Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
— Не хотят ли джентльмены сыграть в плот? — с очаровательной невинностью спросила она.
В ответ раздался хор одобрительных выкриков. Через несколько секунд бандиты уже скандировали:
— Плот! Плот! Плот!
Инь Бао присела, и ее обнаженная ножка исчезла под юбками. С улыбкой скромницы, она сунула руки под юбки и через несколько мгновений достала оттуда вторую туфельку. Держа ее за шелковые ленты, она принялась крутить туфельку над головой. Затем выпрямилась и поставила туфельку в большую стеклянную чашу, стоявшую рядом. По ее губам скользнула улыбка соблазнительницы.
— Значит, вы хотите поиграть в плот, верно? — вновь спросила она.
Мужчины не могли отвести глаз от ее босых ног. Инь Бао позволила им поглазеть несколько секунд, потом снова присела, скрыв предмет их вожделений под юбками. Та быстрота и легкость, с которой она перешла от образа смущенной девственницы, удивленной самим фактом того, что у нее есть «золотые лотосы», к образу опытной куртизанки, открыто бросающей мужчинам вызов, демонстрируя им свои чувственные ноги, была одной из причин той славы, которую она снискала себе в мире ночных бабочек Шанхая. Остальной частью своей славы младшая дочь Цзян была обязана удивительному искусству больших пальцев ног, которые творили чудеса, когда два ее «золотых лотоса» обхватывали «нефритовое копье» мужчины.
— Итак, мы готовы начать игру? — невинным тоном спросила она, поднявшись и вновь открыв жадным взглядам сидевших за столом свои крохотные ножки. Заметив, что мужчины затаили дыхание, Инь Бао испытала удовольствие.
«Власть всегда доставляет удовольствие», — подумала она, двинувшись маленькими шажками вокруг стола и держа в вытянутых руках большую стеклянную чашу со второй туфелькой.
Мужчины наклонялись, чтобы рассмотреть ее ноги. Возле двух самых могущественных из них она остановилась и положила ногу им на колени. Мужчины стали нежно поглаживать ее, а на лице девушки появилось выражение блаженства, которого на самом деле она не испытывала. Мужчины пожирали глазами ее босые ноги, а затем бросали семена лотоса в туфельку, что находилась в чаше. Если семечко не попадало в туфельку, Инь Бао под восторженные вопли сидевших за столом назначала промахнувшемуся наказание. Оно заключалось в том, чтобы выпить от одного до пяти бокалов шампанского — таких же, как тот, что стоял в другой туфельке.
Мужчины с удовольствием выпивали «штрафные» бокалы, поскольку это давало им возможность погладить шелковую туфельку и вдохнуть аромат надушенной ножки, который та все еще хранила.
Для большинства мужчин в Шанхае куртизанки были единственными женщинами, в компании которых они чувствовали себя достаточно комфортно для того, чтобы шутить и играть в различные пикантные игры. Только в присутствии куртизанки забывалось традиционное разделение мужчин и женщин. Мужчина расслаблялся и полностью отдавался очарованию и, главное, власти женщины.
Победителем в игре в плот, которую так любили бандиты, неизменно становился Ту Юэсэнь, Хозяин Гор клана тонгов из «Праведной руки». Но Инь Бао бандита Ту не интересовала. Его больше влекла к себе другая женщина из этой семьи. Юную куртизанку он отдал одному из своих Красных Шестов. Тот широко ухмыльнулся и увел Инь Бао из столовой в отдельную комнату, где ее изуродованные, деформированные ноги — «золотые лотосы» — должны были вознести его на вершину блаженства.
Игра в плот закончилась, и тут же в дверь столовой постучали. Вошел Резчик и показал Ту изготовленную им резную скульптуру — нефритовую фигуру воина на вздыбленном коне. Под взлетевшим в воздух левым копытом коня находилась змея, которая, приготовившись к броску, подняла голову и открыла пасть, обнажив ядовитые зубы. Всадник склонился, собираясь разрубить гадину пополам и спасти тем самым себя и благородного скакуна.
