубокого понимания способа существования души, мир шаманов может показаться причудливым и чужеродным. Современные исследования предсмертных состояний указывают на ещё не изученную и позволяющую лишь обходным путем заглянуть в себя сущность, которая составляет материальную основу тела. И магический полет шаманов, над которым сегодня столь много, но со столь неверными предположениями рассуждают, мы должны рассматривать после эмпирических исследований внетелесных состояний как акт выхода из тела некой духовной сущности или сущности, порожденной сознанием. То, в качестве чего шаман движется дальше, является, по-видимому, энергетическим телом, которое подчиняется иным законам, чем те, что принадлежат трехмерной геометрии и каузальности. Для нас же не играет роли, какую теорию в данном случае стоит предпочесть. Факт остается фактом: вне темы о душе и потустороннем мире шаманское мировоззрение оказывается незавершенным, просто немыслимым. На некоторых примерах мы продемонстрируем эту позицию.
Духовная женщина Японии, «дитя бога», Кихийозе, «женщина, устами которой говорит божество или дух», подзывает души умерших из потустороннего мира. В этом случае говорят о Синикухи, «устах умерших». У душ умерших выспрашивают о предстоящем счастье или несчастье и молят их о раскрытии секретов целения. Души умерших родственников, супругов иди друзей называют целительные снадобья или оказывают, если нужно, местонахождение потерянных предметов. Обычно они описывают свои путешествия издалека назад в родную деревню, осведомляются о жизни оставшихся родственников, благодарят за принесенные жертвоприношения и молитвы и сообщают о будущем. Умершие выражают свои мысли устами медиума и узнаются по голосам, которые напоминают их прошлые земные голоса, что используется родственниками покойных в качестве идентифицирующего признака. Выспрашивания умерших проводятся во время поминок, при этом осуществляется ритуал «открытия умершим дороги». В Северной Японии выспрашивания мертвых проводятся весной и осенью во время равноденствия, поскольку они повсеместно являются общепринятыми празднествами морских легенд. В Амами-Ошима на цепи островов Риукию [157] подготавливают у захоронения Татаwase, «встречу с душой». В отдельных областях Японии [158] ежегодно встречаются окрестные шаманы на праздник Бон, буддистское празднество всех душ, или в день Jizo, бога подземного мира, для вызова душ умерших [159] . Задачей шамана является не только предоставление душе умершего своих уст для высказываний, но он должен быть способен покидать свое тело и лететь в сторону царства мертвых.
157
Ryukyu
158
Aizu, Кawanuma-Distrikt
159
Eder, 1958