— Восхитительно! — заявил Ту, повертев фигурку в руках. — И все это из цельного камня?
— Как вы и просили, — ответил Резчик.
— Великолепно!
— Я рад, что вам нравится, Ту Юэсэнь.
— Да, очень нравится.
Резчик сделал вдох, а потом проговорил, словно что-то само собой разумеющееся:
— Для фань куэй я делаю работы гораздо худшего качества. Они не способны отличить хорошее от плохого и поэтому покупают все подряд.
— А ты, очевидно, обдираешь их как липку?
— Я беру с них втрое больше, чем взял бы с черноволосого, — подтвердил Резчик и равнодушным тоном добавил:
— А с Врассунов — вчетверо.
— Ты знаком с Врассунами? — спросил Ту, поставив фигурку на стол.
— Знаком? — ответил Резчик, как было предусмотрено планом Троих Избранных: — Нет, я веду с ними дела. — Потом словно невзначай спросил: — Хотите, я представлю вас им?
Ту отпустил Резчика, сделав вид, будто оскорблен самой мыслью о том, чтобы познакомиться с Врассунами, но потом стал размышлять над тем, какие возможности может открыть перед ним такое знакомство. Находясь во главе опийного бизнеса, который вели тонги из «Праведной руки», он понял одну вещь: тонгам в этом спектакле была отведена крохотная роль статистов. У них не было достаточно продукта, чтобы составить хоть какую-нибудь конкуренцию торговцам фань куэй. То, что он рассматривал в качестве входного пункта в сверхприбыльную торговлю опием, оказалось лишь дегустацией богатства, причем весьма кратковременной. Главной проблемой являлись поставки опия. Чандра, пригодный для курения опий, поступал только из Индии, британской Индии, и это стало темой разговора, состоявшегося в спальне Цзян.
— Не будет поставок опия — не будет торговли, дорогой, — сказала она.
На следующий день Ту принял решение и приступил к осуществлению своего плана, а затем стал ждать донесений. Ждать ему пришлось дольше, чем он привык.
Только в конце месяца трое очкастых ученых, которых он нанял по совету Цзян, предстали перед ним в конторе склада, держа в руках кипы бумаг и свитков. Они только что закончили излагать результаты исследований, которые Ту очень не понравились.
По гофрированной жестяной крыше старого здания барабанил дождь, а Ту пытался не выпустить наружу клокотавшее в груди бешенство. Когда-то это здание было складом Хордунов, одним из тех, которыми много лет назад заведовал Чэнь — торговец Хонг, работавший с ними. В докладе ученых обосновывались и перечислялись причины, по которым не только Ту, но и вообще ни один китаец не мог стать частью великой шанхайской торговли опием. Главной из них являлись поставки. Точнее, отсутствие доступа к ним.
— Индия, говорите? — отодвинув бумаги в сторону, прорычал Ту.
За большим окном, смотревшим на Сучжоухэ, полыхнула молния.
Трое мужчин, стоявших перед бандитом Ту, одновременно закивали, словно марионетки, привязанные к одной нитке.
— Почему опий нельзя выращивать здесь, в дельте?
Голос Ту угрожающе нарастал, как ветер, швырявший в оконные стекла пригоршни крупных капель осеннего дождя. Старший из ученых вытащил из рукава свиток, исписанный буквами удивительной красоты, и положил его перед Ту. Бандит отшвырнул свиток в сторону и вскочил на ноги.
— Бумага, бумаги, одни только бумаги! Просто расскажите мне, что там написано!
— В принципе, опийный мак можно выращивать и здесь, но для создания инфраструктуры, необходимой для производства опия, потребуется несколько лет.
— Несколько лет?!
— На созревание растениям понадобится три года, — быстро затараторил ученый, от страха путаясь в мыслях. — Многие угодья, предназначенные в настоящее время для выращивания риса и сои, придется отдать под опийный мак. Это непременно вызовет недостаток продуктов питания и, следовательно, натолкнется на сопротивление властей города. Кроме того, опий необходимо высушивать, а наша влажная и жаркая погода этому не способствует.